– Я тебя не просил приезжать, – голос Александра прорезал морозную тишину салона автомобиля. – Мать настояла. Хотя какое ей теперь дело до твоего мнения...
Последние слова он произнёс тише, но они ударили Антона больнее, чем если бы брат кричал. В памяти тут же всплыло лицо матери, когда два года назад она звонила ему, сообщая о смерти отца. "Не приезжай, – сказала она тогда. – Уже не надо. Всё кончено."
– Что ты хочешь этим сказать? – Антон повернулся к брату, чувствуя, как внутри закипает давно сдерживаемая ярость.
– А то и хочу, – Александр до побелевших костяшек вцепился в руль. – Что ты для неё умер в тот день, когда не приехал на похороны. Знаешь, что она сделала? Сожгла все твои фотографии в гостиной. Все до единой.
Антон почувствовал, как к горлу подступает комок. Он помнил эти фотографии – целая стена их детства. Вот они втроём на море, загорелые и счастливые. Вот его первый школьный день, такой гордый в выглаженной форме. Вот выпускной в университете, последняя совместная фотография перед тем, как всё рухнуло...
– Я пытался приехать, – слова царапали горло. – Я умолял продюсера...
– Умолял? – Александр резко затормозил, машину занесло на обледенелой дороге. – Папа тебя пятнадцать лет ждал! А знаешь, как он ждал? Каждый чёртов Новый год включал телевизор, смотрел эти дурацкие шоу, искал твою фамилию в титрах! А когда находил... – он осёкся, словно воспоминание причиняло физическую боль.
– Что? Что было, когда находил? – Антон подался вперёд.
– А то ты не знаешь! – Александр ударил по рулю. – Садился в своё кресло, наливал стопку и говорил: "За сына. За то, чтобы у него всё получилось." А потом плакал. Думал, мы не видим, но мы видели. Все видели, как он тихонько вытирал глаза, когда думал, что никто не смотрит.
Неожиданно из-под колёс вылетел чёрный кот. Александр выкрутил руль, машина вильнула, и они едва не врезались в сугроб.
– Твою дивизию! – выругался Александр, выравнивая машину. – Видишь? Даже кошки чувствуют – не место тебе здесь.
– Ты помнишь? – удивился Антон.
– А как такое забудешь? – горько усмехнулся брат. – Тот день, когда ты должен был впервые выступать. Мы все собрались перед телевизором – я, Оксана, родители. А потом ведущий объявил: "Участник не вышел" И ты совсем пропал. На пятнадцать лет.
Антон промолчал. В груди болезненно сжалось от воспоминания: точно такой же чёрный кот перебежал ему дорогу в тот вечер. Он стоял за кулисами, слышал гул зала, представлял лица родных дома перед телевизором... И не смог. Струсил. Сбежал через чёрный ход, оставив записку администратору: "Извините, я не готов."
– Знаешь, что он делал в тот день? – вдруг спросил Александр, глуша мотор. – Копал картошку. Хотя я предлагал помочь, наняться работников... Но он сказал: "Нет, сынок. Это моя земля, мой труд. Может, хоть это заставит его вернуться – вспомнит вкус нашей картошки."
Старый двухэтажный дом показался из-за поворота внезапно, словно призрак из прошлого. Потемневшие брёвна, покосившийся забор, который отец вечно собирался поправить... Антон почувствовал, как к горлу подступает комок. Здесь, прямо за этим забором, в огороде, отец упал с лопатой в руках. Один. Пока его младший сын репетировал очередную развлекательную программу в тёплой московской студии.
– Перестань... – прошептал Антон.
– Что, правда глаза колет? – Александр повернулся к нему. – А знаешь, что он ещё сказал? "Вот увидишь, Сашка, он обязательно вернётся. Не может не вернуться. Он же наш. Наша кровь." Только вот ты не вернулся. Даже когда он умер – не вернулся.
На крыльце стояла мать – Ольга Петровна, кутаясь в оранжевую шаль. Антон не узнал её в первый момент – такой постаревшей и сгорбленной она казалась. Рядом – Оксана, младшая сестра, с маленьким ребёнком на руках. В её глазах читалась смесь настороженности и... презрения?
– Мама... – начал Антон, но она отвернулась, словно не слыша.
– Проходи, – бросила она через плечо. – Чай на столе.
В доме всё осталось таким же, только будто постарело вместе с обитателями. Знакомый запах – мамины пироги, отцовский одеколон, старое дерево – ударил в ноздри, вызывая внезапное головокружение. На стене – пустые светлые прямоугольники там, где раньше висели фотографии. Следы его стёртого существования.
– Твоя комната наверху, – сухо сказала мать. – Я не заходила туда... с тех пор.
Антон начал подниматься по скрипучей лестнице, когда услышал тихий разговор внизу:
– Зачем ты его привёз, Саша? – голос матери дрожал. – Зачем ворошить?
– А что мне было делать? Ты же сама позвонила ему...
– Я не звонила! – в голосе матери появились слёзы. – Это Оксана нашла его номер в папиных вещах. Рядом с тем конвертом...
Антон замер на середине лестницы. Какой конверт? Что ещё они скрывают?
Его комната встретила его пылью и застоявшейся тишиной. Всё как было пятнадцать лет назад – книги на полках, старый письменный стол, кровать у окна... Только теперь это выглядело как музей несбывшихся надежд.
На столе – стопка тетрадей с его первыми попытками писать шутки. Он провёл пальцем по пыльной обложке, и вдруг в глаза бросилась надпись на первой странице: "Когда-нибудь я стану известным комиком, и ты будешь мной гордиться, папа."
Антон двинулся в родительскую комнату в поисках конверта…
Несколько часов спустя
Внизу хлопнула входная дверь – кто-то пришёл. Послышались громкие голоса:
– Я же сказал – никаких разговоров о работе! – мужской голос, незнакомый и властный.
– Витя, пожалуйста... – это Оксана, в её голосе слёзы.
– Что "пожалуйста"? Мы уже обсуждали это! Твоё место – дома, с ребёнком!
Антон подошёл к лестнице. Внизу его сестра, его маленькая Оксанка, сжалась под тяжёлым взглядом высокого мужчины с военной выправкой.
– Но это всего лишь три часа в неделю... – попыталась возразить она.
– Я сказал – нет! – отрезал муж. – Хватит этих глупостей с танцами! Ты что, хочешь быть как твой брат? Тоже сбежать, всё бросить?
– Не смей! – вдруг крикнула Оксана. – Не смей говорить о нём!
Звук пощёчины разрезал воздух. Антон не помнил, как слетел по лестнице. В следующий момент он уже держал за грудки мужа сестры, вжимая его в стену:
– Только попробуй ещё раз её тронуть...
– Антон, нет! – Оксана схватила его за руку. – Не надо! Пожалуйста!
– Убери руки, – процедил Виктор. – Ты здесь никто. Пустое место. Предатель, который бросил семью.
– Зато я знаю, что такое настоящее предательство, – Антон сильнее сжал воротник Виктора. – Это когда такие как ты ломают чужие мечты. Душат. Убивают по кусочку...
– Что здесь происходит?! – голос матери прозвучал как хлыст.
Антон медленно разжал пальцы. Виктор поправил воротник, презрительно усмехаясь:
– Вот он, ваш блудный сын. Даже не успел войти в дом – уже устраивает скандалы.
– Он ударил Оксану, – тихо сказал Антон.
– Это наше семейное дело, – отрезала мать. – Не тебе вмешиваться.
– Семейное? – Антон почувствовал, как внутри что-то обрывается. – А когда он сломает ей жизнь окончательно – это тоже будет "семейное дело"?
– Не смей судить о том, чего не знаешь! – в глазах матери блеснули слёзы. – Ты ничего не знаешь о нашей жизни! О том, через что мы прошли!
– Так расскажи мне! – крикнул Антон. – Хоть раз в жизни скажи правду!
– Правду? – мать горько усмехнулась. – Хорошо. Вот тебе правда. Когда ты сбежал, отец заболел. Серьёзно заболел. Сердце. Врачи сказали – нужна операция. Дорогая. Мы продали машину, влезли в долги... А знаешь, что он сказал? "Не говорите Антону. Он там в Москве, у него своя жизнь. Справимся."
Антон почувствовал внутри себя что-то отвратительное:
– Почему... почему вы молчали?
– А ты бы приехал? – вмешался Александр, спускаясь по лестнице. – Ты же даже на звонки не отвечал. Только деньги иногда присылал – будто откупался.
– Я не знал...
– Конечно, не знал! – Александр встал рядом с матерью. – Ты ничего не хотел знать! Ты строил свою карьеру, писал свои шуточки, а мы здесь... Знаешь, как я деньги на операцию собирал? Работал на трёх работах. Ночами разгружал вагоны.
– А я копила на лекарства, – вдруг тихо сказала Оксана. – Продавала свои украшения. Всё, что осталось от свадьбы... От той жизни, когда мы ещё были семьёй.
– Замолчи! – прикрикнул на неё Виктор. – Нечего бередить прошлое!
– Нет, не замолчу! – в глазах Оксаны блеснул какой-то новый, незнакомый огонь. – Хватит молчать! Я молчала, когда ты запретил мне работать. Молчала, когда ты выбросил мои пуанты. Молчала, когда ты... – она осеклась, прижав руку к губам.
– Когда что? – тихо спросил Антон, чувствуя, как внутри закипает ярость.
– Когда он сказал, что танцовщицы – это... – Оксана всхлипнула. – Что это несерьёзно. Что приличные женщины сидят дома. Как мама. Как бабушка. Как все в нашей семье...
– И правильно сказал! – вмешалась Ольга Петровна. – Посмотри на брата – вот к чему приводят эти творческие мечты! К предательству, к позору...
– К позору? – Антон медленно повернулся к матери. – А вот это, – он указал на Виктора, – не позор? То, что моя сестра боится в собственном доме – не позор? То, что Саша ненавидит свою работу, но боится в этом признаться – не позор?
– Заткнись! – рявкнул Александр. – Ты ничего не знаешь о моей работе!
– Правда? – Антон усмехнулся. – А кто звонил мне три года назад? Пьяный, в четыре утра? "Антон, я больше не могу... Эти бумаги, эти цифры... Я задыхаюсь..."
В комнате повисла мёртвая тишина. Лицо Александра побелело:
– Ты... ты обещал никому не говорить.
– А ты обещал подумать о своей жизни! – крикнул Антон. – Но нет, проще быть "правильным"! Проще душить других, чем признать, что сам задыхаешься!
– Сашенька, – мать шагнула к старшему сыну. – Это правда? Ты несчастлив?
– Не лезь к нему! – вдруг рявкнул Виктор. – Вот оно, тлетворное влияние! Приехал на пару дней и уже всё разрушил! Все были нормальными, пока ты не появился!
– Нормальными? – Антон рассмеялся, но в этом смехе не было веселья. – Вы называете это нормальным? Эти маски, этот страх, эта... эта тюрьма, которую вы сами для себя построили?
В этот момент сверху донёсся плач Алисы. Оксана дёрнулась было к лестнице, но Виктор схватил её за руку:
– Стой здесь! Мы не закончили!
– Отпусти её, – процедил Антон, делая шаг вперёд.
– Иначе что? – Виктор усмехнулся. – Ударишь меня? Давай! Покажи, чему тебя научила твоя московская жизнь!
– Нет, – Антон покачал головой. – Я просто расскажу тебе историю. О том, как мой отец, умирая, написал мне письмо. Письмо, которое я нашёл только сегодня.
Он достал из кармана конверт – тот самый, о котором говорили Ольга Петровна и Александр.
– Не смей! – вскрикнула Ольга Петровна. – Это личное!
– Нет, мама. Больше никаких секретов. Хватит.
Дрожащими руками он развернул письмо и начал читать:
"Сынок,
Пишу это письмо и не знаю, отправлю ли. Гордость всё ещё душит, да и что толку теперь, столько лет прошло... А всё же напишу.
Знаешь, я ведь тоже когда-то мечтал о сцене..."
– Папа... что? – Оксана замерла, забыв о хватке мужа.
– Да, – Антон продолжил читать. – "В молодости, после того как посмотрел "Карнавал" с Гурченко, загорелся – хотел в театральное поступать. Даже билет до Москвы купил. А потом... испугался. Что мужики на заводе скажут? Что мать с отцом? Засмеют ведь."
– Он никогда об этом не говорил, – прошептал Александр.
– Конечно не говорил! – Антон горько усмехнулся. – Потому что в нашей семье не принято говорить о мечтах! О них принято молчать, душить их, убивать... А потом мстить тем, кто оказался смелее!
– Замолчи... – голос матери дрожал.
– Нет! – Антон повысил голос. – Послушайте, что он пишет дальше: "Так и остался. Встретил твою маму, женился, вас растил... Жизнь сложилась, грех жаловаться. Только иногда, знаешь, просыпаюсь среди ночи и думаю – а что, если бы рискнул тогда? Может, поэтому и разозлился так на тебя – увидел в тебе себя молодого. Только ты оказался смелее."
В комнате повисла тяжёлая тишина, прерываемая только плачем Алисы наверху.
– Всё, хватит этого цирка! – Виктор шагнул к Антону. – Отдай письмо!
– Не трогай его! – вдруг крикнула Оксана. – Хватит! Хватит командовать! Хватит решать за всех!
– Ах ты... – Виктор замахнулся.
Что произошло дальше, случилось словно в замедленной съёмке. Александр перехватил руку Виктора. Оксана вырвалась и побежала наверх к дочери. Мать осела на стул, закрыв лицо руками.
– Убирайся, – процедил Александр, всё ещё держа руку Виктора. – Убирайся из нашего дома. И не смей больше приближаться к моей сестре.
– Вы все тут больные, – Виктор вырвал руку. – Вся семейка! Один сбежал, второй тиран, сестра истеричка...
– А ты? – тихо спросил Антон. – Кто ты такой? Человек, который может чувствовать себя сильным, только когда делает других слабыми?
Виктор хлопнул дверью так, что задрожали стёкла. В наступившей тишине было слышно, как наверху Оксана успокаивает плачущую дочь.
– Вот и всё, – прошептала мать. – Теперь ты доволен? Разрушил последнее, что у нас оставалось?
– А что у вас оставалось, мама? – Антон опустился перед ней на колени. – Ложь? Страх? Молчание?
– У нас была семья! – она подняла на него полные слёз глаза. – Пусть не идеальная, пусть со своими проблемами, но семья! А теперь...
– А теперь что? – спросил Александр, тяжело опускаясь на диван. – Теперь мы наконец можем сказать правду? О том, как я ненавижу свою работу? О том, как Оксана задыхается в этом браке? О том, как ты, мама, винишь себя за то, что не защитила нас от... от нас самих?
– Саша... – начала мать.
– Нет, мам. Антон прав. Мы все... мы все живём чужими жизнями. Я каждое утро просыпаюсь с мыслью, что ещё один день в этом кабинете – и я сойду с ума. Знаешь, чего я на самом деле хочу? Уехать на Байкал. Строить дома. Своими руками, из дерева...
– Как папа мечтал о сцене, – тихо добавил Антон.
– Заткнись! – Александр вдруг резко встал. – Не смей... не смей использовать его память для своих манипуляций!
– Саша... – начала Оксана.
– Нет! – в глазах старшего брата блеснули слёзы ярости. – Ты приезжаешь сюда спустя пятнадцать лет и думаешь, что можешь всё разрушить? Своими... своими красивыми словами о мечтах? Папа был настоящим мужчиной! Он не бросил семью ради каких-то фантазий!
– Он просто не решился, – тихо ответил Антон. – И всю жизнь об этом жалел.
– Убирайся, – процедил Александр. – Убирайся из нашего дома. Ты всё равно давно уже не часть этой семьи.
– Саша прав, – вдруг произнесла мать. – Уходи, Антон. От твоей правды слишком больно.
Оксана молча прижимала к себе дочь, отвернувшись к окну. В её молчании читалось согласие.
Антон медленно поднялся в свою комнату. Собрал вещи – быстро, механически, как пятнадцать лет назад.
Он спустился вниз с чемоданом. Семья стояла в прихожей – чужие, далёкие люди, когда-то бывшие родными.
– Я вызвал тебе такси, – сухо сказал Александр. – До города.
Антон кивнул. Слова были больше не нужны – все они уже были сказаны, и все они разбились о глухую стену страха перед правдой.
Ночной Новосибирск встретил его морозом и пустыми улицами. Таксист высадил его у первого попавшегося бара – единственного места, где ещё горел свет в этот предновогодний час.
"Открытый микрофон. Специальная новогодняя программа", – гласила вывеска на двери.
Внутри было тепло и почти пусто. Антон заказал виски и сел у стойки, достав отцовское письмо. Перечитал ещё раз: "Ты оказался смелее..."
– А сейчас, – раздался голос ведущего, – наша традиционная предновогодняя рубрика! Кто хочет попробовать себя на сцене? Кто готов рискнуть в последние минуты уходящего года?
Антон сжал письмо в кармане. Пятнадцать лет назад чёрный кот перебежал ему дорогу, и он испугался. Сбежал. А сегодня...
– Я, – он встал из-за стойки. – Я хочу выступить.
Он шёл к сцене, чувствуя, как дрожат колени. В зале было всего несколько случайных посетителей – может, таких же одиноких в эту ночь, как он.
Где-то далеко, в старом двухэтажном доме, его семья, наверное, уже садилась за праздничный стол – каждый со своей болью, каждый в своей клетке.
Антон взял микрофон. Свет софита ослепил глаза. И он начал говорить, начал с того места, где остановился пятнадцать лет назад.