Найти в Дзене
Бронзовое кольцо

Это было с нами. Глава 70.

Начало здесь Глава 1. Андрей Сергеевич в своей жизни видел много девичьих глаз. Некоторые были кокетливыми и игривыми. Некоторые были откровенно призывными. Некоторые дерзко вызывающими. Но такие глаза мужчина увидел впервые. Широко распахнутые, смотрящие с детским любопытством и, как будто, немного стесняющиеся этого. Аня сидела на третьем ряду. Всегда внимательно слушала. Её взор был непрерывно устремлён на преподавателя, казалось, она ловит каждое его слово. Другие девушки шушукались, обсуждая между собой новости, наряды, парней. Аннушку, казалось, не интересовало ни первое, ни второе, ни третье. Её правильной формы лицо с красиво очерченными полноватыми розовыми губами, русыми волосами, заплетёнными в неизменную косу с пробором посередине снилось ему осенью, когда жёлтые листья старого клёна, опадая, прощально стучались в его окно. Зимой, когда злющая метель наметала снежный сугроб так, что невозможно было раскрыть дверь. Можно было лишь приоткрыть её слегка, и просунутой на улицу
Одуванчиковое лето. Фото Сунгатуллиной Д.
Одуванчиковое лето. Фото Сунгатуллиной Д.

Начало здесь Глава 1.

Андрей Сергеевич в своей жизни видел много девичьих глаз. Некоторые были кокетливыми и игривыми. Некоторые были откровенно призывными. Некоторые дерзко вызывающими. Но такие глаза мужчина увидел впервые. Широко распахнутые, смотрящие с детским любопытством и, как будто, немного стесняющиеся этого.

Аня сидела на третьем ряду. Всегда внимательно слушала. Её взор был непрерывно устремлён на преподавателя, казалось, она ловит каждое его слово. Другие девушки шушукались, обсуждая между собой новости, наряды, парней. Аннушку, казалось, не интересовало ни первое, ни второе, ни третье. Её правильной формы лицо с красиво очерченными полноватыми розовыми губами, русыми волосами, заплетёнными в неизменную косу с пробором посередине снилось ему осенью, когда жёлтые листья старого клёна, опадая, прощально стучались в его окно. Зимой, когда злющая метель наметала снежный сугроб так, что невозможно было раскрыть дверь. Можно было лишь приоткрыть её слегка, и просунутой на улицу лопатой расталкивать снег, трамбуя его потихоньку.

После занятий она, по обыкновению, неторопливо шла со своей соседкой по улице, держа перед собой сумку обеими руками, и глядя на носки путешествующих по старым улицам высоких немодных ботиночек. Одежда была такая скромная, невзрачная, что казалось, она делает всё возможное, только чтобы Аню не заметили. Пара кофт была одинаковой длины, чуть не до колен. Юбки серые или коричневые, прямые или в круговую складку, ниже середины икры. У Анны были несколько платьев, подаренные сестрой Натальей, но она не могла в них выходить.

- Аннушка, ты только примерь, - Наталья, уверенная, со слегка завитыми тёмно-русыми волосами, прикладывала летнее платье к плечам Аннушки.

Та, разведя руки в сторону, жестом хотела продолжить движение нападавшего платья, и прижать его к себе в области талии. Но так и не решилась, как будто обнять его, сделав своим, обязывает надевать его без раздумий.

- Нет, Наташ, я, наверное, не смогу, - доверчивые глаза Анны твёрдо смотрели на сестру, уверенные в своей правоте.

- Да померяй, какая же ты упрямая, сложно тебе? Я его так тяжело достала, представляла себе, как ты на танцы пойдёшь, красивая моя сестра, - Наталья раскачивала платье с яркими цветами, как будто оно танцует само по себе.

- Мне неудобно будет, оно такое яркое, а я? - Аннушка засунула руки в накладные карманы самого лучшего одеяния на свете, мамочкиной кофты, украшенной родным запахом.

- Платье яркое, не спорю. Ну ты его наденешь, и ты будешь яркая, - Наталья не оставляла попыток убедить сестру.

- Наташ, вот ты красивая, тебе всё идёт. Ты можешь носить такие вещи, а я не могу.

- Я красивая, потому что я ухоженная и одета со вкусом. Косметикой пользуюсь. Мои губы уже давно не такого цвета, какими были «в девках». Я нашла помаду, которая очень похожа на мой ранешний цвет. Вот и весь секрет. - Наталья мизинцем правой руки легонько похлопала по нижней накрашенной губе, будто проверяя наличие помады.

- Мне не надо, ни к чему это, - Анна заправила за ухо выбившийся завиток.

- Да, конечно, если не перестанешь носить свою старую потрёпанную кроличью шапку, никакая помада не поможет, - Наталья повесила яркое платье на спинку стула, будто сломав его пополам. - Возражения не принимаются. Пусть висит до твоей старости в шкафу. Вот будет тебе лет сто, покаешься.

- Хорошо, пусть повисит. Я смотреть на него буду, какое красивое. Слишком красивое для меня.

- О-о-ой, сколько можно уже! Вот заладила! Слушай, Ань, ты плавать училась, страшно было? - терпение потихоньку оставляло Наталью.

- Да, страшновато, помню, было, - Аннушка смотрела куда-то в потолок, будто там демонстрировали её неуклюжие попытки подружиться с течением.

- Помнишь, как в первый раз поплыла? - Наталья стала разводить руки в стороны, изображая гребки.

- Помню, - Аня чувствовала подвох, но ещё не понимала, в чём он заключается.

- Во-о-от! - Наталья подошла вплотную к Аннушке и взяла её за верхнюю пуговицу. - Представь, что ты сейчас поплывёшь. Выдохни, и выйди за ворота.

- Думаешь, я смогу? - Аня почти поверила Наталье.

- Даже не сомневаюсь! Давай ты пока присматривайся к нему, привыкай, одевай, перед зеркалом покрутись. А когда тепло станет, мы нарядимся обе, и пройдёмся по «Каменным рядам», идёт?

«Каменными рядами» назывались построенные в ряд магазины, пять или шесть штук. Квартал вокруг них, обросший магазинчиками поменьше, аптеками и лавчонками, назывался в посёлке «Центр».

Наступала весна, робко посылая первые тёплые лучи солнца, предвестников дружного таяния снегов и новорожденных кружавчиков берёзовых листочков. Ночи ещё стояли холодные, иногда с метелями, но весна не унималась, неспешно, но настойчиво стремясь занять территорию. Лёд на речке был ещё крепок. Нависавшие крупными завитками сугробы от дневного солнца и ночного морозца покрылись блестящим глянцем, как сахарной глазурью. Солнечный свет преумножался во много раз, отражаясь от них, как от зеркала.

Молодёжь каталась на коньках по реке в выходные с утра, часов с девяти - десяти, небольшими компаниями стекаясь на поворот, шагая друг за другом по узенькой хорошо натоптанной тропинке. Три подружки зашли за Аннушкой, миновав сенную дверь и выпустив из тёплого нутра дома запахи пирогов, томлёной в печи калины, и чего-то ещё яблочно-вишнёвого.

- Здрасьте, баб Вер, дед Сергей! Анютка дома? - маленькая ростом, но крепкая и бойкая Варвара звонким голоском обозначила своё присутствие.

Дед Сергей закряхтел, и помогая себе неверными руками, перевернулся на бок.

Баба Вера выглянула из кухни, вытирая ладони о порядком засаленный фартук.

- Проходите, девоньки, проходите. Чаю попейте с пирогами, - сутулая фигура двинулась навстречу девушкам, загребая правой рукой, будто загоняя их в сети.

- Двери закрывайте, окаянные, так ноги мёрзнут, - сипло прошипел дед Сергей, мучимый фантомными болями.

- Девочки, я иду, - донёсся голос Аннушки, послышался металлический звук закрывающейся шифоньерной двери.

В смешной детской кроличьей шапке белого цвета, на резинке, перехватывающей её сверху, в коротеньком пальтишке Аннушка сама была похожа на маленького крольчонка.

Девушки высыпали во двор, что-то наперебой обсуждая и споря, как встрепенувшиеся после суровой зимы воробушки. Аня сняла висевшие в сенях железные коньки, перевязанные верёвочкой, перекинула их через плечо, взяла двух подружек под руки.

- Как же здорово, что вы зашли, - Аннушка, как обычно, светилась изнутри медленным молочным светом.

- Как же здорово, что мы собрались!

- А что же нам не собраться было?

- Молоды мы ещё, как баб Вера за печкой сидеть!

- наперегонки затараторили девушки, и двинулись к реке. Путь был недолгим, погода радостной, компания приятной. Спуск к реке был крутым. Вместо ступенек были то ли пробитые, то ли натоптанные ногой, наступающей в след другой ноги, выемки в снежном одеянии берега. Девушки на секунду замерли, выбирая, с какой стороны тропинки безопаснее спуститься.

- Аня! - услышала знакомый голос сзади Аннушка.

Обернувшись, она заслонила рукой в серой вязанной варежке глаза от солнца. Она видела только силуэт, озарённый ярким солнечным светом, и в этом силуэт она не могла её ошибиться. Подружки, подталкивая друг друга, защебетали:

- Пойдём уже, давай, спускайся потихоньку.

- Да, что встали, кататься же пришли.

- Ань, мы пошли. Догонишь, если что!

Силуэт приближался, и вот он уже так близко, что заслоняет собой весну. И солнце. И весь мир.

- Здравствуйте, Анна, - на выдохе произнёс Андрей Сергеевич, поправляя ушанку.

- Здравствуйте, Андрей Сергеевич, - Ане было неловко от того, что она смотрит ему прямо в глаза. Ей хотелось, чтобы её кто-нибудь толкнул, ущипнул, вывел из этого оцепенения.

Она перевела взгляд на свои старые некрасивые валеночки, поправила норовившую потихонечку соскользнуть с плеча верёвку, державшую коньки.

- Тоже кататься?- спросила Анна.

- Да, решил покататься. Скоро уж совсем весна. Тепло становится. Давайте я Вам спуститься помогу? - то ли от солнца, то ли от переживаний, бритые щёки Андрея Сергеевича покраснели.

- Да, давайте. Валенки скользкие. Но в ботинках кататься холодно, я как-то раз пробовала.

Ане показалось, что через толстую варежкину шерсть она чувствует , какая горячая рука у молодого человека. Она слегка улыбнулась.

- Что, Вас что-то насмешило? Аня? - он спросил тем голосом, каким спрашивал обычно на лекции. Внутри девушки что-то замерло, как испуганная птичка.

«Ну да, какая же я глупая. Что вдруг на меня нашло.» - Анна не могла совладать со своими мыслями. Они были непослушные, неподвластные ей. Они не спрашивали её, можно ли думать о таком? Просто думали и всё. Анна была напугана неожиданной вспышкой своих чувств, не готова к ней.

-Нет, ничего. Всё в порядке, - она, вытянув по обыкновению шейку, внимательно смотрела под ноги.

«Я должна вести себя как обычно, как обычно,» - уговаривала она себя. Только, она уже не знала, как это, как обычно, когда его лицо, его глаза она видела перед собой теперь, будто молния обожгла ствол молодого деревца, оставив свою отметину навсегда.

Тем временем они спустились, отошли немного от тропинки, вьющейся по одному ей известному маршруту. Надели коньки, обвязав вокруг ног хотроумным способом.

- Поехали? - спросил Андрей Сергеевич.

Анна молча кивнула головой, ругая себя за то, что надела сегодня эту дурацкую кроличью шапку.

- Знаете, Анна, хотел Вас спросить. Что Вы завтра делаете? - Андрей Сергеевич держался на коньках уверенно, немного разведя руки в стороны для равновесия.

- Завтра... Не знаю... Готовиться буду к занятиям, наверное. - Анна часто перебирала ногами, не доверяя льду. Одна рука была по привычке прижата к часто воспаляющемуся горлу, другая махала в такт движениям.

- Мне неловко говорить Вам об этом вот так... Вы мне симпатичны, и я думаю о Вас. - Андрей Сергеевич сам не мог понять, почему он говорит это. Ещё недавно он был полон решимости дождаться экзаменов, и только потом поговорить с Анной. - Честное слово, я буду очень стараться, чтобы всё между нами оставалась, как раньше.

Анна будто погрузилась в вату вся, целиком. Она не понимала значения его слов, они не могли пробиться в её сознание. Запутавшись в мыслях и своих смущённых чувствах, Анна наехала на коварную кочку и упала. Молодой человек притормозил рядом с ней и помог подняться. Отряхнул сзади пальто, избегая смотреть в её сине-голубые глаза.

- Не больно, - спросил он, заправляя варежки в рукава своего пальто, как будто пытался спрятать что-то нечаянно показавшееся наружу.

- Нет, не больно, Андрей Сергеевич.

Неловкая пауза мешала им обоим, и оба они не знали, как её прогнать.

- Поехали обратно, - спросил молодой человек, спрятав руки за спиной, как будто обратно ехать ему вовсе не хотелось.

- А давайте ещё вперёд прокатимся, - улыбнувшись вдруг лучистой улыбкой, предложила Аннушка.

- А давайте, - моментально заразившись весёлостью, сказал Андрей Сергеевич.

И они полетели над гладким льдом, как две молодые здоровые птицы, понимающие свою силу и прелесть полёта. Им было весело и просто, как никогда до этого раньше не бывало. Они смотрели друг на друга, на мир вокруг, чувствовали весеннее солнце на лице и встречный ветер.

Наверное поэтому ни Аннушка, ни Андрей Сергеевич не заметили полынью, притаившуюся за нестройным рядком рыбачьих лунок. Девушка, как в замедленном фильме, видела приближающуюся темноту зимней воды. В первые секунды тело не почувствовало холода, а разум не распознал страх, вытесненный желанием спастись. Молодой человек впервые видел такое. Кроличья шапка скрылась под осколками тоненьких льдинок, и вот вынырнула на поверхность. Если бы его спросили, как он вытаскивал Анну, пытаясь вырвать её из жадных ледяных когтей, он навряд ли смог бы рассказать. Он видел, он чувствовал, как тяжела её вмиг намокшая и потемневшая одежда. Он видел, как глаза её, недавно прекрасные, детские, лучистые, наполнились всё пожирающим ужасом.

Он только помнил, что лёг на живот, подобрав длинную коряжистую палку, по счастливой случайности оказавшуюся рядом. Следующее, что он помнил, это как стаскивал с девушки сопротивляющееся мокрое пальто, от которого одна за другой в стороны разлетелись пуговицы. Воздух, который не мог наполнить его грудь, когда он, накинув своё пальто на плечи Ани, то гнал её, подгоняя сзади, то тащил, схватив за руку, и приговаривая «Ну давай, давай же!».

Анна в эти моменты переживала сегодняшний день  самого утра. Какое было ослепительное солнце, выглядывающее из-за шторы. Как ласково и умиротворённо улыбнулась мама, когда наливала в её, Аннушкину, кружку жёлто топлёное молоко с жирными пенками. Как ворчал отец, набивая трубку. Как в дверь просунулась голова Вари, а потом она сама. Дверь. Да, вот же дверь. Они пришли. Сознание будто вернулось к ней. Прижав палец к губам, призывая ничего не говорить, она стянула пальто мужчины и отдала, обеими руками прижимая к нему, и одновременно выталкивая со двора.

- Не надо, я сама, - бледное лицо с огромными глазами напомнило старую бабушкину икону, что Андрей Сергеевич видел, будучи ещё Серёженькой.

Он не мог не согласиться с ней. Сопротивляться неведомо откуда взявшейся решимости.

- Мама волноваться будет. - Пояснила и поставила точку Анна, закрыв за собой дверь в дом.

Минуту Андрей Сергеевич постоял в раздумье. С одной стороны, он понимал, что это будет странно выглядеть, если он придёт вместе с ученицей в дом к её родителям. С другой стороны, ему казалось, что он должен помочь девушке.

Нерешительность взяла верх, и он отправился домой. Повесил сушиться пальто, порядком намокшее от соседства с Аниной сырой одеждой. Переоделся. Вскипятил чайник. Достал заварку и сушеные малиновые листья, что в полотняном мешочке в глубине старого некрашеного буфета хранила хозяйка. Заварил в литровой стеклянной банке и накрыл кухонным полотенцем. Подождав немного, сел на кровать, укрывшись одеялом и видавшим виды овчинным тулупом. Пил малиновый чай усердно, с радостью ощущая, как на лбу, на шее, на спине выступают капли пота. Стекают вниз, избавляя его от вероятной болезни. Допив почти до разбухших листьев, Андрей Сергеевич поставил банку на пол, рядом с железной ножкой кровати, подкованной блестящей кругляшкой. Он проспал остаток дня, и следующий день почти до обеда. Проснулся от запаха жареной печёнки с луком и варёной картошки, наперегонки щекотавших его ноздри.

В понедельник он, как обычно, вошёл в шумную аудиторию, замолчавшую при его появлении. Глаза его смотрели на всех студенток по очереди, начиная с дальнего ряда, боясь увидеть пустоту на том месте, где обычно сидела Анна.

Анна же, войдя в сени, не глядя запихнула пальтишко в кладовку, за него заткнула шапку. Вера сидела у кухонного окна, залитого дневными ласковыми лучами с неизменным носком в руках, распятым на четырёх спицах, и клубочком шерстяной овечьей самопряденной нити, тихо притаившимся в кармане серого передника.

- Аннушка, ты пришла, доча, - негромко, чтобы не потревожить мужа, спросила Вера.

- Да, мамочка, я пришла, - скидывая одежду, так же негромко сказала дочь.

- Что-то быстро сегодня. Да и подружек не слыхать? - материнское сердце встревожилось, но не хотело верить себе.

- Всё хорошо, мама. Устала только немного, - Аннушка даже не раздумывала, сказать ли ей матери о случившемся.

Надев две кофты, трико с начёсом и шерстяные носки, девушка прошла на кухню, достала банку с засахаренным мёдом. Отковыряла большую ложку, задержала во рту, рассасывая. Вера подняла глаза:

- Что ты, доча, замёрзла? Может, чаю?

Пузатый электрический чайник стоял на столе, поблескивая на солнце одним бочком. Аннушка посмотрела на чайник, на маму, и снова на чайник, как будто он был готов рассказать её тайну.

- Нет, мама, спасибо. Пойду я, прилягу, наверное.

- Ступай, дочушка, ступай с Бо_гом, - Вера заметила непарную петлю в длинной резинке носка, вздохнув, принялась перевязывать., - Две лицевые, две изнаночны, как же я так... - бормотала она себе под нос.

Аннушка легла, достав из комода одеяло, видевшее свет обычно по приезду гостей. Укрылась своим стёганым разноцветным одеялом, сверху вторым, гостевым. Она быстро заснула. Анна не могла понять, откуда в комнате эти страшные, невидимые, но ясно осязаемые чудовища. Как они все помещаются в маленьких углах её узкой комнаты. Они тянули к ней свои мерзкие лапы, заставляя холодеть руки, ноги, спину.

Вечером Вера зашла к Аннушке. Лицо дочери пылало, волосы взмокли. У неё был жар. Вера тихо опустилась на край кровати. Комок встал в горле. Предчувствие беды душило её.

- Как же так, Гос_поди, как же так? Что же я теперь... Что же это...

Ночь, тёмная, страшная, беспощадная опустилась на землю. Вера молилась истово, прося прощения за все свои грехи. За каждую нечестивую мысль, что когда-либо посещала её.

Медленно тянулось время в девичьей комнатке, солнце показывалось и скрывалось за оконной рамой, проходя свой обычный путь и меняя то тоненький месяц, то круглую луну. Иногда приходили подружки, заполняя комнату словами и запахами другой жизни, полной сил и желаний. Аннушка, казалось, стала ещё более тихой и задумчивой.

ОН не приходил. Сначала она ждала его каждый день. Потом по воскресеньям. Потом стала загадывать, если лязгнет ручка у ведра, что приносила мать, набрав воды из студёного колодца, не придёт; а если опустится бесшумно - придёт. Ручка знала своё дело, и всегда опускалась с лязгом, встретившись с дужкой ведра.

И вот пришло лето, внезапно, одним днём, оно зашептало зрелой листвой, застрекотало миллионами кузнечиков в густой траве, запело множеством птичьих голосов, рассказывающих о Жизни.

Наталья приехала в очередной раз проведать больную, и как же была она удивлена, увидев сидящую на некогда отцовом чурбане худенькую до прозрачности Аннушку.

Продолжение здесь Глава 71.