XI. Жуткая болезнь. Соборы. Самолет.
Начало здесь
Предыдущая глава
У тети Иры в туалете лампа синего цвета. В детстве мне грели такой лампой ухо, только она была в виде застекленного металлического полушария с длинной ручкой, похожего на ковшик, а у тети Иры синяя лампа ввернута в плафон на потолке.
Сегодня утром я была в туалете и обнаружила черные следы на своих трусах. От страха меня немного затошнило даже. Не знаю, что это, но очень похоже на какую-то жуткую болезнь. И никому о таком не расскажешь, даже маме.
С трудом позавтракав, я поехала с мамой на очередную экскурсию по городу. Мы едем на электричке, потом на метро до Невского проспекта, а там долго гуляем по улицам, потому что сегодня наконец-то солнечная, теплая погода.
Здесь недалеко два огромных, строгих собора – Исаакиевский и Казанский. В Исаакиевском мы уже были с мамой. Мне там запомнился маятник Фуко – черный шар размером с волейбольный мяч, на веревке подвешенный к потолку. На полу под маятником изображены условные наименования сторон света – север, юг, запад, восток, но латинскими буквами. Немного в отдалении от качающегося маятника установлен спичечный коробок. Маятник колеблется назад и вперед, но в какой-то момент сбивает этот коробок. Этот опыт доказывает вращение Земли.
Сегодня посмотрим Казанский. Я чувствую, как время от времени из меня что-то вытекает и поэтому мне совсем не до экскурсий. В Казанском соборе мама обращает мое внимание на небольшую экспозицию про отлучение Льва Толстого от церкви. Среди экспонатов – дореволюционная бумага с «ятями», ведомости святейшего Синода, где и сообщается об отлучении. Рядом картинка, на ней изображен Толстой в адском чану, а вокруг черти с вилами. Не понимаю, что он им сделал, этим церковникам. Толстой мне нравится, у него спокойные, серьезные книги. Он пишет о правильной и честной жизни.
После прогулки мы останавливаемся поесть в кафе, и тут мама обращает внимание, что я бледная и не хочу есть. Отвечаю, что со мной все нормально. После обеда поднимаюсь со стула и вижу на нем следы крови. Так вот оно что. Это не черный был цвет утром в туалете, а красный. Просто синяя лампа искажает цвета. У меня как будто камень с души упал. Никакая это не болезнь. Просто началось то, о чем нам, девочкам, в классе говорила приглашенная медсестра из районной больницы.
Теперь уже можно сказать маме. Нет смысла дальше скрываться, надо как-то спасать ситуацию. Не могу же я вот в таком виде разгуливать по Ленинграду.
К сожалению, быстро решить мою проблему не получилось даже у мамы. Поблизости не оказалось ни туалета, где можно было бы застирать одежду, ни аптеки, чтобы купить необходимое. Мама прикрывала меня, как могла и так, партизанскими перебежками, мы кое-как добрались до тети Иры. К этому времени от меня уже исходил стойкий отвратительный запах. Женя отпустил по этому поводу какую-то глупую шутку, но мама цыкнула на него и он прикусил язык.
Скоро Женя доучится, и мы поедем в Волгоград к маминым родственникам. Но сначала к нам в Ленинград приедут тетя Валя - мамина сестра, с дочкой Наташей, которая нам с Женей приходится двоюродной сестрой. Муж тети Вали – военный моряк, капитан первого ранга. Раньше мы почти каждое лето проводили все вместе, но после того, как дядю Толю, мужа тети Вали, перевели с Камчатки в Севастополь, мы видимся реже, раз в два года примерно. Конечно, тетя Валя очень обрадовалась возможности встретиться с нами, и скоро они с Наташей будут в Ленинграде.
А сегодня сюда приедут мамины друзья, с которыми она работала на Камчатке, когда мы только-только там поселились. Им негде остановиться в Ленинграде и мама попросила Валентина Григорьевича, того самого – знакомого отца, который приходил к нам в гости и помогал Жене на первых порах в училище, чтобы его жена устроила тетю Машу и дядю Петю в общежитие консерватории, где она работает. Для нас самих мама не стала бы просить Валентина Григорьевича, она считает, что мы и так многим ему обязаны, но ради друзей она переступила через себя.
Мы встречаем тетю Машу и дядю Петю на железнодорожном вокзале, потом едем на метро. На эскалаторе дядя Петя иронично сравнивает московское и ленинградское метро не в пользу последнего. Тетя Маша и дядя Петя часто путешествуют. Они уже бывали во многих городах, но в Ленинграде, как и мы, впервые. Мы приезжаем в общежитие консерватории. Жена Валентина Григорьевича, миловидная, приветливая женщина с гладкими черными волосами, собранными в аккуратный узел, отдает нам ключи от комнаты.
Здесь не такое общежитие, как в Женином училище. Здание намного более старинное, потолки высокие. Стены узкого коридора выкрашены в болотно-зеленый цвет. Комната на первом этаже, совсем маленькая. Мамины друзья, кажется, не в восторге. По коридору в это время проходит плотный высокий мужчина с кудрявыми темными волосами и оперным голосом исполняет одну из тех знаменитых классических арий, которые я иногда слышу по радио.
Поселив маминых друзей в консерваторию, мы возвращаемся к тете Ире, и по дороге мама ворчит и зарекается когда-либо кого-нибудь о чем-то просить и куда-то устраивать.
Но вот наконец-то заканчивается Женин учебный год. Приезжают тетя Валя и Наташа. Наташа – моя ровесница, но выглядит она намного крупнее. Она совсем как моя мама. Мама дает ей примерить свои джинсы, те, что подарила ей родительница ученика. Джинсы Наташе подходят, и мама вручает их ей со словами – это для молодых больше, да и неудобно мне в них, я больше люблю платья и юбки.
Тетя Валя очень любит Женю, она и Наташу родила, потому что захотела второго ребенка, когда у нашей мамы Женя родился. Такой он был игривый, ласковый, как котенок.
Мы все любуемся Женей, он с каждым днем становится все красивее. Тетя Валя шутит – теперь у нас тоже есть свой парень в «бананах». Я обожаю, когда мы собираемся все вместе – мама, Женя, тетя Валя, Наташа. Нам так весело всегда, и мы как будто все говорим на одном языке, а остальные люди – на другом.
Мы готовимся к поездке в Волгоград, заходим в магазин и мама видит там на полке шампанское. О, - говорит она – шимпанзе! А продавщица в магазине – маленькая такая чернявая тётенька, чем-то сильно смахивающая на обезьянку. И тетя Валя сначала с удивлением смотрит на маму, а потом понимает, что мама имела в виду, и скорее тянет нас всех на улицу, чтобы не умереть от смеха.
Обычно мы ездим в Волгоград на поезде, из Москвы или Севастополя. А в этот раз времени у тети Вали было немного и они с мамой решили купить билет на самолет. На поезде ездить – одно удовольствие, да еще в такой чудесной компании. А на самолете я очень боюсь летать. Но из-за одной меня никто не поедет на поезде, все хотят на самолете. Это и быстрее, и комфортнее, так они считают. Наш рейс поздно вечером, почти ночью. С каждым часом, приближающим меня к неминуемому полету, мне все страшнее и страшнее. Маме с тетей Валей нужно что-то выяснить у администратора аэропорта. Они становятся в очередь к окошку. Женщина перед нами ругается с администратором, кричит ему: «Я гроб везу, я гроб везу!»
От этих слов у меня все холодеет внутри. Мы точно сегодня не долетим. Ну почему нельзя было поехать на поезде! На ватных ногах я поднимаюсь в самолет, как на казнь, устраиваюсь рядом с мамой на синих матерчатых креслах, пристегиваюсь ремнем. С отвращением смотрю на бумажный пакет для тошноты, засунутый в сетчатый карман на спинке соседнего кресла. Мама говорит: «Положи мне головку на колени, а то сейчас взлетать будем, так легче переносится». Я слушаюсь, кладу голову маме на колени и с ужасом закрываю глаза.
Через два часа я просыпаюсь уже в Волгограде. Так незаметно мое время в самолете еще никогда не пролетало.
Окончание здесь
Другие рассказы о детстве смотрите в подборке.
Если вам нравится эта публикация - поставьте ей лайк, пожалуйста. Оказывается, это очень важно для продвижения канала. А если вы хотите первыми увидеть продолжение истории про Ленинград или другие мои сочинения - обязательно подпишитесь. Ведь некоторые мои стихи и рассказы, из-за своеобразного восприятия алгоритмами Дзена просторечной лексики, видят только подписчики.
И, конечно же, интересно ваше мнение о прочитанном. Такая обратная связь очень ценна для автора. Напишите в комментариях: какими были ваши восьмидесятые? Сколько вам было тогда, что особенно запомнилось?