Последний бокал сидра был допит, и мы с Матреной решили полюбоваться на иллюминацию на улице. Долго с ней одевались в коридоре, громко ржали, как две лошади.
— У меня еще медовуха есть, — сообщила мне Матрена, натянув на себя странный черный тулуп.
— Ты, где этот кошмар откопала? — спросила я, разглядывая бабушку.
— А во двор, по-твоему, я должна ходить в норковой шубе?
— А она у тебя есть?
— Есть, где-то висит.
Матрена остановилась, посмотрела на меня оценивающе и стала расстегивать тулуп.
— Не пойдем никуда? — с разочарованием спросила я.
— Пойдем, только отыщу шубейку норковую в недрах шкафа, — ответила она и скинула с себя тулуп.
Через пять минут она вышла из комнаты, чертыхаясь и вспоминая разных насекомых.
— Ты глянь, чего делается, — сунула мне в нос Матрена нечто коричневое и облезлое.
— Это что? - поинтересовалась я.
— Это моя норковая шуба! — она потрясла одеждой, да так, что от нее полетела пыль и какая-то труха в разные стороны.
Мы с ней громко чихнули.
— Сшита из кусочков. Модная была тридцать лет тому назад, все завидовали. Я мужика от братков спасла, а он меня этой шубой отблагодарил.
— И как же ты его спасла? — поинтересовалась я. — Порчу на них навела? Или непрекращающийся понос на весь организм?
— И где же ты раньше такая умная была? — спросила она меня. — Я же на него всякие заговоры навешала, чтобы его худой люд не трогал. А надо было проще сделать: понос на его врагов и все дела. Эх, все мы умные задним умом. Но шуба такая хорошая была, я ее так берегла и толком не носила, только на праздники и на выходы. Все думала, что не время и не место для такой хорошей шубы. И что? И вон чего с ней стряслось, — тяжело вздохнула Матрена.
— Ну давай ее похороним, — предложила я, — С почестями.
— Агнета, ты пьяная что ли уже? Давай я ее напялю напоследок, прогуляюсь в ней хоть по двору.
— Бабушка Матрена, твой тулуп и то лучше выглядит по сравнению с этим раритетом. Сейчас надышишься этой гадостью, а потом будешь чихать и кашлять.
— Нет, я ее все же надену, — сказала она, натягивая раритет.
Шуба предательски затрещала под натиском бабушки и лопнула в нескольких местах. Я не выдержала и громко рассмеялась.
— Чего ты ржешь, как кобыла? — сердито спросила меня Матрена.
— А что мне теперь, плакать? — с хохотом спросила я ее, — Ты бы себя видела.
— Ну тебя, — махнула она на меня рукой и рассмеялась.
— Бомжи на помойке и то лучше одеты, — сказала я, вытирая слезы от смеха.
— Отдам ее Коловерше, пусть порадуется ребенок, — сказала она, стаскивая лохмотья, когда-то бывшие шубой.
Матрена тяжело вздохнула и аккуратно сложила ее в угол.
— Эх, года идут, даже не идут, а летят. Вроде недавно всё это было, а уже тридцать лет прошло.
— Купи себе новую шубу, а через тридцать лет вытащи ее из шкафа и посмотри, что от нее осталось, — со смехом сказала я.
— Вот ты, Агнета, какая оптимистка, думаешь, я еще тридцать лет буду коптить это небо?
— А почему бы нет, — улыбнулась я. - Ради шубы можно и пожить.
— Сейчас мы с тобой на огонечки посмотрим, а потом будем заказывать бабушке новую шубу, — сказала Матрена, натягивая на себя свой тулуп. — Слушай, я же еще себе гирлянды купила на деревья. Айда их наматывать. Где-то они тут лежали.
Она стала искать их в коридоре.
— Ага, вот коробки, — нашла она.
— Кто полезет на дерево? — поинтересовалась я.
— Самая молодая, — хихикнула бабушка.
— Не-не, я на такое не подписывалась, — помотала я головой.
— Я тебе лестницу дам.
— Оставь ее себе.
— Вот ты вредина.
Мы вышли с ней на улицу и стали любоваться на светящийся забор.
— Сейчас я музыку в машине включу, и будем дальше украшать твою избушку, — сказала я.
Я врубила какое-то музыкальное радио на всю катушку.
— Агнетка, смотри, какого оленя я оторвала, — прокричала мне Матрена, вытаскивая с веранды каркас оленя. — Сейчас мы его воткнем в розетку, чтобы он сиял и блестел.
— Давай твою веранду украсим лучше, а не деревья, — предложила я.
— У меня гирлянды и для веранды есть. Открывай свои картинки, сейчас будем красоту наводить не хуже, чем у буржуев.
Из дома потихоньку выскользнул в шубе Коловерша.
— А ну стоять! — рявкнула Матрена.
Бесенок затормозил и замер на месте.
— Подь сюды, — позвала она его.
Он тяжело вздохнул и поплелся к ней, снимая по дороге шубу в проплешинах.
— Оставь ее себе, — махнула она рукой. — Повесь, пожалуйста, нам вот эту гирлянду на яблоню.
Матрена сунула ему в лапки коробку.
— А я тебя за это медовухи налью, — сказала она.
— А мне кто нальет? — спросила я. — Я же лучше собаки.
— Не заслужила еще, — она на меня строго посмотрела. — Давай, ищи мне красивых картинок. Сейчас мы будем делать красиво.
Я нашла несколько фотографий и сунула ей под нос.
— Вот смотри, чего тут и тут.
— Ой, сейчас мы всё это быстро организуем, — сказала она. — У нас этого добра, как грязи. Глянь на этого, — кивнула Матрена в сторону Коловерши.
Он намотал на шею гирлянду, каким-то образом подключил и парил около яблони, вешая ее на ветки. Коловерша еще что-то напевал себе под нос и размахивал длинными рукавами, перескакивая с одного места на другое.
— Ну не чудо? — умилилась бабушка.
— Еще какое чудо, — согласилась с ней я.
— Самое лучшее. Иногда посмотрю на него и сердце защемит, и думаю, ну как он без меня жить будет, — вздохнула она. — Вот, наверно, из-за него и живу так долго, хотя сколько он моих нервов потратил, не перечесть, километры.
— Он же отойдет кому-то из твоей родни? — спросила я.
— Да, скорее всего, так и есть, — кивнула она. — Вот только я ни с кем не общаюсь.
— Угу, вот им сюрприз будет, — хмыкнула я.
— Вот ему сюрприз будет. Мне-то на них плевать, а ему придется к новой хозяйке или хозяину привыкать.
— А передать кому-то другому его нельзя? Не из родни.
— А кому? У тебя свой бестиарий, еще поболее моего.
— Ну не знаю. Может, Катюшке? — пожала я плечами. — Так-то они вроде с ней ладят.
— Ага, ты помрешь, и будет она с твоим бестиарием разбираться, а тут еще это чудо на хвосте висеть будет.
— Тьфу на вас, нашли о чем говорить накануне Нового года, — замахала я на нее руками.
— Вот точно, что-то я не вовремя этот разговор завела, — улыбнулась Матрена.
— Ты по гостям в этот год не собираешься? — спросила я.
— Так-то собираюсь. Николашка меня к себе пригласил.
— Я имела в виду в гости к Шаманке съездить.
— Ой, нет, мне прошлого раза хватило, впечатлений на десять лет вперед, — хмыкнула она. Мы украсили с ней веранду, немного замерзли.
Коловерша все деревья завесил разными гирляндами, добавил от себя какие-то новогодние игрушки.
— Он тоже радуется наступающим праздникам, — сказала Матрена. — Мы особо с ним никогда ничего не украшали и не наряжали. Сядем перед телевизором, чекнемся с тем, кто речь толкает, поедим салата с курицей, выпьем по бокальчику и спать. Когда сюда переехала, то стали с Маргариткой праздновать, вдвоем веселей. Но обычно у нее толпы народа были, так что особо не до веселий.
— Ну да, — вздохнула я, вспоминая Дмитрия, который спал у меня в кухне.
— Надо доделать, — сказала Матрена, словно прочитала мои мысли. — По твоим рассказам мужик вроде неплохой, да и бабенка его вполне даже ничего, только дурная она немного. Но уже наказана за свою дурость.
— Да понимаю я всё, но хочется ведь побыстрей рассчитаться со всем этим. Новый год ведь скоро, и себя освободить, и людям спокойно отметить.
— Спешка нужна только при ловле мух.
— Блох, — поправила я ее.
— И их тоже. Идем, Агнетка, чай пить, а то что-то примерзла уже бабушка, хоть и в теплом тулупе я.
— Кто-то обещал медовухой угостить, — хмыкнула я.
— Тебе еще за руль садиться.
— А я пешком пойду, или Шелби попрошу, чтобы он меня до дома довез, или Саше позвоню.
— Ох ты какая хитрая, лишь бы бабушкину медовуху попробовать.
— Конечно, — кивнула я. — Кстати, зимними вечерами нужно варить глинтвейн.
— Это что еще за зверь такой? — спросила она, заходя в дом.
— Это не зверь, это красное вино со специями.
— Да кто же его варит, там же весь спирт испарится.
— А ты его не кипяти, — хмыкнула я.
— И что за извращенец пьет горячее вино? — Она на меня подозрительно посмотрела.
— Ну люди пьют, им нравится.
— Они бы еще водку с самогоном кипятили, — проворчала она. — Ух, руки-то подмерзли.
Она поставила на газ чайник и достала из шкафчика полторашку медовухи.
— Давай мы с тобой по стаканчику дерябнем перед чаем, — подмигнула мне Матрена, — А там, может, и до кипяченного вина доберемся.
— Ну да, ну да, — хихикнула я.
Потом мы с ней пили медовуху, затем пели песни, украшали откуда-то взявшуюся живую сосну, видать, помощники притащили. А потом за мной приехал Саша, и Матрена его пыталась напоить теплым кагором, из которого мы готовили с ней глинтвейн.
— Ох и забористая штука, — икнула Матрена.
— Я тебе говорила, что красный перец класть не надо, — ответила я ей. — А ты мне сыпь всё. Хорошо, что бульонный кубик ты не нашла.
Саша сгреб меня в охапку.
— Эх, Агнета, — покачал он головой.
— Пьющая женщина — горе в семье, — громко и пьяно рассмеялась я.
— Ну нельзя же было так нахрюкиваться.
— Это всё Матрена виновата, она хотела попробовать глинтвейн.
— Вали-вали на бабушку, — хихикнула она, — Я еще в нее медовуху вливала, никак не могла бутылку отобрать.
Расхохоталась Матрена.
— Неправда, я пустые бутылки не собираю.
Саша меня одел, взял под руку, попрощался с Матреной и повел к машине.
— Я за руль не сяду, — помотала я головой.
— А тебя за него и не посажу, — усмехнулся он, — Какая ты у меня смешная.
— Зато мы украсили Матренин дом и отдали шубу моли.
— Столько дел переделали.
— Да, — согласилась я с ним, — И самое главное — хорошо отдохнули.
— Замечательно, еще бы завтра голова после вашего отдыха не болела.
— Завтра и посмотрим.
Он завел машину и повез меня домой. Крокодильчика оставили около дома Матрены, который сиял ярче новогодней елки.
Автор Потапова Евгения