Итак, свадьба сыграна, но «не прошло месяца, Петруся никто узнать не мог. Отчего, что с ним сделалось, Бог знает. Сидит на одном месте, и хоть бы слово с кем. Всё думает и как будто бы хочет что-то припомнить». Попытки что-то вспомнить ни к чему не приводят, только становится он «чем далее, тем ещё суровее». И очень выразительная фраза: «Как будто прикованный, сидит посереди хаты, поставив себе в ноги мешки с золотом». Прикованный… Прикованный к кровавому золоту, за которое заплатил смертью души.
Гоголь даёт описание существа (трудно назвать его человеком), в которое превратился когда-то пригожий парубок: «Одичал, оброс волосами, стал страшен; и всё думает об одном, всё силится припомнить что-то; и сердится и злится, что не может вспомнить. Часто дико подымается с своего места, поводит руками, вперяет во что-то глаза свои, как будто хочет уловить его; губы шевелятся, будто хотят произнесть какое-то давно забытое слово, — и неподвижно останавливаются... Бешенство овладевает им; как полоумный, грызёт и кусает себе руки и в досаде рвёт клоками волоса, покамест, утихнув, не упадёт, будто в забытьи, и после снова принимается припоминать, и снова бешенство, и снова мука...»
Но ведь эта мука – не только для него, потому что за проклятое золото он заплатил и счастьем любимой: «Жизнь не в жизнь стала Пидорке. Страшно ей было оставаться сперва одной в хате, да после свыклась бедняжка с своим горем. Но прежней Пидорки уже узнать нельзя было. Ни румянца, ни усмешки: изныла, исчахла, выплакались ясные очи». Её мучения усугубляются и тем, что она явно по-прежнему любит мужа, всеми силами пытается помочь ему…
Ровно год продолжается беспамятство Петра. И разрешается всё не менее страшно, чем началось: «решившись попробовать последнее средство», Пидорка приводит к мужу «колдунью, жившую в Медвежьем овраге, про которую ходила слава, что умеет лечить все на свете болезни». И появление в доме той самой ведьмы, что ворожила над цветком папоротника, как будто пробуждает Петра. «Вдруг весь задрожал, как на плахе; волосы поднялись горою... и он засмеялся таким хохотом, что страх врезался в сердце Пидорки. "Вспомнил, вспомнил!" — закричал он в страшном веселье и, размахнувши топор, пустил им со всей силы в старуху. Топор на два вершка вбежал в дубовую дверь». И вместо пропавшей колдуньи появляется призрак Ивася («привидение всё с ног до головы покрылось кровью и осветило всю хату красным светом...») Поразительно, но в потустороннем мире, видимо, время течёт, как и в реальности: в хате появляется «дитя лет семи, в белой рубашке, с накрытою головою», а в сцене обнаружения клада Гоголь писал о шестилетнем ребёнке; не думаю, что это авторская оплошность…
Наступает час расплаты: выбежавшая в испуге в сени Пидорка никак не может открыть захлопнувшуюся за ней дверь, а когда с помощью прибежавших соседей всё же высаживают её, то «хоть бы душа одна. Вся хата полна дыма, и посередине только, где стоял Петрусь, куча пеплу, от которого местами подымался ещё пар. Кинулись к мешкам: одни битые черепки лежали вместо червонцев».
Грешник наказан. Без вины виноватая Пидорка сама принимает решение об искуплении: уйдя на богомолье, она становится монахиней: «Приехавший из Киева козак рассказал, что видел в лавре монахиню, всю высохшую, как скелет, и беспрестанно молящуюся, в которой земляки по всем приметам узнали Пидорку; что будто ещё никто не слыхал от неё ни одного слова; что пришла она пешком и принесла оклад к иконе Божьей Матери, исцвеченный такими яркими камнями, что все зажмуривались, на него глядя».
*************
Однако Гоголь не был бы Гоголем, если бы оставил читателей под гнетущим впечатлением от столь мрачного конца истории.
Напомню, что рассказывает её нам правдивейший дед дьячка, и делает это со слов своей «родной тётки, содержавшей в то время шинок по нынешней Опошнянской дороге, в котором часто разгульничал Басаврюк». Именно в её шинке произошла та встреча Басаврюка с Петрусем, которая и привела к гибели парубка.
И конец истории, хоть и говорит о нечистой силе, но делает это с немалой толикой юмора. Басаврюк, исчезнувший было («Отчего вдруг, в самый тот день, когда разбогател он, Басаврюк пропал, как в воду?» - недоумевали «добрые люди»), появляется снова «в тот самый день, когда лукавый припрятал к себе Петруся», и не даёт покоя местным жителям, что, кстати, приводит к тому, что начали они жить уже не в «самом бедном хуторе», где «избёнок десять, не обмазанных, не укрытых, торчало то сям, то там, посереди поля», а в более пригодном для жизни селе. И снова поразительная фраза: «Тётка покойного деда говорила, что именно злился он более всего на неё за то, что оставила прежний шинок по Опошнянской дороге, и всеми силами старался выместить всё на ней».
И вот здесь уже проделки «проклятого Басаврюка» вызывают не только страх. Рассказчик скажет: «Смейтесь; однако ж не до смеха было нашим дедам». Но какую реакцию может вызвать вот такой случай: «Раз старшины села собрались в шинок и, как говорится, беседовали по чинам за столом, посередине которого поставлен был, грех сказать чтобы малый, жареный баран. Калякали о сём и о том, было и про диковинки разные, и про чуда. Вот и померещилось, — ещё бы ничего, если бы одному, а то именно всем, — что баран поднял голову, блудящие глаза его ожили и засветились, и вмиг появившиеся чёрные щетинистые усы значительно заморгали на присутствующих. Все тотчас узнали на бараньей голове рожу Басаврюка; тётка деда моего даже думала уже, что вот-вот попросит водки...»
Да и последующие приключения (вот тут вполне можно задать вопрос, а не примерещилось ли что добрым людям) примерно таковы же: то церковный староста, выпиваюший из дедовской чарки, вдруг увидит, что «чарка кланяется ему в пояс», то жене его покажется, что «дижа» с тестом «выпрыгнула» и, «подбоченившись важно, пустилась вприсядку по всей хате».
И, как завершение всего, - рассказ о «развалившемся шинке, который нечистое племя долго после того поправляло на свой счет» и мимо которого «доброму человеку пройти нельзя было. Из закоптевшей трубы столбом валил дым и, поднявшись высоко, так, что посмотреть — шапка валилась, рассыпался горячими угольями по всей степи, и чёрт, — нечего бы и вспоминать его, собачьего сына, — так всхлипывал жалобно в своей конуре, что испуганные гайвороны стаями подымались из ближнего дубового леса и с диким криком метались по небу».
Согласитесь, что взаимоотношения «нечистого племени» с шинком просто умилительны!
***********
И ещё раз напоминает автор об опасности соблазна и о необходимости блюсти чистоту души…
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
"Оглавление" по циклу здесь
Навигатор по всему каналу здесь