– Представляешь, я нашла просто потрясающий тур! – Елена подалась вперёд, глаза её сияли. – Небольшой отель прямо у моря, своя территория, до пляжа всего пять минут. И главное – цена очень хорошая!
Андрей улыбнулся, глядя на воодушевлённое лицо жены. Она была особенно красива сейчас: раскрасневшаяся от волнения, с растрепавшейся чёлкой, которую то и дело заправляла за ухо изящным жестом.
– А ты знаешь, что я никогда не видела море? – продолжала Елена, накладывая себе салат. – Всю жизнь мечтала, а как-то всё не складывалось. То денег не хватало, то времени... А сейчас... – она сделала эффектную паузу, – сейчас у нас есть и то, и другое!
Вечерний свет мягко лился через занавески, создавая в комнате уютную, почти интимную атмосферу. Ужин удался на славу – Елена расстаралась, приготовив любимые блюда свекрови. Галина Петровна сидела во главе стола, как всегда прямая и собранная, изредка одобрительно кивая.
– Да, отдых нам не помешает, – Андрей отпил немного компота. – Только... – он бросил быстрый взгляд на мать, – может, стоит сначала с мамой посоветоваться? Всё-таки она у нас... ну... распоряжается нашими финансами.
Елена замерла с вилкой в руке. Кусок застрял в горле. Несколько секунд в комнате стояла оглушительная тишина, нарушаемая только тиканьем старых часов на стене – подарок свекрови на новоселье.
Галина Петровна промокнула губы салфеткой и произнесла тоном, не предполагающим возражений:
– Я как раз хотела обсудить. Нужно заняться ремонтом крыши в моём доме. Это семейное дело, и деньги уже распределены именно на это.
Елена медленно положила вилку. Руки едва заметно дрожали. Она посмотрела на мужа – тот старательно изучал узор на скатерти. Затем перевела взгляд на свекровь, которая как ни в чём не бывало продолжала есть.
– Почему... – голос Елены дрогнул, но она взяла себя в руки. – Почему ты считаешь мои деньги своими?
В этот вопрос она вложила всё: месяцы сдерживаемого раздражения, бесконечные уступки, молчаливое согласие с тем, что свекровь проверяет их расходы, даёт "ценные указания" по каждому поводу. Всё это время Елена старалась быть "хорошей невесткой" – готовила, убирала, выслушивала советы. Но сейчас... сейчас что-то оборвалось.
Галина Петровна подняла глаза от тарелки. В них читалось искреннее недоумение:
– Я не понимаю твоего тона, Леночка. Мы же семья. А в семье все решения принимаются сообща. Особенно такие важные, как финансовые.
– Сообща? – Елена горько усмехнулась. – То есть, когда я хочу потратить заработанные мной деньги, нужно со всеми советоваться, а когда вы решаете потратить их на ремонт вашей крыши – это просто ставится перед фактом?
Андрей беспокойно заёрзал на стуле:
– Лена, ну зачем так... Мама правда лучше знает...
– Что она знает? – в голосе Елены зазвенели слёзы. – Как распоряжаться моей зарплатой? Моей жизнью? Нашей жизнью?
Она резко встала из-за стола. Ножки стула противно скрипнули по полу, разрезая вечернюю тишину. В воздухе повис запах недоеденного ужина и несбывшихся надежд.
Елена металась по спальне, как птица в клетке. Свет ночника отбрасывал причудливые тени на стены – то ли силуэты деревьев за окном, то ли отражение её собственных метаний.
– Я не понимаю, Андрей. Вот просто не понимаю! – она остановилась перед мужем, который сидел на краю кровати, ссутулившись. – Мы что, маленькие дети? Нам требуется разрешение на каждый шаг?
Андрей провёл рукой по лицу – жест, который она знала наизусть. Так он делал всегда, когда чувствовал себя загнанным в угол.
– Лена, ты не права. Мама всегда желает нам только добра. Она опытнее, мудрее...
– Мудрее? – Елена горько усмехнулась. – А что насчёт моей мудрости? Моего права распоряжаться тем, что я заработала? Или это всё не в счёт?
Она подошла к окну. За стеклом качались ветви старой яблони – той самой, что Галина Петровна настояла посадить в их дворе. "Чтобы всё было как положено, как у людей". Как же, всё должно быть по её указке...
– Ты не понимаешь, – Андрей встал, попытался обнять жену, но она отстранилась. – Мама всегда помогала мне. Когда отец умер, она одна тянула нас с сестрой. Работала на двух работах, никогда не жаловалась...
– И теперь ты чувствуешь себя обязанным? – Елена повернулась к нему. – Но почему за счёт нашей жизни, нашего будущего? Я тоже хочу семью, Андрей. Настоящую семью, где муж и жена сами принимают решения. Где можно строить планы, не оглядываясь постоянно на чьё-то одобрение.
В глазах защипало. Елена смахнула непрошеную слезу. Вспомнилось, как они познакомились с Андреем – молодой, уверенный в себе парень, с блеском в глазах и кучей планов на будущее. Куда всё это делось? Когда он превратился в этого нерешительного человека, боящегося слово сказать без маминого благословения?
– Знаешь, что самое обидное? – она присела на подоконник. – Я ведь правда старалась. Готовила её любимые блюда, выслушивала советы про то, как правильно стирать шторы и какой порошок лучше... Я думала, это временно. Что она просто привыкает ко мне, а потом начнёт воспринимать как равную. А выходит... – Елена запнулась. – Выходит, для неё я всегда буду девочкой, которая не способна распорядиться даже собственной зарплатой.
Андрей присел рядом с ней на корточки, взял за руки:
– Ну что ты такое говоришь? Мама просто заботится о нас. Она хочет, чтобы мы не наделали ошибок, чтобы у нас всё было хорошо...
– А я хочу иметь право на собственные ошибки! – Елена резко встала. – Хочу учиться на своём опыте, а не жить по чужим указкам. И знаешь что? Я думала, что когда выйду замуж, у меня появится защитник. А оказалось... – она направилась к двери, – оказалось, что вышла замуж за маменькиного сынка.
– Лена! – в голосе Андрея прозвучала обида.
– Нет, правда, – она обернулась в дверях. – Может, тебе стоило остаться жить с мамой? Тогда бы все деньги были в одном кошельке, и никто бы не задавал неудобных вопросов.
Дверь захлопнулась за её спиной. Андрей остался сидеть в полумраке спальни, глядя на качающиеся тени на стене и чувствуя, как что-то важное ускользает сквозь пальцы.
– Представляешь, Вера, она спрашивает, почему я считаю её деньги своими! – Галина Петровна поставила чашку на блюдце с такой силой, что фарфор жалобно звякнул. – Как будто я не о семье думаю, а себе в кубышку складываю!
Вера Николаевна, её подруга ещё со школьных времён, задумчиво помешивала чай. Они сидели на веранде – той самой, что требовала ремонта. Сквозь щели в крыше пробивались солнечные лучи, расчерчивая старый стол светлыми полосками.
– А знаешь, Галя, – медленно произнесла Вера, – я вот всё думаю... Помнишь свою свекровь, Анну Григорьевну?
Галина поморщилась:
– Ну при чём тут это? Совсем другое дело было.
– Правда? – Вера подняла бровь. – А по-моему, очень похоже. Помнишь, как ты плакала у меня на этой самой веранде? Всё говорила: "Почему она считает, что может распоряжаться нашей жизнью? Почему каждую копейку нужно перед ней отчитываться?"
Галина отвернулась к окну. За стеклом качался куст сирени – старый, разросшийся, посаженный ещё её свекровью. "Чтобы всё как у людей было", – словно наяву услышала она скрипучий голос Анны Григорьевны.
– Это другое, – упрямо повторила Галина. – Я же о сыне забочусь. Он у меня... – она запнулась, подбирая слова, – он добрый очень, доверчивый. Его обмануть – раз плюнуть. А эта...
– Лена, – мягко поправила Вера.
– Да, Лена... Откуда я знаю, что у неё на уме? Может, она только и ждёт момента, чтобы все деньги на свои прихоти спустить? Море ей, видите ли, подавай!
Вера отставила чашку, внимательно посмотрела на подругу:
– Галя, а ты не думала, что она просто хочет быть счастливой с твоим сыном? Что все эти годы старается тебе понравиться, а ты...
– Что я? – Галина насторожилась.
– А ты делаешь то же самое, что делала твоя свекровь. Помнишь, как ты говорила: "Если выживу с этой женщиной, никогда не буду так относиться к своей невестке"?
Галина застыла. Память услужливо подбросила картинки прошлого: бесконечные упрёки свекрови, её "мудрые советы", которые больше походили на приказы, постоянный контроль над каждым шагом... "Ты не так готовишь", "Ты не так стираешь", "Нечего деньги транжирить, лучше на чёрный день отложить"...
– Но я же... – голос Галины дрогнул, – я же правда хочу как лучше. Андрюша после смерти отца... он же совсем растерялся. Если бы не я...
– Галя, – Вера накрыла ладонью руку подруги, – твой сын давно вырос. У него своя семья, своя жизнь. А ты... ты так боишься его потерять, что сама толкаешь его от себя.
За окном пролетела птица, её тень скользнула по столу, смешавшись с полосками солнечного света. Где-то вдалеке громыхнуло – собиралась гроза.
– Знаешь, – Галина провела пальцем по ободку чашки, – когда Андрюша был маленький, он всё говорил: "Вырасту – построю тебе дворец!" А я смеялась: "Зачем мне дворец? Лишь бы ты счастлив был". А теперь... – она замолчала.
– А теперь что?
– А теперь я, похоже, сама разрушаю его счастье, – тихо закончила Галина. – Господи, неужели я действительно стала... как она?
Первые капли дождя застучали по крыше. Через дырявый шифер они просачивались внутрь, оставляя тёмные пятна на старых досках. Галина смотрела на эти пятна, и впервые подумала: может, не в крыше дело? Может, пора чинить то, что гораздо важнее?
– И знаешь что, Маш? Я больше так не могу! – Елена сжала пластиковый стаканчик с кофе. – Такое чувство, что я не замуж вышла, а в крепостные записалась.
Они сидели в маленьком скверике возле офиса. Обеденный перерыв подходил к концу, но Елена не могла заставить себя вернуться к работе – внутри всё кипело от обиды и злости.
Маша, её коллега и лучшая подруга, молча слушала, время от времени поправляя рыжие кудри, выбивающиеся из-под вязаной шапочки. Весенний ветер трепал края её шарфа, носил по дорожкам прошлогодние листья.
– Представляешь, я даже чек из магазина боюсь выбросить! – Елена горько усмехнулась. – Вдруг свекровь спросит, сколько я на продукты потратила? А я не смогу отчитаться!
– Слушай, – Маша задумчиво посмотрела на подругу, – а помнишь Светку из бухгалтерии? У неё похожая история была.
– И чем всё закончилось? – Елена подалась вперёд.
– Разводом, – Маша вздохнула. – Но твой случай другой. У Светки муж был... ну, сама знаешь. А твой Андрей – он же любит тебя.
Елена почувствовала, как к горлу подступает комок. Да, любит. Когда они только познакомились, он каждый день дарил ей цветы – по одной розе. "Чтобы ты улыбалась", – говорил он. А теперь... теперь он дарит цветы только по маминой подсказке, на праздники.
– Знаешь, что самое страшное? – Елена смахнула непрошеную слезу. – Я начинаю его презирать. Вот просто физически не могу видеть, как он перед матерью стелется. Как будто не мужчина, а... тряпка какая-то.
– Ну-ну, – Маша приобняла подругу за плечи. – Не горячись. Ты же сама говорила – он без отца рос, мать одна его тянула...
– И что теперь? – вспыхнула Елена. – Всю жизнь в мальчиках ходить? Я тоже, между прочим, без отца выросла. Но это не значит, что моя мама должна теперь нашей семьёй командовать!
Они помолчали. Где-то вдалеке сигналили машины, шумел город, а здесь, в маленьком скверике, было тихо. Только ветер шелестел молодой листвой на деревьях.
– Знаешь, – наконец произнесла Маша, – может, не стоит рубить с плеча? Ты только подумай: твоя свекровь – она же не просто так это делает. Ей, наверное, страшно.
– Страшно? – Елена удивлённо подняла брови.
– Ну да. Сын женился, своей жизнью живёт... Или пытается жить, – Маша усмехнулась. – А она боится остаться одна, потерять контроль. Вот и хватается за каждую мелочь, за каждый рубль...
Елена задумалась. Она никогда не смотрела на ситуацию с этой стороны. Перед глазами встало лицо свекрови – не властное и надменное, как ей часто казалось, а растерянное, испуганное...
– И что ты предлагаешь? – спросила она. – Смириться? Позволить и дальше помыкать нами?
– Зачем крайности? – Маша встала, отряхнула юбку. – Просто... попробуй поговорить. Не сразу про деньги и море, а вообще. Про жизнь, про её молодость... Может, она тоже через что-то подобное прошла?
– Сомневаюсь, – буркнула Елена, но в голосе её уже не было прежней злости.
– И ещё, – Маша повернулась к подруге. – Андрею тоже несладко. Между двух огней оказался: с одной стороны мать, с другой – любимая жена. Ты только не дави на него. Дай время понять, что он может быть хорошим сыном, не переставая быть хорошим мужем.
Елена посмотрела на часы – обед давно закончился. Но почему-то впервые за последние дни она не чувствовала той удушающей тяжести на сердце. Может, Маша права? Может, не нужно воевать, а стоит попробовать понять друг друга?
– Пойдём, – она встала, поправила сумочку. – А то Марья Васильевна нам с тобой такой разнос устроит – никакая свекровь не сравнится!
Они рассмеялись, и этот смех, такой лёгкий и искренний, словно унёс с собой часть той тяжести, что копилась в душе все эти месяцы.
Елена ковыряла ложкой в тарелке с остывшим борщом. Воскресный обед, святая традиция... Каждое воскресенье одно и то же – борщ, котлеты с пюре, компот из сухофруктов. "Так положено", – говорила свекровь. И каждый раз Елена давилась этим борщом, чувствуя, как внутри всё переворачивается от бессильной злости.
– Очень вкусно, – привычно соврал Андрей, хотя борщ явно пересолила – руки дрожали, когда готовила.
Галина Петровна поджала губы, но промолчала. Что-то неуловимо изменилось в ней за последние дни – будто треснула броня несгибаемой властности.
Елена сделала глубокий вдох. "Сейчас или никогда", – подумала она.
– Я хочу поговорить, – голос предательски дрогнул. – О нас всех. О том, как мы живём.
Андрей замер с вилкой в руке. По его лицу пробежала судорога – он явно почуял надвигающуюся бурю.
– Может, не за столом? – попытался он отсрочить неизбежное.
– За столом, – отрезала Елена. – Именно здесь, где мы каждое воскресенье играем в идеальную семью.
Галина Петровна побледнела:
– Что значит "играем"?
– А разве нет? – Елена почувствовала, как внутри поднимается волна. – Разве мы не делаем вид, что всё прекрасно? Что нормально быть семьёй, где взрослые люди не могут распоряжаться собственными деньгами?
– Леночка... – начала было свекровь.
– Нет, дайте договорить! – Елена стиснула салфетку. – Я больше не могу так. Не могу отчитываться за каждую покупку. Не могу спрашивать разрешения на то, чтобы съездить отдохнуть. Не могу... – она перевела дыхание, – не могу видеть, как мой муж боится слово сказать без маминого одобрения.
– Я не боюсь! – вспыхнул Андрей.
– Правда? – Елена повернулась к нему. – Тогда почему ты молчишь? Почему позволяешь решать за нас?
– Потому что мама...
– Вот! – Елена горько усмехнулась. – "Мама лучше знает", "мама так считает"... А ты? У тебя есть своё мнение?
Андрей побагровел. Впервые за их брак Елена видела его таким – взбешённым, загнанным в угол.
– Хватит! – он грохнул кулаком по столу. Чашки подпрыгнули, борщ выплеснулся на скатерть. – Ты... ты не имеешь права так говорить! Мама всю жизнь...
– Андрюша, – тихий голос Галины Петровны прервал его крик. – Она права.
Повисла оглушительная тишина. Елена замерла с открытым ртом – таких слов она точно не ожидала услышать.
– Что? – Андрей растерянно посмотрел на мать.
Галина Петровна разгладила несуществующую складку на скатерти:
– Я сказала – она права. Я... я душу тебя. Вас обоих.
Она помолчала, разглядывая красное пятно от борща.
– Знаешь, на днях Вера напомнила мне... напомнила, как я сама страдала от своей свекрови. Как клялась себе никогда... – её голос сорвался. – А теперь я сама...
– Мам... – Андрей растерянно смотрел на мать, словно видел её впервые.
– Нет, дай договорить, – она сглотнула. – Я так боялась тебя потерять... Думала, если буду всё контролировать, ты останешься моим маленьким мальчиком. А получилось... – она невесело усмехнулась, – получилось, что чуть не потеряла насовсем.
Елена сидела, боясь пошевелиться. Всё шло не так, как она представляла. Совсем не так.
– И что теперь? – спросил Андрей.
– А теперь... – Галина Петровна расправила плечи, – теперь вы поедете на море. А с крышей я как-нибудь сама разберусь.
– Нет, – Елена удивилась своему голосу. – Нет, так тоже неправильно.
Все посмотрели на неё.
– Давайте... давайте просто будем решать вместе? Без давления, без обид. Просто... по-человечески?
За окном громыхнуло – собиралась гроза. В наступившей тишине было слышно, как часы отсчитывают секунды.
– По-человечески, – медленно повторила Галина Петровна. – Да, наверное... наверное, так будет правильно.
Через неделю Елена сидела на кухне свекрови, разбирая старые квитанции. На столе дымились чашки с чаем, в открытую форточку задувал весенний ветер, донося запах только что распустившейся сирени.
– Вот, смотри, – Галина Петровна подвинула ей очередной листок. – За март электричество выросло почти в два раза. Я всё думаю – может, проводка барахлит?
Елена взяла квитанцию, вгляделась в цифры. Странно, но сейчас этот разговор не вызывал привычного раздражения. Может, потому что свекровь впервые спрашивала её мнение, а не указывала, что делать?
– Знаете... – начала она и запнулась. Слово "мама" все ещё не шло с языка, а "Галина Петровна" звучало слишком официально. – А давайте вызовем электрика? У нас на работе есть один толковый мужик, берёт недорого.
Свекровь помедлила, и Елена внутренне приготовилась к возражениям. Но Галина Петровна только кивнула:
– Пожалуй, ты права. А то я всё экономлю, экономлю... – она неловко усмехнулась. – Привычка такая.
В прихожей хлопнула дверь – пришёл Андрей. Раньше он бы сразу кинулся проверять, не ругаются ли его женщины, но сейчас спокойно прошёл на кухню, чмокнул мать в щёку, жену – в макушку.
– О чём совещаетесь? – спросил он, заглядывая в бумаги.
– Да вот, с проводкой проблемы, – отозвалась Елена. – Решаем, что делать.
– А, – он достал из холодильника молоко, налил себе в кружку. – Кстати, я тут прикинул наш бюджет...
Елена напряглась. Обычно эти слова означали очередной виток маминого контроля.
– В общем, – продолжал Андрей, – если отложить часть моей премии и твои сверхурочные, то как раз хватит и на море, и на ремонт крыши. Правда, придётся выбирать не "всё включено", а попроще...
Он замолчал, глядя то на мать, то на жену. Обе молчали, и это молчание становилось всё более напряжённым.
– Что? – не выдержал он. – Я что-то не так сказал?
Галина Петровна первая нарушила тишину:
– Нет, сынок. Ты всё правильно сказал. Только вот что... – она помедлила. – Крышу я сама отремонтирую. У меня есть сбережения.
– Мам...
– Нет, послушай. Я всю жизнь откладывала на чёрный день. Думала, вдруг тебе понадобится... А получается, что эти деньги встали между нами.
Она встала, подошла к серванту, достала старую жестяную коробку из-под печенья:
– Вот. Здесь как раз на ремонт хватит. А вы поезжайте на море. Только... – она запнулась, – только фотографии потом покажете? И ракушку привезёте?
Елена почувствовала, как щиплет глаза. Нет, не всё ещё наладилось. Много ещё предстояло сказать, много предстояло понять и простить. Но что-то важное уже изменилось.
– Ракушку? – она встала, подошла к свекрови. – А может... может, вы с нами поедете? В следующем году? Там же есть путёвки для пенсионеров, со скидкой...
Галина Петровна растерянно моргнула:
– Ты это серьёзно?
– Вполне, – Елена сама удивилась своим словам, но они прозвучали на удивление искренне. – Только с одним условием.
– Каким? – насторожилась свекровь.
– Будете загорать, а не проверять, сколько мы на мороженое тратим.
Андрей фыркнул, поперхнувшись молоком. А потом они все вдруг рассмеялись – немного нервно, немного неловко, но искренне.
– Знаешь, – сказала Галина Петровна, вытирая выступившие от смеха слёзы, – я ведь тоже никогда не видела моря. Всё копила, откладывала...
Она не договорила, но и так было понятно. Сколько же всего они упустили, пытаясь контролировать жизнь? Сколько не увидели, не попробовали, не позволили себе?
В этот момент с улицы донёсся грохот – соседский кот опрокинул бак с мусором. Раньше Галина Петровна обязательно выскочила бы причитать и ругаться. Но сейчас только махнула рукой:
– А, пусть его. Зато мышей ловит.
И в этом небрежном жесте было больше перемен, чем во всех их разговорах за последнюю неделю.