Знаете, в жизни всегда так – самое страшное случается в самый обычный день. Вот и я стояла на кухне, как всегда по пятницам варила борщ. Игорь его обожает, точнее... обожал. Странно говорить об этом в прошедшем времени, но после того вечера всё стало другим.
Дождь барабанил по карнизу – осень в этом году выдалась сырая. Я как раз думала, не сбегать ли в магазин за сметаной, когда на столе завибрировал телефон Игоря. Он вечно его забывал – то на кухне, то в ванной. Сколько раз я ворчала: "Потеряешь когда-нибудь!" А в тот момент... лучше бы он правда его потерял.
"Милый, сегодня было волшебно!" – высветилось на экране. Я перечитала сообщение раз пять, наверное. В висках застучало, во рту пересохло. Знаете это чувство, когда земля уходит из-под ног? Вот именно это со мной и произошло.
В голове вертелось: "Не лезь, не твоё дело, может, это рабочее..." Ага, рабочее. С сердечком. В шесть вечера в пятницу. Кого я обманывала? Пин-код я знала – день рождения Лерки. Пальцы тряслись, когда набирала цифры. А потом понеслось – сообщения, фотки, встречи... Три месяца. Целых три месяца он...
Борщ у меня, конечно, убежал. Стою как дура, смотрю, как красная пена ползёт по плите, а в голове крутятся детали – новый одеколон, задержки на работе, какие-то левые командировки... Как я была такой слепой?
Звякнул замок – явился. Стоит в дверях, мокрый от дождя, улыбается. Ещё и обнять пытается, представляете? Пятнадцать лет вместе, а я будто впервые его увидела – чужой человек, совершенно чужой.
– Ты нашёл другую и даже не подумал о семье? – сама не узнала свой голос. Хриплый, чужой какой-то.
У него лицо вытянулось, забегал взглядом, как таракан по кухне. "Маша, я..." – начал было. А что тут скажешь? Какие слова найдёшь для того, что предал всё, во что мы верили?
И тут – как в насмешку – часы эти начали бить. Свекровь подарила на свадьбу, антикварные. "Будут вашим семейным оберегом", – говорила. Оберегом... Тоже мне.
А потом Лерка пришла с музыкалки. Весёлая, щебечет что-то про новые ноты... Я слёзы утираю, а сама думаю – как же ей-то всё это объяснить? Как сказать, что папа, которого она обожает, который для неё всегда героем был...
– Мам, что с борщом? – Лерка принюхалась. – Пригорел, что ли?
А я стою, смотрю на этот чёртов борщ, на застывшего Игоря, на нашу кухню, где каждая чашка связана с какой-то историей... И понимаю – ничего уже не будет как прежде. Никогда.
Утро выдалось каким-то серым, будто выцветшая фотография. Я сидела за столом, ковыряя остывшую яичницу. Папа демонстративно шуршал газетой, мама с грохотом мыла посуду – такую тишину хотелось разбить, как стекло.
Мой старый медведь Тёпа смотрел на меня с кровати понимающим взглядом. Я прижала его к груди – он единственный, кто сейчас по-настоящему меня слушал. Из-за стены доносились приглушённые голоса родителей:
– Может, хватит делать вид, что ничего не произошло? – мамин голос дрожал.
– Давай не будем...
– Не будем что? Говорить о том, как ты растоптал нашу семью?
У меня защипало в глазах. Я достала дневник – розовый, с единорогом на обложке. Папа подарил на прошлый день рождения. "Записывай сюда свои секреты", – сказал тогда. Интересно, он думал, что первым секретом станет история развала нашей семьи?
"Дорогой дневник", – написала я, и слёзы закапали на страницу. – "Они опять ругаются. Мама плачет по ночам – я слышу через стенку. Папа почти не бывает дома. А когда бывает – только хуже. Вчера я нашла мамины таблетки от головы в ванной. Целая куча... Может, если бы меня не было, им было бы проще разойтись? Не нужно было бы притворяться ради меня..."
За стеной что-то разбилось. Наверное, мамина любимая чашка – та самая, с васильками.
– Прекрати истерику! – папин голос звучал устало и зло.
– Истерику? ИСТЕРИКУ?! Это ты называешь истерикой?
Я захлопнула дневник. Руки тряслись, когда я запихивала в рюкзак самое необходимое – телефон, зарядку, зубную щётку, сменную футболку. Тёпа смотрел укоризненно, но его я тоже взяла – не бросать же единственного друга.
Записку написала на вырванном листе из тетради по геометрии: "Не ищите меня. Я у Маши. Не хочу слышать ваши ссоры. Простите." Подумала и добавила: "Я вас люблю." Потому что люблю же, правда? Даже сейчас.
Входную дверь открывала медленно, боясь скрипа. Они так увлеклись своей ссорой, что даже не заметили, как я ушла. В подъезде пахло жареной картошкой от соседей снизу – раньше я любила этот запах. Он напоминал о воскресных семейных обедах. Теперь же к горлу подступила тошнота.
Телефон завибрировал – Маша: "Предки свалили на дачу. Можешь приходить." Я с облегчением выдохнула. Хоть где-то меня ждут.
Накрапывал дождик – мелкий, противный. Я застегнула куртку до подбородка, натянула капюшон. В кармане нашлись старые наушники. Включила плейлист, который мы с папой собирали прошлым летом. "Love of my life" Queen. Его любимая...
"Вернись и верни всё, как было", – пел Фредди Меркьюри.
Интересно, у него тоже была дочь, которая сбегала из дома из-за того, что её родители разучились любить друг друга?
Пятнадцать минут до Маши. Пятнадцать минут, чтобы решить – правильно ли я делаю? Но решать, в общем-то, нечего. Остаться и слушать, как рушится мой мир? Увольте.
Я шла по лужам, нарочно наступая в каждую. Какая разница – всё равно уже промокла. И не только снаружи.
В комнате Леры пахло пылью. Сколько дней я не заходил сюда? Неделю? Месяц? После её возвращения от подруги дочь закрылась в себе, как улитка в раковине. "Всё нормально, пап", – только и слышу, когда пытаюсь заговорить. А в глаза не смотрит.
Маша сказала убраться здесь – может, хоть так достучусь до дочери. Книжки на полке стоят криво, будто пьяные. Сел поправить и с верхней полки что-то упало – розовая тетрадка с единорогом. Я сам выбирал, помню, как долго стоял в канцелярском, представляя, как обрадуется Лерка...
Открыл случайно, просто чтобы поднять. А там – её почерк, неровный, местами расплывшийся:
"...сегодня проревела весь вечер. Тётя Света с первого этажа спросила, как дела дома. Я соврала – сказала, что всё хорошо. Папа теперь почти не ночует дома. А когда приходит – они с мамой даже не разговаривают. Как будто призраки живут в одной квартире..."
Что-то сжалось внутри. Перелистнул страницу:
"...видела вчера папу возле торгового центра. Он был не один. Она красивая, молодая. Смеялась так звонко... Папа никогда не смотрел так на маму. По крайней мере, в последние годы. Я спряталась за колонну. Не хотела, чтобы он меня заметил. Потом весь вечер думала – может, он нас разлюбил? Может, мы с мамой недостаточно хорошие?.."
К горлу подступил ком. Руки дрожали, когда переворачивал страницы:
"...завалила контрольную по алгебре. Раньше папа всегда помогал готовиться. А теперь... Теперь он даже не спрашивает об учёбе. Мама пьёт успокоительное, я слышу, как она плачет по ночам. А я... я просто хочу, чтобы всё стало как раньше. Хотя бы на один день..."
Последняя запись была совсем свежей – чернила ещё поблескивали:
"Мне кажется, если бы меня не было, им было бы проще. Не нужно было бы притворяться, что мы ещё семья. Может, они были бы счастливее без меня? Тогда бы папа мог спокойно уйти к той женщине, а мама... мама бы не мучилась, пытаясь держать лицо ради меня..."
Я сполз по стене на пол. В ушах звенело. Перед глазами всплыло лицо Светы – той самой, ради которой я готов был разрушить семью. Что она говорила? "Ты достоин большего", "Жизнь только начинается", "Нужно думать о себе"...
А я... я даже не подумал о Лерке. О том, как она переживает всё это. Какие мысли крутятся в её голове...
На столе стояла наша последняя семейная фотография – с прошлогоднего отпуска в Крыму. Мы все улыбаемся, загорелые, счастливые. Лера между нами с Машей, у неё мороженое в руках. Я помню этот момент – она так радовалась, что нашла палатку с фисташковым пломбиром...
В коридоре хлопнула дверь – Лера вернулась из школы. Я быстро вытер глаза, но дневник так и остался лежать на коленях. Она застыла в дверях, увидев меня с её тетрадкой. Побледнела.
– Пап... ты...
– Прости, – голос сорвался. – Прости меня, малыш.
Она стояла, комкая в руках рюкзак, а я не мог подняться с пола. Ноги не держали. Столько лет считал себя хорошим отцом. А оказалось – предал не только жену. Предал собственного ребёнка.
– Я всё исправлю, – прошептал я. – Клянусь, я всё исправлю.
И впервые за долгое время это были не пустые слова.
В этом светлом кабинете было неожиданно уютно. Мягкий свет настольной лампы, пастельные тона стен, тихое тиканье часов. Я украдкой посмотрела на Игоря – он сидел напротив, теребя пуговицу на рукаве. Такая знакомая привычка... Раньше я всегда отчитывала его за это – оторвёшь ведь. А сейчас почему-то защемило сердце.
– Мария, – голос психолога был мягким, но уверенным. – Расскажите, что вы чувствуете прямо сейчас?
Я усмехнулась. Что я чувствую? Да разве это можно объяснить?
– Знаете, – начала я, комкая салфетку в руках, – вчера разбирала шкаф и нашла старые фотоальбомы. Вот там, на снимках, мы настоящие. Счастливые. А сейчас... – голос предательски дрогнул. – Сейчас я смотрю на человека напротив и не узнаю его. Пятнадцать лет... Пятнадцать лет я жила мечтой о нашей семье, а он просто взял и...
Игорь дёрнулся, как от удара.
– Я не просто взял и... – он запнулся. – Я запутался. Думал, что в жизни должно быть что-то другое, что-то большее...
– Большее? – я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. – А что может быть больше семьи? Больше доверия? Ты хоть понимаешь, что натворил?
– Понимаю, – он вдруг посмотрел мне прямо в глаза. – Теперь понимаю. Знаешь, когда я нашёл дневник Леры...
– При чём тут дневник? – перебила я, но психолог мягко остановила меня жестом.
– Пусть Игорь закончит, Мария.
– Я прочитал, что она думает... что чувствует... – его голос стал хриплым. – Она винит себя, представляешь? Наша девочка думает, что если бы её не было, нам было бы легче разойтись. А я... я просто искал острых ощущений, думал о себе, о своих желаниях. Не видел, что разрушаю не просто брак – я разрушаю целый мир. Наш мир.
Я почувствовала, как по щекам текут слёзы. Не хотела плакать, не здесь, не при нём. Но они текли сами собой.
– Маша, – он подался вперёд. – Я знаю, что не заслуживаю прощения. Но я хочу всё исправить. Помоги мне. Помоги нам вернуть нашу семью.
– Как? – вырвалось у меня. – Как я могу тебе верить после всего?
– Не сразу, – вмешалась психолог. – Доверие восстанавливается постепенно, шаг за шагом. Важно то, что вы оба здесь. Оба хотите работать над отношениями.
– Я больше не хочу быть тем человеком, – тихо сказал Игорь. – Тем, кто предал самых близких людей. Я хочу вернуть мужа и отца, которым когда-то был. Которым должен быть.
Я смотрела на его поникшие плечи, на седину на висках – когда она появилась? не заметила... На руки, которые все так же теребили пуговицу.
– Знаешь, что самое страшное? – спросила я. – Я тоже скучаю по тому мужу и отцу. Несмотря ни на что.
Повисла тишина. Только часы тикали – как будто отсчитывали время до нашего решения.
– Мария, – снова заговорила психолог, – что бы вы хотели сказать Игорю? Прямо сейчас, без оглядки на прошлое?
Я сделала глубокий вдох.
– Я хочу сказать... что тоже готова работать над нашей семьёй. Ради Леры. Ради нас. Но мне нужно время. И... мне нужна твоя помощь, Игорь. Настоящая помощь, не слова.
Он кивнул, и в его глазах я увидела то, чего не видела уже давно – надежду. Робкую, неуверенную, но настоящую.
Может быть, подумала я, у нас ещё есть шанс. Крошечный, как первый подснежник после долгой зимы, но всё-таки – шанс.
Вечернее солнце раскрасило кухню в тёплые тона. Я резала овощи для салата, краем уха слушая, как Лерка рассказывает про новую учительницу по химии.
– Представляешь, мам, она так объясняет, что даже Петька с последней парты начал что-то понимать! А на прошлой неделе мы делали какой-то супер-сложный опыт, и у меня всё получилось!
Дочь размахивала руками, изображая химические реакции, а я ловила себя на мысли – как давно я не видела её такой оживлённой? Месяц назад? Два? Будто солнце снова засветило в нашем доме.
Входная дверь щёлкнула – вернулся Игорь. Раньше в такие моменты у меня внутри всё сжималось. Теперь... теперь было иначе.
– Папуль! – Лерка подскочила со стула. – А я пятёрку получила! По химии!
– Молодец, малыш! – он чмокнул её в макушку, потом подошёл ко мне. В руках – букет полевых цветов. Такой простой и домашний, как в первые годы нашей совместной жизни.
– Это тебе, – он положил цветы на стол. – И ещё кое-что...
Достал из портфеля конверт, протянул мне. Я вытерла руки о фартук, развернула письмо. "Уважаемая Мария Александровна, рады сообщить, что Ваша кандидатура утверждена на должность руководителя отдела..."
– Игорь, это же... – я не могла поверить своим глазам.
– Помнишь, ты говорила о своей мечте? Вести собственные проекты, развиваться? Я позвонил своему старому приятелю, рассказал о твоём опыте. Они как раз искали человека...
Я смотрела на мужа и видела в его глазах то, чего так не хватало раньше – настоящую заботу. Не показную, не из чувства долга. Живую.
– Пап, а что там? – Лерка пыталась заглянуть в письмо.
– Твоя мама теперь большой начальник, – подмигнул он дочери.
– Круто! – она захлопала в ладоши. – Значит, мы теперь сможем поехать на море?
Мы с Игорем переглянулись. Последний раз мы были на море все вместе два года назад. Тогда ещё казалось, что наша семья нерушима...
– Знаете что? – Игорь обнял нас обеих. – А поехали в эти выходные за город? Там сейчас так красиво – золотая осень. Устроим пикник, погуляем...
– С ночёвкой? – тут же оживилась Лера.
– С ночёвкой, – кивнул он. – Возьмём палатку, будем смотреть на звёзды...
Я смотрела на них – таких родных, таких настоящих – и чувствовала, как внутри разливается тепло. Нет, не всё ещё идеально. Бывают дни, когда старые обиды поднимают голову. Когда страшно довериться, поверить. Но мы учимся – каждый день, маленькими шажками.
Лера убежала собирать рюкзак для поездки – "Самое необходимое, мам! Только самое-самое!" Игорь помогал мне с ужином, то и дело касаясь моей руки – случайно и не случайно.
А я думала о том, что любовь – она разная бывает. Бывает яркая, как фейерверк, а бывает тихая, как вечерний свет в окне. Бывает первая, обжигающая, а бывает... бывает такая – проверенная болью, склеенная из осколков, но от этого ещё более ценная.
Главное – не бояться начать сначала.
Даже если придётся учиться этому всю жизнь.