Праздничный вечер в доме матери выдался на удивление тёплым. Я хлопотала у стола, раскладывая закуски по тарелкам и поглядывая на гостей, собравшихся в гостиной. Свет от старой люстры, которую мама категорически отказывалась менять, создавал уютный полумрак, делая всех немного моложе. Особенно маму — в этом освещении морщинки вокруг её глаз казались почти незаметными.
— Тамара Николаевна, может вам помочь? — мой муж Олег появился на пороге кухни с пустым подносом.
Мама как-то странно дёрнулась и покачала головой:
— Нет-нет, Олежек, спасибо. Я... я сама справлюсь.
Что-то в их взаимодействии заставило меня насторожиться, но я отмахнулась от этой мысли. В последнее время мама действительно выглядела немного отстранённой, но я списывала это на усталость — она же всё-таки не молодеет.
Марина, моя школьная подруга, весь вечер крутилась рядом со мной, помогая с сервировкой и периодически подливая вино в бокал.
— Лариса, ты заметила, что твоя мама сегодня какая-то... другая? — спросила она, нарезая лимон для чая.
— В каком смысле? — я остановилась с салатницей в руках.
— Ну, не знаю... Какая-то задумчивая. И с Олегом они как-то странно переглядываются.
Я рассмеялась:
— Марин, ты опять за своё? Вечно ищешь подвох там, где его нет.
Но червячок сомнения уже начал грызть где-то внутри. Действительно, в последнее время я замечала какие-то изменения. Мама стала чаще звонить Олегу, чем мне. А он, вместо того чтобы отмахиваться от этих звонков, как раньше, теперь всегда брал трубку и говорил с ней подолгу.
Я вышла в гостиную с новой порцией закусок и увидела, что мамино место пустует. Олега тоже нигде не было видно. Марина появилась рядом со мной, как чёртик из табакерки, и схватила меня за локоть:
— Вон, гляди, твой муж с твоей мамой! И почему они держатся за руки? — прошептала она, кивая в сторону окна.
Я повернулась так резко, что чуть не уронила тарелку. Сквозь тюлевые занавески было видно, как они медленно идут по дорожке сада. Олег поддерживал маму под локоть, и что-то говорил ей, наклонившись к самому уху. Она кивала и... плакала? В свете уличного фонаря я отчётливо видела, как она украдкой вытирает глаза.
— Ерунда какая-то, — пробормотала я, но внутри всё сжалось от непонятной тревоги. — Наверное, ей просто нехорошо стало, вот Олег и вывел её на воздух.
— Ага, конечно, — хмыкнула Марина. — А записку, которую она ему передала за столом, ты тоже не заметила?
Я молча смотрела на две фигуры в саду, пытаясь убедить себя, что всё это имеет какое-то простое, логичное объяснение. Но почему тогда они не позвали меня? Почему всё происходит за моей спиной?
Гости продолжали веселиться, звенели бокалы, кто-то включил музыку. А я стояла у окна, и мир вокруг меня медленно, но верно начинал рассыпаться на части, превращаясь в головоломку, где каждый кусочек вдруг перестал подходить к другому.
После того вечера моя жизнь превратилась в бесконечную череду подозрений и сомнений. Каждый телефонный звонок, каждый уход Олега из дома заставлял моё сердце сжиматься от тревоги. Я начала замечать детали, которые раньше ускользали от внимания — или я просто не хотела их видеть?
Вот и сегодня утром Олег, даже не допив кофе, схватил ключи от машины:
— Прости, дорогая, срочные дела на работе.
— В воскресенье? — я старалась, чтобы мой голос звучал обыденно, но внутри всё кипело.
— Да, проект горит, — он мельком глянул на часы и торопливо чмокнул меня в щёку.
От него пахло новым одеколоном. Когда он успел его купить? И главное — для кого?
Весь день я не находила себе места. Перемыла всю квартиру, перебрала старые фотографии, пытаясь найти в них ответы на мучившие меня вопросы. Вот мы с Олегом на свадьбе — такие счастливые, такие влюблённые. Вот мама обнимает нас обоих после церемонии, и в её глазах столько тепла... Была ли это искренность или уже тогда она что-то замышляла?
Телефон звякнул сообщением. Мама: "Доченька, всё хорошо? Что-то ты давно не заходишь..."
Я отбросила телефон, как ядовитую змею. Раньше она никогда не писала такие сообщения. Обычно просто звонила и отчитывала меня за то, что я редко появляюсь. А теперь вдруг такая мягкость, такая забота...
Вечером, разбирая карман пиджака Олега, я нашла чек. Медицинский центр "Здоровье", какое-то дорогое обследование. И имя пациента — Тамара Николаевна. Сердце пропустило удар. Почему мама проходит обследование? И почему об этом знает Олег, а я — нет?
Следующим утром я не выдержала и поехала к этой клинике. Припарковалась через дорогу и стала ждать. В половине одиннадцатого подъехала знакомая машина — Олег помог маме выйти, заботливо поддерживая под локоть. Точно так же, как тогда, в саду. Они о чём-то поговорили, мама погладила его по щеке — этот жест отозвался острой болью в моей груди.
Вечером я попыталась завести разговор:
— Как дела на работе? Много проектов?
— Да как обычно, — он даже не поднял глаз от телефона.
— А в воскресенье какой проект был такой срочный?
Олег на секунду замер, потом медленно положил телефон:
— Лариса, ты что, следишь за мной?
— А должна? — я почувствовала, как дрожит голос. — Может, есть причины?
— Не говори глупостей, — он встал и вышел из комнаты.
А через час я услышала, как он тихо разговаривает по телефону в кабинете:
— Да, Тамара Николаевна... Нет, она ничего не знает... Конечно, я всё устрою... Вы только держитесь, хорошо?
Я сползла по стенке на пол, зажимая рот рукой, чтобы не закричать. Что происходит? Что они скрывают от меня? Может, Марина права, и между ними действительно что-то есть? Но как такое возможно — родная мать и муж?
А может, всё ещё хуже? Может, они что-то задумали против меня? Хотят лишить меня наследства? Или...
В голове крутился водоворот мыслей, одна страшнее другой. А в памяти всё всплывал тот вечер: два силуэта в саду, переплетённые пальцы, тихий шёпот и мамины слёзы. Что же на самом деле происходит в моей семье?
В тот вечер я не выдержала. Просто не смогла больше терпеть эту круговерть в голове, когда каждая мысль начинает и заканчивается вопросом "почему?". Достала из сумки чек, расправила смятые уголки, положила на стол. Села в кресло и стала ждать.
Олег пришёл поздно, как обычно. Прошёл мимо гостиной, даже не заметив меня в полутьме. Пахнуло сыростью с улицы – видимо, опять начался дождь.
— Олег.
Он замер на пороге кухни, медленно обернулся:
— Ты чего не спишь?
— А ты чего врёшь? — я подняла чек со стола. Рука предательски дрожала. — Что это? Зачем ты возишь мою мать по больницам? И главное – почему молчишь?
Он как-то разом сник, ссутулился. Прошёл в комнату, тяжело опустился на диван.
— Лар, ты только не кипятись...
— Не кипятись?! — я почувствовала, как внутри что-то рвётся. — Да вы с мамой уже месяц какие-то тайны от меня храните! Шушукаетесь по углам, записки друг другу пишете. Она тебе звонит чаще, чем мне. Ты её по врачам возишь... Что происходит, Олег? Что вы от меня скрываете?
— Доченька...
Я вздрогнула. В дверях стояла мама – бледная, какая-то съёжившаяся. И когда она успела прийти? Наверное, услышала мои крики через открытую форточку – она же в соседнем подъезде живёт.
— Мам, зачем ты пришла? — я почувствовала, как по щекам потекли слёзы. — Чтобы объяснить, почему мой муж возит тебя по больницам? Или почему вы держитесь за руки в саду? Или...
— У меня рак, Лариса.
Я поперхнулась следующим вопросом. В ушах зашумело.
— Что?..
— Рак груди, — мама медленно опустилась в кресло. — Узнала два месяца назад. Олежек тогда как раз зашёл за твоими старыми альбомами, а я... я просто разревелась, как девчонка. Он спросил, что случилось, ну и...
— И ты рассказала ему, — я сглотнула комок в горле. — Ему, а не мне.
— Ларочка, — мама протянула ко мне руки – худые, с проступившими венами. — Я же знаю, какая ты у меня. Всё близко к сердцу принимаешь, всё переживаешь... А тут такое. Я просто... я не хотела тебя пугать раньше времени. Пока не будет точного диагноза, пока врачи не скажут, что можно сделать...
— А я? — я повернулась к мужу. — Ты почему молчал?
Олег встал, подошёл ко мне:
— Потому что я дурак. Думал, как лучше. Твоя мама просила подождать с результатами анализов, я согласился. Потом она попросила помочь найти хорошую клинику – ну а как откажешь? Потом уже было поздно что-то объяснять...
Я смотрела на них – двух самых близких людей, которые пытались меня защитить, но только сделали больнее. В горле стоял крик, но вырвался только всхлип:
— Мамочка...
Она подошла, обняла меня – такая маленькая, родная. Когда она успела стать такой хрупкой?
— Тише, моя хорошая, тише. Теперь всё будет по-другому. Теперь мы вместе со всем справимся.
— Прости меня, — Олег опустился рядом с нами на корточки, взял за руку. — Я должен был сразу тебе рассказать.
— Мы все друг друга должны простить, — мама вытерла мои слёзы. — И больше никаких секретов, ладно?
Я кивнула, не в силах говорить. Все эти дурацкие подозрения последних недель теперь казались такими мелкими перед настоящей бедой. Но мама права – теперь мы вместе. И по-другому уже не будет.
В онкоцентре пахло кофе из автомата и антисептиком. Я сжимала мамину руку, пока мы ждали результатов последних анализов. Три месяца химиотерапии – позади. Три месяца, когда мы учились жить по-новому.
Я до сих пор помню, как покупала первый парик. Мама тогда расплакалась прямо в магазине:
— Господи, Ларочка, я же как пугало буду...
— Ты будешь самой красивой, — я обнимала её, а продавщица деликатно отвернулась к витрине. — Вот увидишь, даже лучше, чем со своими волосами.
Мама тогда впервые за долгое время рассмеялась:
— Это намёк, что мне давно пора сменить причёску?
Олег поддерживал нас как мог. Договаривался с лучшими специалистами, возил на процедуры, когда я не могла отпроситься с работы, готовил мамины любимые куриные котлетки – единственное, что она могла есть в особо тяжёлые дни.
— Повезло тебе с мужем, — как-то сказала мама, когда мы сидели у неё на кухне. — А я-то сначала была против вашей свадьбы, помнишь?
— Ещё бы не помнить, — я улыбнулась, помешивая чай. — Ты же весь год до свадьбы твердила, что он слишком взрослый для меня.
— Дура была, — мама покачала головой. — Разве в возрасте дело? Вот сейчас смотрю на вас и думаю – какое счастье, что вы вместе. Что есть кому о тебе позаботиться, когда меня...
— Мама! — я схватила её за руку. — Даже не думай так! Слышишь? Мы ещё с тобой и внуков понянчим, и правнуков дождёмся.
— Ларочка, — её пальцы были такими тонкими, почти прозрачными. — Я теперь ничего не загадываю. Просто радуюсь каждому дню.
И вот мы здесь. Сидим втроём на неудобных больничных стульях, ждём врача. Олег листает какие-то медицинские сайты на телефоне, хотя я знаю – он просто нервничает. Мама делает вид, что разгадывает кроссворд, но карандаш в её руке дрожит.
— Тамара Николаевна! — голос доктора заставляет нас всех вздрогнуть. — Прошу в кабинет.
Мы заходим все вместе – уже и не помню, когда в последний раз делали что-то по отдельности. Врач смотрит в монитор, что-то печатает. Я чувствую, как холодеют руки.
— Ну что ж, — он поворачивается к нам. — Похоже, химиотерапия даёт результаты. Опухоль значительно уменьшилась.
Мама всхлипывает. Олег крепче сжимает мою руку.
— Мы продолжим лечение, — доктор что-то чертит на листке. — Ещё два курса, потом посмотрим. Но прогноз, я бы сказал, оптимистичный.
Мы выходим из кабинета на ватных ногах. В коридоре мама вдруг останавливается, поворачивается к нам:
— Спасибо вам. Я бы одна не справилась.
— Мамуль, — я обнимаю её. — Ты что такое говоришь? Мы же семья.
— Да, Тамара Николаевна, — Олег улыбается. — Вы нам ещё с внуками помогать будете, так что даже не думайте расслабляться.
Мама смеётся сквозь слёзы:
— Это намёк, что вам пора уже и о детях подумать?
— Это намёк, что мы вас очень любим, — я целую её в щёку. — И никуда не отпустим.
Мы выходим из больницы в солнечный весенний день. Впереди ещё много тяжёлых дней, бессонных ночей и тревог. Но теперь я точно знаю – мы справимся. Потому что нет ничего сильнее, чем любовь и доверие в семье. Даже рак отступает, когда против него воюют все вместе.