Вышел Сашка в аккурат к «Морскому Прибою». Знакомый администратор приветливо махнул рукой. Сашка помахал в ответ и жадно припал к роднику, что журчал недалеко от входа в дом отдыха. От ледяной воды заломило зубы. Сашка покосился одним глазом в сторону здания. На стоянке стояло приличное количество машин.
— Как дела, Иваныч?
— Это верно, — усмехнулся Сашка, — кто нынче пожаловал?
— Как всегда: публика самая прелюбопытная. Сначала приехали какие-то индейцы.
— Так уж и индейцы? — удивился Сашка.
— Да какое там! Косят под них, только и всего. Во, слышишь, музыка бацает? Опять пляшут на эстраде. Вчера прибыли. А сегодня целая толпа картёжников приехала.
— Чё, крутые?
— Пока, Иваныч, пока.
Сашка обошёл внушительное здание и потопал по тропинке мимо круглой эстрады, на которой лихо отплясывала целая толпа народу, причём самого разного возраста и пола. Музыка была довольно ритмичная и немного экзотическая. Вслед за барабанами бормотал какой-то шаманский голос, а на заднем плане подвывали тоже нерусские. Плясуны делились на две части: одни уверенно скакали по козлиному и странно ходили, другие учились у первых и часто путались в ногах. Сашка остановился посмотреть. Благо — никто его не прогонял. Да и плясунам было совершенно до лампочки кто и зачем на них глядит. Некоторые вообще пребывали где-то «не здесь» и Сашка уловил в этом что-то знакомое. Точно! Так дядька с обложки смотрит. Во дают! Но таких были единицы. Большинство, высунув языки, старательно разучивало сложный индейский танец. На настоящего индейца был похож только один высокий, молодой парень с тонкой косичкой. Он самозабвенно танцевал, хотя и не всегда попадал в ритм. Но, похоже, это его нисколько не беспокоило. Грустно было смотреть только на совсем уж древних старушек и полновесных тёток. Уж кому-кому, а только не им так скакать и подпрыгивать.
Сашка огляделся и увидел сидящего не скамеечке и внимательно взирающего на танцоров молодого парня, примерно своего возраста. У того была длинная коса и кусок пластыря на левой ступне. Сашка присел рядом и спросил между делом:
— Чё, секта какая или как?
— Нет, что ты, приятель. Просто люди начитались КК и решили заделаться почти-индейцами. Баловство, одним словом.
— Какого КК?
— Кастанеду. Ты чё, не слыхал про такого?
— А-а, понял. У меня дружок на нём завёрнут сильно. Я этого не понимаю. А ты чего?
— Чего чего?
— Ну, чего не пляшешь?
— А-а. Да я вчера на стекляшку в озере наступил. Во, видал? — он показал на раненую ногу.
— Это бывает, — согласился Сашка, — всякие мудаки квасят на озере, а потом посуду бьют почём зря. А нормальные люди режутся, нафиг, — он сочувственно посмотрел на парня.
— Да всё путём, — засмеялся парень в ответ, — нога на месте, а плясать я откровенно не люблю. Так, изучаю ради интереса. Чтобы по-настоящему понять индейскую культуру, надо, как минимум, пожить там лет несколько. А это не всякому дано. Особенно в плане бабок.
— Да-а-а. С бабками везде напряг, — согласился Сашка.
Немного помолчали. Музыка закончилась. Парень в красной повязке на голове что-то поколдовал над пухлым магнитофоном и пляска понеслась по новому кругу. Но движения как-то изменились. Видимо, это было следующее упражнение. Сосед по скамейке махнул рукой, сказав, что с ходу так всё не запомнишь и, не торопясь, потопал к заливу. Сашка тоже вспомнил, что хотел искупаться и пошёл следом.
Вода была замечательная. Ни холодно, ни жарко — в самый раз. Оба азартно ныряли и плавали, кто во что горазд. Сашка всё больше саженками просекал метров по десять, а парень, довольно отдуваясь, плыл по-лягушачьи и никуда не спешил. Вдоволь наплескавшись, оба вылезли на берег и развалились на широких, плоских камнях. Ветер приятно холодил мокрую кожу, неспешно бродя по берегу и заглядывая в гущу деревьев, где он ещё не дул. Сашка расшнуровал свой кузовок, предложив новому знакомому угощаться черникой.
— Спасибо.
— Не за что. У нас этого добра навалом. Сам-то откуда будешь?
— Да тоже местный. Пятьдесят вёрст от Питера в сторону Москвы — и мой городок будет.
— А-а. Понятно. Звать-то как?
— Лёвчик, Лёвка, по разному.
— А меня — Сашка. Сашка Тарелкин.
— Будь здоров, Сашок!
— И ты не болей!
После приятного купания говорить особенно не хотелось и оба стали молча лопать свежую чернику. Сашка украдкой поглядывал на парня и ему было жутко любопытно, о чём тот думает, рассеяно глядя куда-то за край залива и машинально отправляя в рот ягоду за ягодой. Что-то в нём было немного странным. Будто не от мира сего. Вот ведь и с индейцами этими вместе приехал, а вроде, как и сам по себе. Он бы крайне удивился, если бы узнал, что Лёвка в этот момент думал не об устройстве Вселенной и не о чём-то потустороннем, а про самую обыкновенную ягоду-чернику и о том, как она полезна для зрения. Очки свои он случайно утопил в лесном озере, когда полез в них купаться, да неудачно нырнул. Теперь без них было крайне неудобно. Приходилось натягивать веко, чтобы хоть что-то разглядеть вдали.
Между тем музыка со стороны эстрады стихла. Видимо, танцы краснокожих закончились. Лёвка поднялся со своего камня, натянул шорты с футболкой и похромал в сторону большой поляны, куда потянулся отряд «индейцев». Сашка увязался следом. А на поляне уже разворачивалось некое непонятное действо. Люди по очереди завязывали сами себе глаза всевозможными повязками и носились по поляне взад-вперёд, ощупывая воздух перед собой, чтобы не врезаться куда-нибудь. Это было похоже на какую-то игру. Лёвка не мог бегать, поэтому руководитель занятий дал ему отдельное задание. Лёвка кивнул, нацепил чёрную повязку на глаза и углубился в лес, выставив вперёд руки. Сашка озадаченно почесал затылок. Ему совершенно непонятен был смысл всех этих действий. Он потихоньку нагнал Лёвку в лесу и поинтересовался, зачем всё это. На что Лёвка очень сосредоточенно ответил:
— Видишь ли, Сашок. У человека кроме глаз, ушей, языка и прочих органов чувств имеется ещё и нефизическое восприятие. Иногда его называют интуицией. Оно может ощущаться где угодно: в голове, в руках, внутри тела. У кого как.
— А на что это похоже?
— Тоже, по всякому. Кто-то ощущает тепло, кто-то покалывание, как после того, как отсидишь ногу. Главное — знать, чего ты ищешь.
— А ты сейчас чего ищешь?
— Дерево.
— Дерево? А какое?
— Сам не знаю, пока. Вот как почувствую, что это родное, так оно и будет.
— Чё-то я не просекаю. Как это — родное?
— Есть мнение, что у каждого человека в природе существуют родственные объекты. Растения или животные — не важно. Это не значит, что одному роднее ёлка, а другому баобаб. Даже деревья одного типа разные. Нужно почувствовать, какое из них твоё, вот и всё.
— А ты уже чувствуешь?
— Не-а. Я ж с тобой болтаю.
— Извини, пожалуйста.
— Да ладно, не парься. Лучше закрой глаза и сам попробуй.
Сашка остановился в нерешительности и огляделся вокруг. Кроме «индейцев» в лесу попадались и просто отдыхающие. А ну как за придурка его примут? Стрёмно как-то. А с другой стороны — кому какое дело? Может он, типа, слепой. А ну? Сашка закрыл глаза. Сразу стало как-то непривычно и странно. Будто весь остальной мир отделился и стал сам по себе, а Сашка — сам по себе. Появилось знакомое уже ощущение, словно он находился в центре своей головы, такой маленький и незаметный. От этого мир снаружи ощущался каким-то огромным и даже немного жутким. Сашка быстро открыл глаза. Блин, надо же! Никогда он и представить себе не мог, что подобное может быть. Лёвка уже куда-то забурился в высокие кусты и слышно было только потрескивание веток под ногами. Сашка снова закрыл глаза и подумал о деревьях. На ум приходили одни сосны, которых тут было в изобилии. Но какая из них его, Сашкина, было не понятно. Он тоже выставил руки вперёд и медленно двинулся левее тех кустов, куда занырнул Лёвка.
Странное дело, но, пройдя шагов двадцать, Сашка так и не упёрся ни в одно из деревьев. Будто они специально разбегались от него. И ведь не сворачивал никуда. Всё время прямо шёл. Он приоткрыл один глаз. Ну, вот же они, деревья! Вот прямо перед носом в двух шагах приличная сосна стоит. Сашка снова захлопнул глаз и пошёл мелкими шажками вперёд. Руки упёрлись в шершавую кору. Ничего необычного. Кора, как кора. Ни тебе покалываний, ни тепла. Наверное, не то дерево. Сашка сделал шаг в сторону и двинулся потихоньку дальше. Опять деревья куда-то пропали. Он решил не открывать глаз и топать так, пока не упрётся во что-нибудь существенное.
Иногда попадались тонкие ветки кустов. Тогда Сашка намеренно делал несколько шагов в бок и шёл дальше. Постепенно вдали затихли голоса «индейцев» и были слышны только вопли птиц и назойливое жужжание комаров. Они, сволочи, словно чуяли, что Сашка их не видит и самым нахальным образом вертелись прямо у него перед носом. Самые вредные с разбега втыкали свои хоботы в Сашкину физиономию и набивали жадное брюхо молодой кровью. Однако Сашка вовсе не обращал на них внимания. Его сознание как-то странно перевернулось. Он даже не чувствовал себя Сашкой, как обычно. Будто во сне он топал и топал вперёд, трогая воздух руками и ощущая, как на кончиках пальцев бегают тысячи щекочущих мурашей. Это было так здорово и необычно, что всё Сашкино существо жило в этот момент именно этой щекоткой.
Внезапно ощущение резко усилилось и словно потекло по пальцам, заполняя ладони и отдаваясь толчками в запястьях. Сашка замедлил шаг. Дыхание участилось и Сашка сам не мог понять, отчего так стало жарко всему телу. Будто в ванную забрался. Ладони мягко уткнулись в прохладную и немного бархатистую кору большой берёзы. То, что это именно берёза, Сашка понял сразу, хоть и не открывал глаза. Он вспомнил, как Лёвка сказал, что, найдя «своё» дерево, нужно обнять его, прислониться лбом к стволу и прислушаться. Сашка так и поступил. Разгорячённый лоб приятно холодила удивительно гладкая и нежная кора. Удивительно потому, что для берёз такого возраста обыкновенным было наличие грубых трещин и наростов. Но эта была словно молодая, хотя, обхватив её, Сашка с трудом сцепил руки в замок.
Вскоре Сашка услышал какой-то низкий гул. Он не мог найти источника этого гула. Казалось, что это у него внутри, но одновременно это было и снаружи. Голова слегка закружилась и Сашку понесло вверх с огромной скоростью. Внутренности ухнули вниз, как от подъёма на лифте. Сашка распахнул глаза и обомлел: он находился над верхушками деревьев и наблюдал целое зелёное море, которое на горизонте переходило в голубой залив. Видно было всё так чётко, словно зрение у Сашки стало орлиным. Да что же это? И самого себя Сашка вдруг почувствовал высоким и массивным. Он посмотрел вниз. Ну, ни фига себе! Он стал деревом! А в самом низу он разглядел своё тело, обхватившее руками его — Сашку-дерево. Стало немного страшно. От такого раздвоения зрение поплыло. Сашка уже не мог понять, где он настоящий — внизу или вверху.
Внезапно всё закончилось. Сашка открыл свои настоящие глаза и осмотрелся. Место было незнакомым. Он с благоговением погладил берёзу. Появилась странная уверенность, что с нею он знаком уже давным-давно. Не зная, что сказать, Сашка только глупо улыбался и всё гладил и гладил ствол.
Последующие события запомнились лишь фрагментами. Вот он уже в городе пьёт квас из бочки, вот сосед Володька чинит древнюю «копейку», а вот по ящику Рембо мочится с ватагой злодеев. Всё это время Сашка пребывал в прострации и продолжал глупо улыбаться. Последней сознательной мыслью вечером было понимание того, что день этот стал в его жизни чем-то большим, чем просто выходной. Он подошёл к настенному календарю и обвёл сегодняшнее число красным фломастером. Вот так хорошо.
