В конце концов я уговорила Марка Антония поехать со мной в Египет.
-Ты восстановишь силы, отдохнешь! Мы подготовим армию и ты сможешь осуществить все задуманное! - говорила я ему и он сдался.
Но, конечно, основным аргументом, сподвигнувшим его согласиться, было желание увидеть наконец наших детей. Он часто расспрашивал меня о них. Я с удовольствием рассказывала ему о близнецах, об их проделках, о том, как сильно они похожи на него. О младшем, слабеньком Птолемее Филадельфе, мне нечего было рассказать. Я оставила его едва родив и могла лишь надеяться, что здоровье ребенка достаточно восстановится, чтобы в будущем он стал стильным мужчиной. Филадельфу уже было девять месяцев, когда мы отплыли из Антиохии в Александрию. О, какое это было счастье! Я возвращалась в свою страну, к своим детям и мой любимый направлялся туда вместе со мной! Сбылась моя мечта, которая присуща любой женщине - я получала контроль, власть, пусть и не полную, над объектом своей любви. Антоний на моей земле принадлежал только мне и никому больше!
Нам устроили пышную встречу. В порт прибыл Птолемей Цезарион, отдал почести мне, как матери и со правительнице, и Марку Антонию, как почетному гостю. Мы направились во дворец. Я жаждала прижать к груди остальных своих детей, посмотреть какими они стали, особенно малыш Филадельф. Мне писали, что он растет и крепнет, но представить себе черты его личика я не могла.
Для Марка Антония приготовили огромные покои на мужской половине дворца, предназначенные для знатных гостей. Здесь когда-то жил Цезарь, но Марку Антонию ни к чему было знать такие подробности. Я самолично проводила его в отведенные комнаты и велела привести детей. Пока мы ждали их, я вглядывалась в напряженное лицо Марка Антония. Он явно пребывал в волнении, губы подрагивали, глаза лихорадочно блестели, ладони сжаты в кулаки.
Наконец окрылись двери и с криком: "Мама! Мамочка!" - ко мне бросились близнецы. Они подросли, вытянулись, но были все теме же, моими крошками, беззаботными и шумными, как и прежде. Я расцеловала их, потом взяла за руки и подвела к Марку Антонию.
-Александр, Клеопатра! - сказала я торжественно, - Поклонитесь вашему отцу!
Крошки уставились на незнакомца с удивлением и некоторым испугом. Я рассказывала им об отце, но до этой минуты он оставался для них существом мифическим, этаким полубогом, обитавшем на другом конце света. Они не знали, как вести себя, а потому притихли и молчали, крепче сжимая мои руки.
Марк Антоний присел перед ними на корточки, протянул руки, погладил детей по щечкам.
-Как я мечтал увидеть вас и обнять! - сказал он дрогнувшим голосом, - Александр, сын, иди ко мне!
Как завороженный, мальчик шагнул вперед и Антоний прижал его к себе.
-И ты иди, Клеопатра! - дочка последовала примеру брата.
Мое сердце разрывалось от счастья. Марк Антоний не отпускал детей, целовал и обнимал их, ерошил пальцами пушистые волосики, вдыхал из запах, пока не вошла рабыня с Филадельфом на руках. Я первая увидела его и бросилась к сыну. Пухлый мальчик, с большими, карими глазами и розовыми губками, захныкал, увидев меня и прижался к кормилице. Конечно, он совершенно не знал меня и был еще слишком мал, чтобы понять объяснения рабыни, что перед ним его мать. Меня захлестнуло острое чувство вины. Сзади подошел Марк Антоний и малыш зашелся уже откровенным ревом, показывал пальчиком на дверь, требуя чтобы кормилица увела его от чужих людей. На помощь пришли Клеопатра Селена и Александр. Они подбежали к брату и принялись наперебой говорить с ним:
-Это мама приехала, Филадельф! - говорила Селена.
-И она привезла нашего отца! - Александр захлебывался от восторга, ведь он так мечтал о встрече с отцом.
Глядя на них и слушая их речи, малыш немного успокоился. Скоро мы все вместе сидели на большой софе, Филадельфа я пристроила себе на колени, Клеопатра Селена прижалась к моему боку и, одновременно, поглаживала братика по ножке. Рядом сидел Марк Антоний, а рядом с ним робко, еще не привычно, примостился Александр, не сводивший с отца восхищенного взгляда. А сам Марк Антоний переводил взгляд с одного ребенка на другого и не скрываясь плакал от счастья. Нам не хотелось расставаться с детьми и я велела подавать ужин, и позвать Птолемея Цезариона, который проводив нас во дворец ушел к себе. Тогда, за столом, под шумное щебетание близнецов, засыпавших Марка Антония вопросами, я старалась втянуть в разговор и Цезариона, но он, с заметной завистью, слушал их разговоры и явно чувствовал себя чужим за этим столом. Я почувствовала обиду за старшего сына, которому не суждено было встретиться с собственным отцом, взяла его за руку и сказала:
-Ты сын великого Цезаря, помни об этом сынок! И ты царь Египта по праву рождения!
Антоний услышал мои слова, понял, почему я напомнила сыну об этом, заговорил:
-Великий Цезарь был моим учителем, наставником и другом! Я вижу, что его сын унаследовал не только черты его лица, но его нрав и ум!
Слова польстили Цезариону, он немного оттаял, улыбнулся и остаток ужина прошел в спокойной обстановке.
Ночью Антоний был особенно нежен, благодарил меня за детей, смеялся, вспоминая их наивные вопросы, сокрушался, что так много потерял не видя их. Эти слова разжигали в моем сердце огонь, и казалась, что отныне все наши беды позади.
Живя в Египте, Антоний продолжал готовиться к войне с Парфией, а я занималась внутренними делами своей страны и новых своих земель. Из Рима доходили вести, что жена Антония, Октавия, продолжает жить в его поместье в Афинах, но отношений с братом не порвала, как должна была бы сделать, чтобы вновь заслужить доверие мужа. Более того, Октавий даровал сестре титул "Священнейшая" и теперь она была одной из самых почитаемых женщин Рима наряду в весталками, что не оставляло Антонию выбора прощать жену или нет, а для меня служило дополнительной гарантией спокойствия. Эти несколько спокойных лет мы жили, как одна семья. Дети привыкли к Антонию и даже Цезарион проникся к нему уважением, и живо интересовался его делами и планами. Марк Антоний с готовностью делился с Цезарионом собственным опытом, давал дельные советы и они вполне сдружились. Немного беспокоил меня младший сын, Птолемей Филадельф. Мальчик хоть развивался, как все дети физически, однако и к двум, и к трем годам почти не говорил, и, казалось, очень плохо понимал о чем говорили ему. Его старшие братья и сестра в таком же возрасте, уже могли сносно объяснить чего хотят, были подвижными и любознательными. Филадельф же не проявлял особой активности, больше времени проводил на руках у рабынь, боялся всего нового и отказывался есть твердую пищу, высосав все соки из кормилицы, так, что мне пришлось искать другую, только родившую. Лекари уверяли, что такое бывает, и что мальчик догонит сверстников, однако я видела, что с моим младшим сыном что-то не так.
Антоний несколько раз за это время возвращался в Антиохию, где квартировали основные его войска, чтобы проверить ход подготовки к походу и лично доставить пополнение. Каждая разлука воспринималась мной болезненно. Я не могла толком спать в его отсутствие, постоянно боялась, что случиться беда в пути, или его настигнет подлая рука подосланного убийцы. Когда Антоний возвращался, мы снова становились одной, счастливой семьей, а мои страхи улетучивались.
Но всему хорошему приходит конец. Настал тот день, когда Антоний решил, что пора отправляться на войну. Правда воевать он отправился не с Парфией, как планировал, а с Арменией, чей царь, внезапно, перешел на сторону врага. А так как путь в Парфию лежал через Армению, прежде предстояло устранить эту помеху. Армянский царь Артавазд, как я могла потом убедиться, был человеком умным и осторожным. Он, прекрасно сознавая, насколько силы Марка Антония превосходят его собственные, начал переговоры с осаждающими, но его предали собственные люди, решившие продолжать сопротивление. Они выгнали Артавазда, возведя на трон его старшего сына Артакса. Артакс сопротивлялся не долго и, поняв, что правда была на стороне его отца, бежал в Парфию. Антоний завоевал Армению почти без потерь со своей стороны. Артавазда, его жену и младших детей, он взял в плен и отправил морем ко мне, в Александрию вместе с большей частью сокровищ этого народа. Я приняла Артавазда и его семью у себя, как почетных пленников и не раз имела с ним беседы. Он был умен, а традиции его народа настолько отличались от египетских, что мне доставляло удовольствие слушать его и узнавать новое.
Пока Антоний был в походе, мне тоже пришлось совершить путешествие. Я решила, что это самое подходящее время, чтобы посетить свои новые земли, посмотреть, как идут там дела и показать себя своим новым подданным. Я посетила Апамею и Эмесу (прим. автора - города на территории современной Сирии). Потом отправилась в Дамаск, который хоть и не принадлежал мне, однако встретил меня хорошо, ведь я помогла избавиться от итурийский разбойников тамошнему народу, послав свои войска в ответ на их просьбы. После я отправилась в Иудею, на встречу с царем Иродом. Вот здесь мне были не очень рады. Иудея находилась в весьма стесненном положении. Царь Ирод, опасаясь также лишиться своих владений под натиском Рима, старался удерживать баланс между востоком и западом, и при этом не потерять свои земли. Когда Марк Антоний шел с войском через его владения, Ирод уступил ему порт, а Антоний, в свою очередь, передал порт мне, лишив Ирода выхода к морю. Этот порт я и намеревалась посетить, чтобы оттуда отправиться обратно, в Египет, но для этого мне надо было пройти через Иерусалим, по землям Ирода. Я получила от Ирода приглашение и теперь была защищена правилами гостеприимства, нарушить которые не могла и я сама.
Дворец царя Ирода в Иерусалиме был похож на неприступную крепость. Попав внутрь я почувствовала безотчетный страх, словно оказалась запертой в ловушку. Да оно так по сути и было. Если бы Ирод захотел, я навсегда осталась бы под теми толстыми стенами. Ирод не тронул меня, потому что понимал - Марк Антоний вернется и никакие стены не помогут тогда царю Иудеи!
Ирод оказался толстым, неприятным человеком, все время норовившем подольститься ко мне. Он заверил, что потеря порта нисколько его не огорчила, что наоборот он рад быть полезен таким людям, как римский консул и полководец Марк Антоний и царица Египта, несравненная Клеопатра. Ирод щедро одарил меня и лично сопроводил до порта, посадил на корабль, словно хотел убедиться, что я не решу остаться.
Скоро в Египет прибыл и Марк Антоний. На этот раз он возвращался с победой и я встречала его, как победителя. Правда победа та была лишь над Арменией, а не над Парфией, что было основной целью Антония. Но, наученный горьким опытом, Антоний решил не спешить окунаться в новую войну, тем более, что потеряв в Армении время снова мог не успеть до наступления зимы.
Для Антония в Александрии устроили триумф, в котором основным трофеем выступал армянский царь Артавазд и его семья, которые, собственно, с этой целью и были оставлены в живых, и отправлены в Египет. Я успела узнать и зауважать этого человека и то, что ему пришлось пережить во время триумфа было мне не по душе. Однако поступить по другому, значило оскорбить Марка Антония. Я понимала, что от участи, уготованной Артавазду, не застрахован ни один правитель. Когда-то моя собственная сестра Арсиноя была почетным трофеем в триумфе Цезаря и я смирилась с этим. Заступаться за армянского царя я тем более не стала. Пленников, закованных цепями, вели по улицам Александрии, к храму Сераписа, что находился в самом сердце Александрии, возвышаясь на всеми остальными строениями. У подножия храма, на высоком постаменте, для меня поставили золотой трон. На нем я ждала Марка Антония, ехавшего в колеснице позади знатных пленников, повозок с сокровищами и вереницы рабов.
Артавазд остановился напротив моего трона и поднял вверх руки, закованные в цепи. Он смотрел мне прямо в глаза, тогда как должен был, по правилам триумфа, пасть ниц и просить пощады. Пленник не выполнивший этого требования, по традиции лишался жизни. Однако я не смогла отдать приказ о казни. Мне было жаль армянского царя и я сделала вид, что все прошло, как надо. Я сделала жест головой и пленников повели дальше. Потом я увидела Марка Антония. Он был очень хорош в золотистой тунике, на золоченой повозке. На голове у него был венок из плюща, и всем своим видом он напоминал бога Диониса, таким, каким его изображают в храмах.
Через несколько дней после триумфа состоялась церемония Пожалования, на которой победитель раздавал титулы и награды отличившимся на войне подданным. Я велела поставить на дворцовой площади два больших трона, для нас с Антонием, и четыре маленьких - для детей. С раннего утра на площади собирался народ. Пожалования всегда были интересным зрелищем, на котором в придачу ко всему, обычно раздавались угощения и всякие мелочи для простого народа. Так что желающих посмотреть церемонию было очень много. Цезарион, Александр, Клеопатра и Филадельф, который был совсем крошка и с трудом сдерживаясь, чтобы не расплакаться, искал глазами кормилицу, сидели на тронах поменьше.
Начал церемонию Марк Антоний. Он встал с трона и произнес речь, в которой благодарил меня и весь Египет за оказанную ему помощь. То, какими титулами и кого он собирался одаривать было для меня загадкой. В этой церемонии я участвовала лишь в роли зрителя. Поэтому, удивилась, когда он произнес имя Птолемея Цезариона.
-Царем Царей именуешься ты отныне, равно как и мать твоя отныне Царица Цариц!
В толпе раздались восторженные вопли. Ведь отныне у народа Египта были не просто царь и царица, а правители стократ превознесенные, возвышающиеся над остальными.
Потом Антоний назвал имя нашего сына Александра Гелиоса:
-Отныне ты царь Армении, Мидии и всей территории от Евфрата до Индии!
Новый взрыв восторженных голосов прервал его речь, а я подумала, уж не болен ли он! Земли от Евфрата до Индии еще предстояло завоевать. Именно там находилась вожделенная Парфия!
Дальше наступила очередь Птолемея Филадельфа:
-Провозглашаю тебя царем Сирии и владыкой земель Полемона, Аминта и Архелая!
Эти земли Антоний дал в управление мне, теперь они отходили трехлетнему ребенку.
Не забыл Марк Антоний и про нашу дочь:
-Клеопатра Селена получает в удел Киренаику!
Эти земли на острове Крит, еще при моем деде оказались во власти римлян и теперь Антоний возвращал их в виде дара собственной дочери! Дальше пошли раздачи титулов полководцев, командующих, награды для особо отличившихся воинов. После был пир, но я все время думала только о том, что Марк Антоний позаботился обо всех нас, продумал будущее наших детей. И я понимала, что за это люблю его больше и больше.
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву!
Поддержать автора можно переводом:
Юмани карта: 2204120116170354 (без комиссии через мобильное приложение)
Тбанк: 2200700112814008