Часы в прихожей пробили десять вечера. Лариса стояла у окна, вглядываясь в темноту двора, и машинально массировала виски. День выдался особенно тяжёлым — авральная сдача квартального отчёта затянулась до позднего вечера, а теперь ещё и это...
Звонок в дверь раздался резко, будто извиняясь за столь поздний визит. На пороге стоял Павел, держа за руки сонных детей — семилетнюю Машу и десятилетнего Мишу.
— Ларис, выручай! — Павел говорил быстро, немного задыхаясь. — Меня срочно вызвали на смену, авария на производстве. Жена в командировке, а детей...
— Опять? — Лариса устало прислонилась к дверному косяку. В висках начинала пульсировать тупая боль.
Дети молча переминались с ноги на ногу, явно чувствуя напряжение между взрослыми. Маша крепче стиснула руку отца, а Миша опустил голову, разглядывая свои кроссовки.
— Последний раз, честное слово! — Павел умоляюще сложил руки. — Завтра утром заберу, часам к восьми.
Лариса тяжело вздохнула. Перед глазами всё ещё мелькали цифры из отчёта, а спина ныла от долгого сидения за компьютером. Но это же племянники, родная кровь...
— Заходите, — она посторонилась, пропуская детей в квартиру. — Только тихо, я еле на ногах стою.
Павел облегчённо выдохнул:
— Спасибо, сестрёнка! Ты меня просто спасаешь!
Маша и Миша, уже бывавшие здесь не раз, молча прошли в детскую — бывшую комнату сыновей Ларисы, давно выросших и уехавших учиться в другой город.
Всю ночь Лариса ворочалась, не в силах уснуть. В голове крутились мысли о том, как часто в последнее время приходится присматривать за племянниками. Раз за разом она откладывала свои дела, жертвовала свободным временем... А ведь у неё тоже была своя жизнь, свои планы.
Утром, когда Павел приехал за детьми, Лариса встретила его на пороге. В глазах читалась решимость.
— Паш, нам надо поговорить, — её голос звучал твёрдо, без обычной мягкости. — Так больше продолжаться не может.
Павел растерянно замер с курткой в руках:
— Что случилось?
— Вот что, — Лариса расправила плечи, глядя брату прямо в глаза. — Либо твоя жена начинает помогать с детьми, либо ты платишь мне за услуги няни. Я больше не могу разрываться между работой и твоими детьми просто потому, что мы родственники.
Повисла тяжёлая пауза. Было слышно, как на кухне Маша и Миша собирают свои вещи.
— Ты... что? — Павел недоверчиво покачал головой. — Ты серьёзно предлагаешь брать с меня деньги за помощь с племянниками?
— А почему нет? — в голосе Ларисы звенела сталь. — Я тоже человек, у меня своя жизнь. Я устала быть круглосуточной бесплатной нянькой.
Дети вышли в прихожую, и разговор пришлось прервать. Но последний взгляд, которым обменялись брат и сестра, ясно давал понять — это только начало.
В тот же вечер в дверь Ларисы снова постучали — на этот раз иначе, резко и требовательно. Она знала, кто это, ещё до того, как открыла.
— Нам надо серьёзно поговорить, — Павел ворвался в квартиру, даже не разуваясь. — Что за цирк ты устроила утром?
Лариса молча прошла на кухню. Села за стол, сложив руки перед собой — так она всегда делала, когда готовилась к серьёзному разговору.
— Какой цирк, Паша? — её голос звучал устало. — То, что я наконец-то сказала правду?
— Правду?! — он резко развернулся к ней. — Мы семья! Ты тётя моих детей! А теперь выставляешь счёт за помощь родному брату?
Что-то надломилось внутри Ларисы. Годами копившаяся усталость, обиды, недосказанность — всё вырвалось наружу.
— Да, семья! — она вскочила, упираясь ладонями в стол. — И именно поэтому ты считаешь, что можешь пользоваться мной когда вздумается? А ты хоть раз спросил, каково мне? Знаешь, как я поднимала своих мальчишек? Одна! Без всякой помощи!
Павел отшатнулся — он никогда не видел сестру такой.
— Когда Витька с Димкой болели, я неделями не спала! — голос Ларисы дрожал. — Когда их отец ушёл, я разрывалась между двумя работами! Ты хоть представляешь, что это такое — растить детей одной? А теперь, когда мои наконец выросли, когда я могу немного пожить для себя — ты заявляешься среди ночи и требуешь сидеть с твоими!
— Лара... — Павел растерянно опустился на стул.
— Нет, ты послушай! — она уже не могла остановиться. — Я люблю твоих детей, правда люблю. Но я тоже человек! У меня своя жизнь, работа, планы! А ты... ты просто пользуешься тем, что я не могу отказать. И даже спасибо толком не говоришь — считаешь, что так и должно быть!
В кухне повисла тяжёлая тишина. За окном медленно темнело, на столе остывала чашка недопитого чая.
— Знаешь что? — Павел резко встал. — Раз уж ты так считаешь... раз для тебя помощь родному брату — это обуза... — он не договорил, направляясь к выходу.
— Паша! — окликнула его Лариса.
Но в ответ лишь грохнула входная дверь. Лариса медленно опустилась на стул, обхватив голову руками. По щекам катились слёзы — первые за долгое время.
На кухонной полке стояла старая фотография: маленькие Паша и Лара с родителями. Все улыбаются, счастливые и беззаботные. Как же давно это было...
Старенький "Форд" медленно полз по вечерним улицам. Павел крепко сжимал руль, пытаясь успокоиться после ссоры с сестрой. В зеркале заднего вида отражались притихшие дети.
— Пап, а почему тётя Лара на тебя кричала? — тихо спросила Маша, теребя рукав куртки.
Павел вздрогнул. Он думал, дети не слышали их разговор.
— Мы... мы просто немного поспорили, зайка, — выдавил он, стараясь, чтобы голос звучал как обычно.
— А теперь она нас больше не любит? — в голосе Миши зазвенели слёзы.
Машина резко дёрнулась — Павел едва не пропустил красный свет.
— Что ты такое говоришь? — он развернулся к детям. — Тётя Лара вас очень любит!
— Неправда! — Миша уже откровенно всхлипывал. — Она больше не хочет, чтобы мы приходили! Я слышал!
Маша придвинулась к брату, обняла его за плечи:
— Помнишь, как тётя Лара учила нас печь блинчики? И сказки рассказывала... А теперь...
За их спинами раздавались нетерпеливые гудки — зелёный давно загорелся. Павел медленно тронулся с места, чувствуя, как внутри всё сжимается от детского плача.
— А вы знаете, — начал он, пытаясь отвлечь детей, — когда мы с тётей Ларой были маленькими...
— Пап, — перебил его Миша, — а может, мы ей что-нибудь подарим? Чтобы она не сердилась?
— Я могу нарисовать открытку! — подхватила Маша. — И написать, как мы её любим!
Павел смотрел на дорогу сквозь внезапно защипавшие глаза. Дети притихли, явно что-то обдумывая.
— Папа, — снова заговорил Миша после долгой паузы, — а тётя Лара очень устаёт на работе?
— Да, сынок.
— И дома тоже устаёт? Когда с нами сидит?
— Наверное...
— Тогда почему мама не может с нами оставаться? Или няню нанять, как у Пети из моего класса?
Павел почувствовал, как краска стыда заливает лицо. Он вспомнил слова сестры: "Ты просто пользуешься тем, что я не могу отказать..."
— Пап, давай что-нибудь придумаем? — голос Маши звучал по-взрослому серьёзно. — Я не хочу, чтобы тётя Лара плакала.
"Устами младенца..." — подумал Павел, включая поворотник к дому. В голове впервые начал складываться план, как всё исправить.
Случайные встречи часто оказываются самыми судьбоносными. В тесном проходе между полками супермаркета Павел едва не столкнулся тележкой с женщиной в синем пальто. Лариса.
Секунду они молча смотрели друг на друга. Потом одновременно открыли рты, собираясь что-то сказать.
— Консервированные персики, — вдруг произнесла Лариса, глядя на банку в руках брата. — Мама всегда их покупала, когда мы болели.
Павел машинально посмотрел на банку:
— Маша простыла... Помнишь, как мама делала компот? С корицей и...
— ...гвоздикой, — закончила Лариса. — И садилась у кровати на всю ночь, если температура не спадала.
Они переместились к стеллажу с чаем, машинально уступая дорогу другим покупателям.
— А помнишь тот Новый год, когда мы оба свалились с ангиной? — Павел невесело усмехнулся. — Она не спала трое суток, бегала между нашими комнатами.
— Да... — Лариса провела пальцем по коробке с чаем. — А потом сама слегла. Но всё равно вставала, готовила, стирала...
— Знаешь, — вдруг тихо сказал Павел, — когда я прошу тебя посидеть с детьми... Я, наверное, делаю с тобой то же самое, что мы делали с мамой. Принимаем заботу как должное.
Лариса замерла.
— Я всю жизнь боялась стать как она, — голос сестры дрогнул. — Той, которая всегда должна, всегда может, всегда поможет. Которая забывает о себе ради других. И знаешь что? Я стала. Только сил у меня не столько, сколько было у неё.
В проходе стало людно — вечер, час пик. Они медленно пошли к кассам.
— Она ушла так рано, — пробормотал Павел. — Всего пятьдесят три...
— Выгорела, — жёстко сказала Лариса. — Сгорела, заботясь обо всех, кроме себя. И я... я не хочу так, Паша. Не хочу однажды просто погаснуть, как она.
У кассы они снова замолчали. Павел смотрел, как сестра раскладывает покупки на ленте — всё так же аккуратно и методично, как в детстве. Совсем как мама.
— Прости меня, — вдруг сказал он. — Я должен был понять раньше.
Лариса лишь кивнула, но её плечи чуть расслабились. За окном магазина начался дождь, размывая огни вечернего города.
На пороге квартиры Ларисы снова стоял Павел, только теперь — с бумажным пакетом, источающим знакомый с детства аромат.
— Пирожки с капустой? — Лариса невольно улыбнулась. — Из той самой пекарни на Ленина?
— Я полгорода объехал, пока нашёл её, — Павел переминался с ноги на ногу. — Можно войти?
В кухне, за чаем с пирожками, слова вдруг полились сами собой:
— Знаешь, я вчера всю ночь не спал, — Павел крутил в руках чашку. — Думал о маме, о тебе, о детях... Ты права. Я слишком много на тебя взвалил.
Лариса молчала, глядя в окно, где качались голые ветви старого клёна.
— Я поговорил с Леной, — продолжил он. — Она возьмёт меньше командировок. И... мы решили нанять няню. Профессиональную.
— Паш...
— Нет, дай договорить, — он поднял руку. — Ты не обязана жертвовать своей жизнью ради нас. Мы справимся. А ты... ты просто будь тётей. Такой, как раньше — с блинчиками по выходным и сказками на ночь. Если захочешь и когда захочешь.
Лариса почувствовала, как предательски щиплет в носу:
— Знаешь, я ведь не из-за денег...
— Я знаю, — он накрыл её руку своей. — Теперь знаю.
За окном расчищалось небо, и первый луч солнца упал на старую фотографию их мамы на полке.
— Она бы гордилась тобой, — тихо сказал Павел. — Тем, что ты научилась говорить "нет".
Лариса сжала его руку в ответ. Пирожки пахли детством, теплом и прощением.
Через три недели дом Павла наполнился ароматами свежей выпечки и детским смехом. В просторной кухне Маша помогала накрывать на стол, бережно расставляя мамины праздничные тарелки.
— Тётя Лара, а Света научила меня оригами делать! — щебетала девочка, раскладывая салфетки. — Представляешь, журавлик получился!
Света, новая няня, колдовала у плиты, добавляя последние штрихи к ужину. Её присутствие внесло в дом новый, уютный ритм.
— А мне она помогает с математикой, — добавил Миша, высовываясь из-за ноутбука. — Тётя Лара, хочешь покажу, какую задачу мы сегодня решили?
Лариса села рядом с племянником, искренне восхищаясь его успехами. На душе было легко — впервые за долгое время она пришла не помогать, а просто побыть с семьёй.
— Помнишь, — Павел поставил на стол дымящееся блюдо, — как мы в детстве с тобой тайком съели целый противень маминых пирожков?
— И потом всю ночь болели животы, — рассмеялась Лариса. — А мама не ругалась, только пила с нами ромашковый чай...
Света тактично удалилась, оставив семью наедине. За окном догорал летний вечер, наполняя кухню мягким золотистым светом.
— Тётя Лара, — Маша забралась к ней на колени, — а ты теперь чаще будешь приходить? Просто так?
— Обязательно, зайка, — Лариса поцеловала племянницу в макушку. — Теперь мы будем чаще видеться.
Павел поймал взгляд сестры:
— Спасибо, что всё это время была рядом. И... прости, что не понимал раньше.
В этот момент где-то в городе зазвонили колокола — должно быть, в старой церквушке на набережной. Их звук, чистый и прозрачный, наполнил вечер особенным смыслом.
Они справились. Преодолели. Поняли друг друга. И теперь их ждало много тёплых семейных вечеров — без обид, без усталости, без чувства долга. Просто с любовью.