В прошлом году мы с Петей купили новую квартиру. Эта симпатичная уютная двушка с модной мебелью и закрытым балконом показалась мне образцом семейного гнёздышка. И соседи понравились: скромные, вежливые, общительные, они походили на людей из прекрасного далёка из популярной советской песенки. Одна беда: все они держали собак, которые были полной противоположностью своих хозяев.
Эти звери гавкали круглосуточно ― по очереди и в унисон, дуэтами, трио, квартетами, хором… Казалось, я попала в собачье царство ― шумное и очень злое. Первую неделю не могла уснуть: лай звенел у меня в ушах и сворачивал мозги. Зато Петя чувствовал себя, как рыба в воде: его детство прошло в компании свирепого пса, который выдрессировал… то есть, извиняюсь, закалил его нервы и психику, так что теперь лай домашних собак пробуждал в нём ностальгию.
― Это у них хроническое, дорогая, ― приговаривал он. ― Не обращай внимания: животные тоже имеют право на общение.
При этих словах я чувствовала, что сама зверею. Я не могла смириться с перманентным лаем. Казалось, ещё немного ― и я сама встану на четвереньки и завою на луну.
Я попыталась решить эту проблему по-хорошему. И начала с того, что по очереди поговорила с соседями.
― Конечно, дорогая, конечно, ― запричитала Марья Семёновна, продавщица в ближайшей пивнушке. ― Я всё поняла: больше вы мою Сильву не услышите, даю вам честное слово.
Тут её тощая такса утвердительно тявкнула и вильнула хвостом. Я сочла это обещание исчерпывающим и в знак благодарности скормила ей кусочек свежего мяса.
― Мой Бобик ― жаворонок, он у меня по ночам спит, ― авторитетно заявил Николай Трофимович, водитель единственного автобуса по маршруту «рынок-школа».
Вообще-то Бобик рычит каждую ночь, как ненормальный. Но так как я четыре раза в неделю езжу через рынок в школу на занятия, то не стала спорить и промолчала. В конце концов, может, Бобик ― лунатик и ревёт во сне, не отдавая себе отчёта?
― Ах, Марина, я и не подозревал, что вы такая нервная, ― меланхолично протянул Петр Андреевич ― книжный червь и единственный «вечный студент» во всём околотке. ― Но раз вы просите, то я, конечно, приму меры…
Я посмотрела на его длинную, тощую фигуру, подслеповатые глаза под большими толстыми очками, и мне почему-то вдруг стало страшно за маленького Снежка. «Ну и пусть бы скулил, а то ещё, чего доброго, уморит беднягу голодом», ― подумала я и поспешно ретировалась с порога его квартиры, больше похожей на логово Скупого Рыцаря.
― Ах, да что вы такое говорите, мой Дог ― тихоня, каких ещё поискать надо, ― заявила Тонечка. ― Ну, хорошо, хорошо, я постараюсь его приструнить. Однажды мне это уже удавалось…
Она не договорила: сзади вдруг выросла огромная бульдожья морда, которая, очевидно, подслушивала разговор. Она (морда, а не Тоня!) устремила на меня такой свирепый взгляд, что я тотчас покинула сцену в слабой надежде, что после моего визита Тонечка отделается только лёгким испугом.
Очень похожие сцены повторились и с остальными соседями. Меня уверяли, что их собачки под контролем, и что я могу спать спокойно. Забыла сказать, что все эти визиты я нанесла в один день и потратила на них ровно половину суток, то есть двенадцать часов из двадцати четырёх. Это много, очень много ― слишком много чести для четвероногих зверушек, которые не учатся, не работают, а только бездельничают и даром едят хозяйский хлеб.
Петя, который с самого начала скептически относился к моей вылазке, поджидал меня на кухне с чашечкой чая в одной руке и бисквитиком собственного производства ― в другой.
― Ну, как прошёл рабочий день? ― осведомился он, подставляя мне стул.
Я махнула рукой.
― Вряд ли эти собачьи фанаты учтут мои просьбы. А если и учтут, то псы проигнорируют их… меры, ― пробормотала я, вспомнив томный лепет «вечного студента».
― Поживём ― увидим, ― промолвил Петя, хитро мне подмигнул и весело хлебнул чаёк.
Я вздрогнула и с испугом на него посмотрела. Мне почему-то вдруг совсем перехотелось спать, сон как рукой сняло. Я села за стол и принялась вяло и рассеянно жевать бисквитик. Через час над головой раздался тоненький скулёж, в котором я узнала Сильву.
― А ну заткнись, негодница, ― вдруг рявкнуло высокое сопрано, несомненно принадлежащее Марье Семёновне.
Затем послышалось жалобное урчанье, и я представила, как Марья Семёновна таскает бедную Сильву за уши и хвост ― тот самый, которым она мне вильнула в знак согласия.
― Кажется, дамы затеяли заварушку, ― промолвил Петя, и его большие глаза весело блеснули в темноте. ― Интересно, чья возьмёт? Ставлю на Сильву: она молодая, а потому ― более выносливая девочка. Марья Семёновна с ней не справится.
Я ничего не ответила и только со страхом прислушивалась к возне наверху. Шум нарастал и под конец перешёл в страшный грохот. Видимо, Сильва сопротивлялась из последних сил, но и Марья Семёновна не сдавалась. Я поняла, что не усну в такой обстановке; казалось, что я вот-вот сойду с ума. Но через час шум стих. Я не представляла, кто одержал верх; казалось, что всё-таки Марья Семёновна: она крупнее Сильвы и наверняка скрутила бедняжку по рукам и ногам. То есть по лапам.
Я устало поплелась в комнату и упала в кровать в слабой надежде соснуть часик-другой. Но едва голова коснулась подушки, как за стеной раздалось громоподобное урчанье. «Говорил» Дог, а Тонечка что-то тихо ему возражала. Я прислушалась и примерно через десять минут «уловила» следующее:
«И не подумаю! Эта вертихвостка мне не указ!»
Послышалось тихое бормотанье.
«Сама заткнись! Хочу ― и говорю!»
Бормотанье перешло в невнятный шёпот.
«Ну ладно, так и быть, хорошо! А теперь отстань, я спать хочу».
Честное слово, это был не глюк и не бред. Они действительно так разговаривали, хотя и звучит невероятно, немыслимо, фантастично. Дрожа, как осиновый лист, я натянула на себя одеяло. Мне показалось, что сквозь стену я вижу горящие глаза Дога и слышу лязганье его зубов.
― Не бойся, милая: это у него хроническое, ― флегматично заметил Петя.
Но я только испуганно вытаращила на него глаза: мне были нужны пояснения.
― Тоня с ним справится, она не даст себя в обиду, ― попытался успокоить меня Петя.
Я хотела ответить, но вдруг замерла: из соседней квартиры раздался весёлый, заливистый лай, похожий на смех. Я сразу узнала голос Бобика. Он хихикал, не переставая, так что под конец мне стало не по себе. Я приподнялась и села на кровати. Это уж слишком! Они точно сговорились свести меня с ума.
Петя тоже не спал. Он лежал с широко открытыми глазами и внимательно, задумчиво глядел в потолок.
― Может, нам тоже завести собачку? ― промолвил он наконец. ― Не знаю, как тебе, а мне как-то скучно без четвероногого друга…
― Ни за что! ― вскричала я, подскочив, как ошпаренная. ― Только попробуй ― и я за себя не отвечаю…
Я не договорила. Бобик перестал смеяться и вдруг заурчал. Неужели он услышал мои слова? Петя прыснул со смеху.
― Осторожно, дорогая: у стен есть уши. Похоже, бедный Бобик нализался волшебного зелья… Подумай над моим предложением как следует. Мне почему-то кажется, что пёсик поможет нам справиться с ночным концертом этих негодников.
Я открыла рот, намереваясь высказать ему в лицо всё, что я о нём думаю. Но тут снизу послышался странный шорох. Это ещё что такое? Неужели Пётр Андреевич мурыжит бедного Снежка? Я прислушалась. Точно, это наш «вечный студент» проводит воспитательную работу. Боюсь даже представить, какие манипуляции он проделал над несчастным щенком; наверняка это было что-то умопомрачительное, потому что уже через пять минут Снежок в буквальном смысле заглох.
― Надеюсь, он ещё жив? ― в ужасе прошептала я, чувствуя, что покрываюсь холодным по́том.
― Пётр Андреевич ― гуманист и демократ и, конечно, не переступит черту. Но я советую тебе впредь воздержаться от жалоб. Похоже, ты добилась обратного эффекта: раньше мы хоть как-то спали, а сегодня ни на минуту не сомкнули глаз.
Я свирепо посмотрела на мужа. Я не нуждалась в его нравоучениях, я и так всё поняла!
На следующее утро отправилась на работу в школу на том самом единственном рейсовом автобусе, который ходит через рынок. За рулём, как всегда, высился Николай Трофимович.
― Хорошо я приструнил Бобика? Надеюсь, он вам сегодня не мешал?
Я ничего ему не ответила. Как говорится, молчание красноречиво.
А вечером меня дома ждал сюрприз ― огромная рыжая овчарка с чёрным носом и большой дружелюбной улыбкой. Петя заранее предусмотрительно заперся в ванной. Но у меня не было сил ни ругаться, ни спорить. Я присела на корточки и рассеянно погладила собачку. Что ж, может, Петя прав, и она поможет мне справиться с затянувшейся депрессией? Не знаю, посмотрим, время покажет.
Автор: Людмила Пашова
---
За грехи матерей...
Тонкие пальцы, увешанные массивными перстнями, жили своей жизнью. То ласкали стеклянный шар, то крутили свечу над серебряной миской, пока растопившийся воск не создаст на поверхности воды причудливую фигуру, то перебирали разноцветные круглые камешки в шкатулке.
Раскосые глаза под обильным макияжем смотрели томно и отстранённо. Губы с явными шрамиками от ботоксных уколов загадочно улыбались.
- Уйди присуха, отгони хворобу
Замани удачу, сохрани утробу!
Гадалка читала заклинания, сверкала белками глаз, а Лида думала: кто же сочиняет этим барышням тексты? Больно стишки забавные. И вообще, кто эти все тетеньки, которыми до отказа было забито телевидение? Вид у теток весьма потрепан и несвеж, будто у эскортниц-пенсионерок. Игра – никакая. Даже заклинания выучить не могут.
Вспомнился бессмертный советский фильм «Собачье сердце», где элегантный конферансье порекомендовал ясновидящей: «Сделай умное лицо, дура!»
И тут, наверное, режиссёр мистического перфоманса связки все сорвал, озвучивая актрисулькам ту же самую просьбу. А потом махнул рукой. Получилось, как получилось. Тем не менее, передачу активно смотрели и даже переписывали в блокнотики заклинания и заговоры. Соседка Лиды, тронутая умом женщина, бросала все дела, по часу зависая перед телевизором.
Знакомая Лидина клиентка, в квартире которой дружно уживались и христианские иконы, и буддийские символы, этих куртизанок-гадалок с придыханием цитировала:
- Права была Акулина – нельзя деньги на ночь глядя считать! Я вот посчитала – все! Ушли мои денежки в ночь, испарились!
- Дура! Поменьше к целительнице Марьяне бегай, так и с деньгами была бы, - хотелось ответить Лиде. Но она молчала. Ибо – спорить с идиотами – уподобляться оным. Да и она сама - лучше, что ли?
Целительница Марьяна, бывшая Лидина одноклассница, весьма туповатое создание по имени Светка (да-да), переваливаясь с двойки на тройку, еле-еле окончила медучилище, даже на работу устроилась, откуда ее выпихнули как совсем уж бесперспективную. И тут в Светке проснулся дар целительства.
Ну а что? Хворобы людские Светка знает с грехом пополам, диагноз даже может поставить, почему и нет? Накарябала в интернете объявления, вот и поползли к ней болящие со всей округи. Вреда от Светки не больше, чем от рядовых, уставших от жизни терапевтов в местной больнице. Те тоже от таких зарплат совсем свихнулись и всем, не глядя, ставили «ОРЗ», будто медали вручали.
Тут и ордена мало – народ часами давился в тесных, душных коридорах, изнывая от высокой температуры. Лида один раз посидела в такой очереди: рядом с ней маялась какая-то старушка. Лида четко услышала хрипы в груди. Хрипы с всхлипываниями. От старушонки шел жар, такой, что даже у Лиды левая щека покраснела.
Через пару часов бабушка скрылась за дверью кабинета, откуда выскочила через пять минут вся мокрая, красная, на последнем вздохе, с диагнозом «ОРЗ». Вслед прозвучало напутственное: «А что вы хотите в своем возрасте»
Померла, наверное, бабулька. Хотя… нет. Бабульки советской закваски так просто не сдаются. В крайнем случае, можно и к «Марьяне»-целительнице сгонять. Выживать как-то надо. А нет бы, эти деньги потратить на платных врачей. Там тоже гарантии мало, но все-таки, надежда какая-то имеется. Лида давно уже посещала платную клинику – в зале ожидания были очень удобные кресла, журналы, кофемашина, чай, конфетки в вазочке.
Улыбки, сочувствие в глазах, кроткое: «Вам не больно?», ласковые руки и подробные наставления. Прелесть! Каково же было удивление Лиды, когда в чуткой докторице она узнала отъявленную хамку из районной поликлиники. Да нет же! Оказалось – да!