За окном медленно опадали последние листья, а на кухне витал аромат свежезаваренного чая. Галина стояла у плиты, привычно перебирая в голове список блюд для предстоящего праздника. "Может, в этот раз сделать утку? Наташенька её так любит..." — думала она, машинально протирая стол.
Телефонный звонок прозвучал неожиданно резко, заставив вздрогнуть. На экране высветилось "Света". Галина улыбнулась — невестка редко звонила просто так.
— Алло, Светочка! Как вы там? — голос Галины потеплел.
— Здравствуйте, мама, — в голосе Светланы чувствовалась какая-то настороженность. — У нас всё хорошо. Я вот что хотела сказать...
Пауза. Галина почувствовала, как внутри что-то дрогнуло.
— Понимаете, мама... — Светлана явно подбирала слова. — Мы с Сашей подумали... В общем, дочери скажите, пусть на праздники к вам не приезжают. Они с ребёнком, а мы отдохнуть хотим.
Галина замерла, всё ещё держа в руке полотенце. В горле появился комок.
— Светочка, но как же... — она попыталась собраться с мыслями. — Мы же всегда вместе праздники встречаем. Наташенька специально отпуск берёт...
— Мама, — голос Светланы стал жёстче. — Мы с Сашей устаём на работе. Хочется просто посидеть спокойно, без детского крика. Вы же понимаете?
Галина смотрела на фотографию на холодильнике — прошлогодний праздник, все вместе, улыбаются. Наташка держит маленького Мишутку на руках, Света рядом смеётся над какой-то шуткой...
— Но ведь Мишутка такой спокойный мальчик, — попыталась возразить Галина. — И Наташа всегда следит...
— Мама, — Светлана перебила её. — Я вас очень прошу. Просто передайте им, что в этот раз не получится. Придумайте что-нибудь, вы же умеете.
В трубке повисла тяжёлая тишина. Галина чувствовала, как предательски дрожат руки.
— Хорошо, Светочка, — наконец произнесла она севшим голосом. — Я... я подумаю, как сказать.
— Спасибо, мама. Я знала, что вы поймёте, — в голосе Светланы послышалось облегчение. — Ладно, мне пора бежать. Целую!
Звонок оборвался. Галина медленно опустилась на стул, всё ещё сжимая телефон. За окном шелестели листья, где-то вдалеке лаяла собака, а на душе было тихо и пусто, словно перед грозой.
Чашка с остывшим чаем стояла нетронутой. Галина смотрела в окно, но видела не золотистые листья октября, а картины прошлого — словно кто-то листал старый фотоальбом прямо перед глазами.
Вот Наташенька, совсем маленькая, делает первые шаги. Сашка, тогда ещё просто сын, а не "глава семейства", подхватывает сестрёнку, когда та спотыкается... А теперь что же — делить их? Как будто места в сердце не хватает для всех?
Взгляд Галины упал на фотографии, развешанные по стенам кухни. Каждый снимок — как открытая рана. Вот свадьба Саши и Светы — какая невестка была счастливая, как искренне обнимала свекровь... "Мамочка", — говорила, — "я так рада, что у меня теперь две мамы". А сейчас что изменилось?
— Господи, — прошептала Галина, проводя пальцами по глазам, — может, я что-то делаю не так? Может, правда мир изменился, а я всё никак не пойму?
Старая фотография в деревянной рамке притягивала взгляд — мама, царствие ей небесное, держит на руках маленького Сашу, рядом Галина с крошечной Наташей. Мама тогда сказала: "Доченька, семья — это когда все вместе, и в горе, и в радости. Не давай никому рвать эту ниточку".
"А я сейчас что делаю?" — думала Галина, чувствуя, как предательски дрожит подбородок. — "Сижу тут, как трусиха, боюсь слово поперёк сказать. Света устала... А Наташка с маленьким не устаёт? Одна растит, без мужа, и ничего — не жалуется".
Память услужливо подкинула картинку: прошлый Новый год, Мишутка бегает вокруг ёлки, смеётся так заразительно, что даже Света не выдержала — расхохоталась, забыв про свою вечную мигрень. А потом все вместе пели песни, и было так тепло, так правильно...
— Нет, — Галина решительно выпрямилась, — нельзя так. Мама бы не одобрила. Да и я себе не прощу, если позволю семье развалиться. Ведь внуки вырастут, разъедутся... Что останется? Только эти редкие встречи, когда все вместе, когда можно обнять, поговорить по душам, почувствовать — родные.
Она встала, подошла к окну. На карнизе сидела маленькая синичка, суетливо оглядываясь по сторонам. "Вот и я как эта птичка", — подумала Галина, — "мечусь между детьми, боюсь кого-то обидеть. А ведь должна быть как дерево — крепкая, надёжная, чтобы все могли прийти, отдохнуть в тени".
Решение пришло неожиданно, как будто кто-то шепнул его на ухо: нужно поговорить. Не по телефону — глаза в глаза. Собрать обеих, высказать всё, что на душе. Пусть лучше сейчас будет больно, чем потом годами собирать осколки разбитой семьи.
Галина посмотрела на телефон. Руки всё ещё дрожали, но в груди появилось что-то твёрдое, надёжное. Как тот стержень, о котором мама говорила: "Женщина в семье — как ствол у дерева. Гнись, но не ломайся".
Теперь предстояло самое сложное — позвонить Наташе...
Телефон словно потяжелел в руках. Галина несколько раз набирала номер и тут же сбрасывала. Как сказать? С чего начать? Наконец, глубоко вздохнув, она нажала кнопку вызова.
— Мамуль! — голос Наташи звучал радостно и звонко. — А я как раз думала тебе звонить! Представляешь, Мишутка сегодня такой рисунок в садике нарисовал — вся семья вместе, и даже тебя не забыл! Говорит: "Это моя самая любимая бабушка..."
Галина почувствовала, как к горлу подкатывает ком.
— Наташенька... доченька... — начала она, но голос предательски дрогнул.
— Мам? — в голосе дочери мгновенно появилась тревога. — Что случилось? С папой всё в порядке?
— Да-да, всё хорошо, — Галина попыталась говорить ровнее. — Просто... понимаешь... насчёт праздников...
— А что с праздниками? — В трубке послышался детский смех, и Наташа крикнула куда-то в сторону: — Мишутка, не лезь пока в рюкзак, там подарок для бабушки!
— Наташа, — Галина собрала всю волю в кулак, — может быть, в этот раз вам лучше... не приезжать?
Тишина в трубке была такой звенящей, что казалось, можно услышать, как падают листья за окном.
— Что? — голос Натальи стал ледяным. — Повтори, что ты сказала?
— Понимаешь, Светлана с Сашей... они очень устают на работе, и...
— А-а-а, — протянула Наташа, и в этом звуке было столько горечи, что у Галины защемило сердце. — Так это Светочка распорядилась? Ну конечно! А ты, как всегда, в роли посыльного?
— Доченька, не надо так...
— А как надо, мама? — Наташа уже почти кричала. — Как надо? Может, мне вообще забыть дорогу в родительский дом? Может, Мишутке объяснить, что у него теперь только одна бабушка — которая его видеть не хочет?
— Наташенька, послушай...
— Нет, это ты послушай! — В голосе дочери звенели слёзы. — Я одна ращу ребёнка, я кручусь как белка в колесе, чтобы он ни в чём не нуждался. И единственная радость — приехать домой, к родителям, чтобы хоть немного отдохнуть душой. А теперь что? "Не приезжайте"? Потому что Светочке, видите ли, отдохнуть хочется?
— Я думала, может, мы как-то по-другому...
— По-другому? — Наташа горько рассмеялась. — А знаешь что, мама? Ты права. Мы действительно сделаем по-другому. Мы вообще не приедем. Ни на праздники, ни просто так. Зачем травмировать неженку Свету нашим присутствием?
— Доченька...
— И не звони мне больше с такими... предложениями. Предала один раз — хватит.
В трубке раздались короткие гудки. Галина так и осталась сидеть, прижимая к уху замолчавший телефон. По щекам катились слёзы.
Где-то в глубине дома тикали часы, отсчитывая секунды этой страшной тишины. За окном начал накрапывать дождь, и капли на стекле казались такими же солёными, как слёзы, застилавшие глаза.
— Господи, — прошептала Галина, — что же я наделала...
В этот момент телефон в её руке завибрировал — пришло сообщение. Наташа прислала фотографию того самого рисунка: небо, солнце, и все держатся за руки — папа, мама, Саша, Света, маленький Мишутка... И она, Галина, в центре, с большим красным сердцем на груди.
"Вот как видит нас ребёнок", — подумала Галина, и новая волна слёз подступила к горлу. — "А мы что делаем?"
Весь вечер Галина не находила себе места. Механически переставляла чашки, протирала и без того чистые полки, несколько раз принималась готовить ужин и бросала. К приходу мужа на плите остывал нетронутый борщ.
Николай почувствовал неладное, едва переступив порог. Двадцать семь лет вместе — научился читать жену как раскрытую книгу. Молча разулся, помыл руки и прошёл на кухню. Галина стояла у окна, теребя край фартука.
— Ну, рассказывай, — он присел за стол, похлопав по столешнице рядом с собой.
— Коля... — Галина опустилась на стул, и вдруг все слова, которые она репетировала весь день, куда-то пропали. — Я такую глупость сделала...
Она говорила сбивчиво, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Про звонок Светы, про разговор с Наташей, про рисунок... Николай слушал молча, только желваки на скулах ходили — верный признак, что внутри у него всё кипит.
— И вот теперь, — Галина провела ладонью по влажным глазам, — не знаю, что делать. Наташка трубку не берёт, Света, наверное, думает, что всё решено... А я как предательница — и там плохо, и тут нехорошо.
Николай встал, прошёлся по кухне. Остановился у фотографии их свадьбы — совсем молодые, счастливые, уверенные, что впереди только хорошее.
— Знаешь, Галя, — он повернулся к жене, и в его голосе появились те особенные нотки, которые она помнила ещё с молодости, когда он, бывало, говорил что-то важное. — Я тут подумал... Ты всю жизнь пытаешься всех примирить, всем угодить. С самого начала так было — помнишь, как моя мать поначалу тебя невзлюбила? А ты всё терпела, улыбалась, старалась ей угодить...
— Ну так правильно же, — вздохнула Галина. — Семья...
— Погоди, — он присел рядом, взял её руки в свои. — Семья — это да. Но знаешь, в чём твоя ошибка? Ты думаешь, что мир в семье — это когда все молчат и терпят. А мир — он другой. Это когда все говорят правду, но с любовью.
Галина подняла на мужа удивлённый взгляд.
— Вот смотри, — продолжал Николай, — ты всегда была для детей как мягкая подушка — куда ударят, туда и прогнётся. А может, пора стать стержнем? Чтобы они поняли: мама — это не та, которая всем поддакивает, а та, которая правду скажет, даже если эта правда не всем понравится.
— Какую правду, Коля? — тихо спросила Галина.
— А такую, — он чуть сжал её пальцы, — что дом родительский — он для всех детей. Что нельзя делить любовь на порции, как торт на праздник. Что внук не помеха отдыху, а самая большая радость. И что ты... — он помолчал, подбирая слова, — что ты тоже человек. Со своими чувствами, со своей болью. И имеешь право сказать: "Нет, дети, так не пойдёт. Давайте жить по-людски".
В кухне повисла тишина. Только тикали часы на стене да шумел дождь за окном. Галина смотрела на их с мужем переплетённые пальцы и чувствовала, как внутри растёт что-то новое — не страх, не обида, а спокойная, твёрдая уверенность.
— Ты прав, Коля, — наконец сказала она. — Я завтра... нет, прямо сейчас позвоню обеим. Пусть приедут. Поговорим по-человечески.
Николай улыбнулся и поцеловал её в макушку — совсем как в молодости.
— Вот это моя Галина, — сказал он тихо. — А то раскисла тут, растерялась. Ты же у меня мудрая... Просто забыла об этом немного.
Она прижалась к его плечу, чувствуя, как отступает тяжесть с сердца. За окном продолжал шуметь дождь, но теперь этот шум казался уютным, почти музыкальным. Впереди был трудный разговор, но почему-то Галина уже знала: всё будет хорошо.
Первой пришла Светлана — точная, как часы, даже в такой ситуации. Вошла настороженно, словно кошка в чужой дом, хотя бывала здесь сотни раз. Наталья появилась десятью минутами позже — раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, с растрёпанными от осеннего ветра волосами.
Галина усадила их за круглый стол — тот самый, за которым столько раз собиралась вся семья. Между невесткой и дочерью словно протянулась невидимая струна — того и гляди лопнет от напряжения.
— Чай? — спросила Галина, больше чтобы разбить тишину.
— Спасибо, не надо, — отрезала Наталья, не глядя на Светлану.
— Я бы выпила, — тихо отозвалась та.
Галина засуетилась было у плиты, но вдруг вспомнила вчерашний разговор с мужем. Остановилась, выпрямилась:
— Нет. Сначала поговорим.
Обе женщины удивлённо подняли глаза — они не привыкли к такому тону от вечно угождающей всем Галины.
— Света, — Галина повернулась к невестке, — помнишь, как ты впервые пришла в этот дом? Ты тогда сказала: "Наконец-то у меня будет настоящая семья". Помнишь?
Светлана опустила глаза, легкий румянец окрасил её щёки.
— А ты, Наташенька, — Галина перевела взгляд на дочь, — помнишь, как радовалась, когда Сашка женился? Говорила: "Мамуль, теперь у меня сестрёнка будет!"
Наталья дёрнула плечом, но Галина заметила, как дрогнули её губы.
— А сейчас что происходит? — Голос Галины стал тише, но от этого весомее. — Вы делите дом, который всегда был для всех открыт. Делите праздники, которые должны объединять. Делите любовь, которой на всех хватит.
— Мама, но ты же понимаешь... — начала было Светлана.
— Нет, теперь вы послушайте, — в голосе Галины зазвучала сталь. — Я всю жизнь старалась никого не обидеть, всем угодить. А сейчас скажу прямо: этот дом — для всех моих детей. И внуков. И если кто-то пытается это изменить... — она перевела дыхание, — значит, не понимает главного.
— И что же главное? — тихо спросила Наталья.
— А главное то, что семья — это не когда удобно, а когда вместе. Даже если устал. Даже если хочется тишины. Потому что годы пройдут — что останется? Твоя тишина, Света? Или твоя обида, Наташа?
В кухне повисла тишина. За окном шелестели последние осенние листья, где-то вдалеке сигналила машина. Светлана теребила край скатерти, Наталья смотрела в окно, но Галина видела, как подрагивают её ресницы.
— Я... — Светлана запнулась, потом начала снова: — Я, наверное, действительно перегнула палку. Просто навалилось всё — работа, дом, Сашкины командировки... Захотелось тишины. А получилось...
— По-свински получилось, — вдруг выпалила Наталья и тут же прикрыла рот рукой, словно сама испугалась своих слов.
И вдруг — совершенно неожиданно — Светлана рассмеялась. Негромко, немного нервно, но искренне:
— Да. Именно так и получилось. Прости меня, Наташа.
— И ты меня, — Наталья шмыгнула носом. — Я тоже хороша — сразу в бутылку полезла. А Мишка вчера весь вечер рисунок переделывал. Говорит: "Мама, а вдруг тётя Света меня разлюбила?"
— Что? — Светлана резко выпрямилась. — Да как он мог подумать... Господи, что же я наделала...
Она порывисто встала, обошла стол и, опустившись на корточки рядом с Натальей, взяла её за руки:
— Наташ, ну какой там "разлюбила"? Он же у нас самый любимый, самый драгоценный. Просто я... я дура.
Галина смотрела на них и чувствовала, как щемит сердце — но теперь уже не от боли, а от нежности. Они сидели рядом — две её девочки, такие разные и такие родные. Как в старой сказке: "Что людям не под силу, то любовь поправит..."
— Ну что, — она наконец позволила себе улыбнуться, — может, теперь чаю?
За окном кружился первый снег, а в доме пахло корицей, ванилью и свежей выпечкой. Галина в который раз поправила салфетки на праздничном столе, хотя всё и так стояло идеально.
— Мам, да не суетись ты, — Наталья выглянула из кухни, где они со Светланой колдовали над праздничным тортом. — Всё же хорошо!
Светлана, с мукой на щеке и блеском в глазах, поддержала:
— Правда, мама, присядьте. Мы тут справимся.
Галина улыбнулась, глядя, как невестка и дочь работают бок о бок — Света осторожно наносит крем, а Наташа украшает торт засахаренными фруктами. Кто бы мог подумать месяц назад, что всё так обернётся?
— Ба-а-абуль! — влетел в комнату Мишутка, размахивая каким-то свёртком. — А можно я сейчас подарок тёте Свете отдам? Ну пожалуйста!
— Погоди, егоза, — Галина ласково взъерошила вихры внука. — Вот папа твой крёстный приедет, тогда и будем подарки дарить.
— А когда он приедет? — Мишка нетерпеливо подпрыгивал на месте. — Я такой рисунок ему нарисовал! И тёте Свете тоже! И тебе, бабуль! И...
Звонок в дверь прервал его восторженный монолог. Мальчик со всех ног бросился в прихожую:
— Дядя Саша приехал!
Через минуту в комнату вошёл Александр, весь в снегу, с румянцем на щеках и огромным пакетом в руках:
— Ух, как у вас тепло! А на улице метель разыгралась...
— Сашенька, разувайся скорее, — засуетилась Галина. — Светочка, там твой муж замёрз совсем!
— Иду-иду! — Светлана выскочила из кухни, на ходу вытирая руки о фартук, чмокнула мужа в щёку. — А мы тут с Наташкой такой торт сделали!
Саша огляделся, и его лицо расплылось в улыбке:
— Вот это да! Всё как раньше — мама суетится, вы со сестрой на кухне колдуете...
— Дядя Саша, дядя Саша! — Мишка дёргал его за рукав. — А можно я сейчас подарки всем подарю? Ну пожалуйста-пожалуйста!
Все рассмеялись, глядя на его умоляющую мордашку.
— Ну давай, племянник, — согласился Александр, подмигнув сестре. — Показывай, что там у тебя.
Мишка с торжественным видом извлёк из свёртка несколько листов бумаги:
— Это всем! Я сам рисовал! Вот тут мы все вместе... А тут только тётя Света и я... А это...
Светлана, разглядывая рисунок, где они с племянником держались за руки на фоне огромного сердца, украдкой смахнула слезу:
— Спасибо, малыш... Иди-ка сюда, обниму тебя.
Галина смотрела на эту картину и чувствовала, как сердце переполняется счастьем. Вот оно — настоящее. Когда все вместе, когда смех и радость, когда дом полон любви.
— Знаете что, — сказала она, поднимая бокал с шампанским, — я хочу сказать тост.
Все затихли, повернувшись к ней.
— За семью, — произнесла Галина, чувствуя, как дрожит от волнения голос. — За то, что мы умеем прощать и любить. За то, что поняли главное: нет ничего важнее, чем быть вместе. И пусть в нашем доме всегда будет шумно от смеха, пусть пахнет пирогами, пусть звенят детские голоса. Потому что только тогда он по-настоящему живой — наш дом.
— За семью! — эхом отозвались все.
А за окном продолжал кружиться снег, укрывая мир белым покрывалом. Где-то в глубине дома тикали часы, отсчитывая минуты этого счастья. И казалось, что нет на свете силы, способной разрушить то, что создано любовью и прощением.
Мишка забрался к Светлане на колени и что-то увлечённо рассказывал, размахивая руками. Наталья и Александр наперебой вспоминали смешные истории из детства. А Галина думала о том, как удивительно устроена жизнь: иногда нужно пройти через боль и недопонимание, чтобы понять самое важное — семья остаётся семьёй, что бы ни случилось.
И это понимание — самый драгоценный подарок, который они все получили в этот праздник.