Утро выдалось неспокойным. За окном шумел дождь, капли барабанили по карнизу, создавая тревожную мелодию. Полина, как обычно, встала в семь – привычка, выработанная за тридцать лет работы бухгалтером. Сегодня нужно было идти в банк, положить накопленные деньги на депозит. Она давно собиралась это сделать, но всё откладывала – то времени не хватало, то какие-то дела появлялись.
Старая картонная коробка из-под обуви стояла на своём месте, в дальнем углу шкафа, за стопкой полотенец. Полина достала её, привычным движением смахнула пыль и присела на край кровати. Пальцы, чуть подрагивая от утренней прохлады, нащупали крышку. Внутри должно быть ровно триста двадцать семь тысяч – она помнила каждую купюру, каждое пополнение. Здесь была премия за прошлый год, отложенная пенсия и даже небольшое наследство от тёти Веры.
Крышка поддалась с тихим шорохом. Полина заглянула внутрь и замерла. Секунду она просто смотрела в пустоту коробки, не понимая, не веря своим глазам. Потом резко перевернула её, вытряхивая содержимое на покрывало. На тёмно-синюю ткань упала только старая квитанция и случайно завалявшийся чек из магазина.
– Нет, нет, – прошептала она, вскакивая. – Этого не может быть!
Её руки лихорадочно зашарили по полкам шкафа, разбрасывая аккуратно сложенные полотенца и простыни. Может быть, она положила коробку в другое место? Может, перепутала? В висках стучала кровь, к горлу подкатывала тошнота.
Полина метнулась к комоду, выдвигая ящики один за другим. Старые фотографии, документы, квитанции – всё летело на пол. Она не узнавала себя: всегда такая аккуратная и собранная, теперь она походила на безумную, разбрасывающую вещи в паническом припадке.
– Господи, – простонала она, опускаясь на колени перед рассыпанными вещами. – Кто мог это сделать?
В голове проносились обрывки воспоминаний: вот она прячет коробку после последнего пополнения, вот проверяет её содержимое неделю назад. Всё было на месте, она точно помнила. Значит... значит, кто-то взял деньги совсем недавно. Кто-то, кто знал о тайнике.
Полина провела дрожащей рукой по лицу, смахивая непрошенные слёзы. Эти деньги были не просто сбережениями – это была её уверенность в завтрашнем дне, её спокойствие, её маленькая крепость. А теперь крепость рухнула, оставив после себя только пыльную коробку и чувство предательства.
За окном усилился дождь, а в квартире повисла гнетущая тишина, нарушаемая только тяжёлым дыханием Полины. Она сидела на полу, окружённая разбросанными вещами, и пыталась собраться с мыслями. Кто мог знать о коробке? Кто мог предать её доверие?
В памяти всплыло лицо сына, его странное поведение в последнее время. И Настя, подруга, которая часто бывала у неё дома... От этих мыслей становилось ещё больнее. Неужели кто-то из самых близких людей мог так поступить с ней?
Часы в коридоре пробили девять, напоминая о том, что нужно собираться на работу. Но как идти куда-то, когда весь мир перевернулся? Полина медленно поднялась, чувствуя, как немеют колени. Нужно было что-то делать, но что? Заявить в полицию? Устроить допрос близким? Или просто молча проглотить эту горькую пилюлю предательства?
Она подошла к окну, глядя на серый дождливый двор. Где-то там, за пеленой дождя, ходил человек, забравший её сбережения. И этот человек был ей близок – может быть, даже слишком близок. От этой мысли внутри что-то сжалось, а в душе начало зарождаться чувство, которого она раньше не знала – холодная, расчётливая решимость найти правду, чего бы это ни стоило.
Вечер того же дня тянулся бесконечно. Полина сидела в кухне, механически помешивая давно остывший чай, и вздрагивала от каждого шороха в подъезде. Когда наконец щёлкнул замок входной двери, она невольно выпрямилась, чувствуя, как сердце начинает биться чаще.
– Олег? – окликнула она, вглядываясь в полумрак прихожей.
– А кто ж ещё? – донёсся его голос, немного раздражённый и какой-то... другой. Не такой, как раньше.
Полина наблюдала, как сын снимает куртку, и каждое его движение казалось ей подозрительным. Новые кроссовки, которых она раньше не видела, дорогой рюкзак... Или ей просто мерещится? От этих мыслей к горлу подкатила тошнота.
– Поздно ты сегодня, – произнесла она, стараясь, чтобы голос звучал обыденно.
Олег пожал плечами, не глядя на неё:
– Дела были.
– Какие дела? – вопрос вырвался слишком резко, и Полина тут же пожалела об этом.
Сын наконец повернулся к ней, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на вину. Или ей показалось?
– Мам, что за допрос? Я уже не маленький.
Он прошёл на кухню, достал из холодильника йогурт и сел напротив. В тусклом свете кухонной лампы его лицо казалось осунувшимся, под глазами залегли тени. Когда он успел так измениться? Куда делся её открытый, всегда готовый поделиться радостью и горем мальчик?
– Олег, – Полина сцепила пальцы, чтобы унять дрожь, – я должна тебе кое-что сказать.
Он поднял глаза от телефона, и в этот момент она заметила, как дрогнул уголок его рта.
– Сегодня утром я обнаружила... – она запнулась, подбирая слова, – ...что деньги из коробки пропали. Все деньги.
Тишина, повисшая после этих слов, казалась осязаемой. Олег застыл с ложкой в руке, потом медленно положил её на стол.
– И что? – его голос звучал глухо. – Причём тут я?
– Я не говорила, что ты причём, – тихо ответила Полина, внимательно наблюдая за его реакцией. – Просто подумала, может, ты что-то видел? Слышал?
Олег резко встал, йогурт остался нетронутым.
– Значит, ты меня подозреваешь? – в его голосе звенела обида. – Родного сына? Прекрасно, мам, просто прекрасно!
– Я никого не подозреваю, – Полина тоже поднялась. – Я просто хочу понять...
– Что тут понимать? – перебил он. – Ты считаешь, что я вор! Что я мог обокрасть собственную мать!
В его глазах блеснули слёзы, и Полина почувствовала, как сердце сжимается от боли. Может, она ошибается? Может, эти новые вещи он купил на свою зарплату? Он ведь работает, хоть и немного получает...
– Сынок, – она протянула руку, пытаясь дотронуться до его плеча, но он отшатнулся.
– Не надо, – процедил он сквозь зубы. – Просто... не надо. Я пойду к себе.
Он почти выбежал из кухни, и через минуту хлопнула дверь его комнаты. Полина опустилась на стул, чувствуя себя опустошённой. В голове крутились обрывки фраз, жесты, взгляды... Что это было в его глазах – обида невиновного или стыд виноватого?
Она просидела на кухне до глубокой ночи, прислушиваясь к звукам из комнаты сына. Там было тихо, только изредка доносился приглушённый стук клавиатуры. Раньше они всегда разговаривали, если случались проблемы. Почему же сейчас между ними выросла эта стена непонимания?
Перед глазами всплыло его детское лицо – открытое, доверчивое. Вот он приносит из школы пятёрку и светится от гордости. Вот плачет, разбив коленку, и ищет у неё утешения. Когда всё изменилось? Где она упустила момент, когда её мальчик стал таким чужим и далёким?
На часах было далеко за полночь, когда она наконец поднялась и побрела к себе в спальню. Проходя мимо комнаты сына, она услышала его приглушённый голос – кажется, он с кем-то разговаривал по телефону. Полина замедлила шаг, но слов разобрать не смогла. Только интонацию – встревоженную, нервную.
Уже лёжа в постели, она думала о том, что, возможно, совершает страшную ошибку, подозревая собственного сына. Но другая часть её души, та, что привыкла считать каждую копейку и планировать бюджет, шептала: "А кто ещё знал о коробке? Кто в последнее время так изменился? Кто стал избегать разговоров и поздно возвращаться домой?"
Сон не шёл. За окном шелестел ночной город, где-то вдалеке сигналили машины, а Полина лежала с открытыми глазами, чувствуя, как в душе растёт трещина – между материнской любовью и горьким подозрением.
День выдался промозглым и серым, как и настроение Полины. Она сидела в своём любимом кресле у окна, когда в дверь позвонили. На пороге стояла Настя – её лучшая подруга вот уже двадцать лет, с тех пор как они познакомились на работе.
– Полинушка, привет! – Настя попыталась улыбнуться, но улыбка вышла какой-то натянутой. – Я тут мимо проходила, думаю – загляну.
Что-то в её голосе заставило Полину насторожиться. Обычно жизнерадостная и говорливая Настя казалась скованной, будто боялась сделать лишнее движение.
– Проходи, – Полина посторонилась, пропуская подругу в квартиру. – Чайник как раз вскипел.
В кухне Настя села на своё привычное место – у окна, где обычно они просиживали часами, обсуждая всё на свете. Сколько раз здесь звучал её заразительный смех? Сколько секретов было рассказано за этим столом? И сколько раз Настя видела, как Полина достаёт деньги из той самой коробки?
– Ты какая-то бледная, – заметила Полина, ставя перед подругой чашку с чаем. – Всё хорошо?
Настя дёрнулась, расплескав немного чая на блюдце.
– Да-да, всё нормально. Просто... устала немного. На работе завал, дома проблемы...
– Какие проблемы? – Полина подалась вперёд. – Ты же знаешь, я всегда готова помочь.
В глазах Насти мелькнуло что-то похожее на панику. Она отвела взгляд, начала судорожно размешивать сахар в чашке.
– Да так, ничего особенного. Сестра болеет, нужны деньги на лечение... – она осеклась и побледнела ещё больше.
Полина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Сестра? Настя никогда раньше не упоминала о проблемах сестры. Да и виделись они в последний раз всего неделю назад – почему она молчала тогда?
– Настенька, – мягко начала Полина, – ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё. Что происходит на самом деле?
– Ничего! – Настя вскочила так резко, что чашка звякнула о блюдце. – Прости, я... мне нужно идти. Совсем забыла – у меня встреча через полчаса.
– Какая встреча? Ты же сказала, что просто мимо проходила...
Но Настя уже торопливо надевала пальто, путаясь в рукавах. Её руки заметно дрожали.
– Я позвоню тебе позже, хорошо? – она даже не обернулась, застёгивая пуговицы. – Прости, что так внезапно...
Дверь захлопнулась, оставив Полину в оглушительной тишине. В голове крутились обрывки разговора, странное поведение подруги, её нервозность... И эта оговорка про сестру. За двадцать лет дружбы Настя никогда не вела себя так странно.
Полина медленно вернулась на кухню. Нетронутая чашка чая Насти всё ещё стояла на столе – единственное свидетельство того, что этот странный визит не привиделся ей. Она машинально протянула руку, чтобы убрать её, и заметила на блюдце влажный след от слезы.
В памяти всплыли другие детали: как Настя в последнее время избегала разговоров о деньгах, как странно реагировала на любое упоминание о планах на будущее. А ведь раньше они так любили мечтать вместе – о путешествиях, о том, как выйдут на пенсию и будут вместе ходить в театр...
Телефон на столе завибрировал – пришло сообщение от Насти: "Прости, что убежала. Правда, много работы. Поговорим позже". Полина смотрела на экран, и буквы расплывались перед глазами. Что-то подсказывало ей – этого разговора не будет. По крайней мере, не сегодня.
За окном начинало темнеть. В сгущающихся сумерках кухня казалась чужой и неуютной. Полина обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь. Неужели и Настя? Верная, добрая Настя, которая всегда была рядом в трудную минуту?
Теперь подозрения раздирали её душу на части. Сын, который не смотрит в глаза. Подруга, которая сбегает посреди разговора. Кому верить? Кого винить? И как жить дальше с этой горечью предательства, которая отравляет даже самые светлые воспоминания?
В воскресенье Полина проснулась от звонка в дверь. На часах было одиннадцать – она впервые за много лет проспала так долго. В последние дни сон совсем не шёл, а эта ночь и вовсе превратилась в бесконечное ворочание с боку на бок.
Звонок повторился – настойчивый, требовательный. Накинув халат, Полина поплелась открывать. На пороге стояла Настя, прижимая к груди большую коробку из кондитерской.
– Полиночка, – голос подруги дрожал, – впустишь?
Настя выглядела осунувшейся, под глазами залегли тени. Она прошла на кухню, поставила коробку на стол и замерла, разглаживая невидимые складки на юбке.
– Будешь кофе? – машинально спросила Полина.
– Сейчас не до кофе, – Настя покачала головой и вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками. – Господи, как же стыдно... как стыдно...
В этот момент в квартире хлопнула входная дверь – вернулся Олег. Он застыл в дверях кухни, увидев плачущую Настю, и побледнел.
– Тётя Настя... – он сделал шаг назад. – Я, наверное, пойду...
– Стой! – Настя резко подняла голову. – Останься. Я должна всё рассказать. И ты тоже должен быть здесь.
Полина переводила взгляд с подруги на сына. Что-то происходило, что-то важное, от чего сердце сжималось в предчувствии.
– Полина, – Настя вытерла слёзы трясущейся рукой, – это я взяла твои деньги. Все триста двадцать семь тысяч.
В кухне стало так тихо, что было слышно, как капает вода из крана. Кап-кап-кап – словно отсчитывая секунды после признания.
– Зачем? – только и смогла выдавить Полина.
– У Ленки рак нашли. У сестры моей, – Настя говорила торопливо, словно боялась, что её перебьют. – Срочно операция нужна была. А квоту не дали – говорят, очередь на полгода минимум. Я везде заняла, где могла. Но не хватало. А потом... потом вспомнила про твою коробку. И... – она снова разрыдалась.
– Мама, – вдруг подал голос Олег. Он стоял, вцепившись в спинку стула так, что костяшки пальцев побелели. – Я тоже должен кое-что сказать.
Полина повернулась к сыну. В его взгляде была какая-то обречённая решимость.
– Я видел, как тётя Настя брала деньги, – он сглотнул. – В тот день я тоже пришёл за ними.
– Что?! – Настя уставилась на него расширенными глазами.
– На работе облажался, – Олег говорил глухо, глядя в пол. – Ошибся в расчётах. Крупного клиента потеряли. Мне выставили счёт... Думал взять немного, потом вернуть. А когда пришёл – коробка уже пустая была.
Полина опустилась на стул. В голове шумело, перед глазами всё плыло.
– И вы... вы оба... – она задохнулась, не в силах закончить фразу.
– Я всё верну! – торопливо заговорила Настя. – Ленке уже сделали операцию. Я договорилась в больнице о рассрочке. Буду отдавать частями...
– И я помогу, – Олег наконец поднял глаза. – У меня есть немного накоплений. И подработку нашёл...
Полина встала и подошла к окну. Во дворе играли дети, старушки сидели на лавочке, жизнь шла своим чередом. А здесь, в её кухне, рушился целый мир.
– Знаешь, Настя, – она не оборачивалась, – помнишь, как мы с тобой познакомились? Ты тогда отчёты перепутала, а я прикрыла тебя перед начальством. И ты сказала: "Теперь я тебе по гроб жизни обязана".
Настя всхлипнула.
– А ты, Олежка? – Полина повернулась к сыну. – Помнишь, как в седьмом классе двойку по геометрии получил? Так боялся мне признаться, что три дня температуру симулировал.
– Мам...
– А я ведь всегда знала, когда ты врёшь. И тогда знала. Просто ждала, пока сам расскажешь.
Она подошла к столу, открыла коробку с тортом. Внутри лежал медовик с черносливом – её любимый.
– Вот что обидно, – Полина провела пальцем по крошкам на крышке. – Не деньги. Нет. А то, что вы оба... самые близкие мои люди... даже не попытались поговорить со мной.
– Прости, – прошептала Настя.
– Мам, мы всё исправим, – Олег шагнул к ней. – Клянусь.
Полина посмотрела на них – двух самых дорогих людей, которые сейчас выглядели такими потерянными и несчастными. Достала тарелки, начала разрезать торт.
– Кто будет чай с малиновым вареньем? У меня ещё осталось немного, с прошлого года.
Это не было прощением. Но это был шанс – начать разговор заново, попытаться склеить то, что разбилось. Первый шаг к тому, чтобы снова научиться доверять друг другу.