Последний месяц моего пребывания в Риме ознаменовался бурными переменами. Цезарь решил вдруг обозначить мое присутствие, хотя весь Рим, безусловно, и без того знал о нем. На виллу хлынули толпы местной аристократии. Каждый, кто хотел угодить консулу, счел своим долгом засвидетельствовать мне свое почтение.
-Для чего все это? - спросила я у Цезаря.
-Так нужно, любовь моя! Я знаю, что делаю!
Он ловко увернулся от дальнейших моих расспросов. У меня не осталось выбора и я, изо-всех сил старалась понравиться тем, кто приходил с визитом. Я не выказывала высокомерия или недовольства. Здесь я была гостьей, и гостьей незваной, нежелательной. Ни к чему было усугублять недовольство римлян, поэтому я улыбалась каждому. Даже когда прибыл этот противный старик, Цицерон, с елейной улыбкой на лице, и принялся восхвалять мои достоинства на все лады, я улыбалась и щедро хвалила его, хотя видела в глазах этого почитаемого в Риме человека, ненависть. Он вызывал у меня безотчетный страх, объяснить причину которого я не могла. Однажды, когда Цицерон особенно рьяно пел мне дифирамбы в присутствии консула и вызвал его полное одобрение, Цезарь сказал мне:
-Думаю, что сия речь достойна награды!
-Цицерон получит ее! - заверила я и заметила алчный блеск в глазах оратора.
Любовь римлян к пышным, долгим речам была мне не понятна, утомляла. Все их слова были пропитаны фальшью и предназначены были показать во всей красе себя, а не предмет своей похвальбы. Для тех, кто посещал виллу, на которой я жила, я сама была лишь средством достижения цели, предметом, мнением которого не интересуются. Они не видели во мне царицу Египта, я была просто игрушкой Цезаря. Меня хвалили, чтобы угодить ему.
Я не хотела показывать гостям сына и пока принимала посетителей, Цезарион находился в дальних комнатах под присмотром рабынь, евнухов и охраны. Однако, когда вместе с гостями прибывал Цезарь, он требовал приносить ребенка.
-Вы должны видеть будущего царя Египта! - говорил он и возразить мне было нечего.
На головку Цезариона надевали золотой обруч - знак принадлежности к династии Птолемеев. Обруч был тяжел для маленькой головы. Цезарион постоянно тянул к нему ручки, пытаясь сбросить ненавистное украшение, а Цезарь хохотал.
-Посмотрите только, какой нрав! В нем чувствуется кровь царей! - громко говорил он собравшимся, а те принимались хвалить ребенка на все лады.
Я забирала сына у Цезаря, ссылаясь на то, что будущему правителю Египта пора спать и спешила унести подальше от этих глаз.
Буба становился все мрачнее. Ему очень не нравилось то, что происходило в Риме. За блестящими победами Цезаря, за его успешными внедрениями в жизнь римлян новшеств, за присвоением себе нового статуса, тайно зрело и недовольство. Я понимала, что мы рискуем оказаться в самом водовороте опасных событий и этот омут грозит затянуть нас.
-Тебе надо уговорить консула отпустить нас в Египет! - твердил мне Буба, а я, в свою очередь, наседала на Цезаря с данным вопросом.
Некоторое время от отмахивался, но однажды сказал:
-Я велел подготовить корабли для отплытия! Пусть твои слуги проследят, чтобы на них было все необходимое для путешествия!
-Когда я отплываю? - обрадовалась я.
-Не ты, а мы! Для завершения задуманного мною осталось совсем немного. В мою честь уже построен храм, скоро я провозглашу себя царем и никто не посмеет оспорить мое право единолично решать судьбу Рима! А потом мы поплывем в Египет - хочу лично убедиться, что и твоей власти угрозы нет. О, Теа! Только представь - мы, правители таких могущественных империй, скоро сможем объединить нашу власть в единое целое и тогда весь мир падет к нашим ногам!
"Так вот какова твоя конечная цель!" - подумала я удивленно. Конечно, амбициозность Цезаря не была для меня новостью, но что его мечтания распространялись так далеко, удивило даже меня. Я же вовсе не стремилась делить с ним власть в Египте, Рим видела только в качестве наследства для своего сына и то, при условии, что Цезарь признает его своим. А уж о господстве над другими землями, не мечтала. Я еще не успела почувствовать себя царицей на своей земле. Так что, идею Цезаря я восприняла без ожидаемого им воодушевления.
В тот страшный день, утром, Буба отчитывался мне, что все готово для отплытия.
-Это хорошо, вот только я никак не могу уговорить Цезаря отпустить меня раньше, чем он задумал!
-Я оставил на кораблях много наших людей. Думаю, что нам все же, надо быть готовыми отплыть в любой момент!
-Буба, чего ты все таки боишься? - я пристально посмотрела на верного евнуха.
-Я боюсь за тебя, госпожа! Любая искра способна зажечь пламя и оно неизбежно коснется тебя!
-Но я всего лишь гостья здесь, причем по неволе!
-Тут думают иначе! Я не хочу говорить тебе всего того, о чем перешептываются на римских улицах! Мы должны быть готовы отплыть в любой момент.
Я не стала допытываться. Новый ребенок давался мне не так легко, как Цезарион. Возможно оттого, что я носила его не на родной земле. Да и к чему было лишний раз расстраивать себя. Я просто отдала распоряжение немедленно отправить в порт самые ценные вещи и документы.
Потом я поиграла с Цезарионом, проведала брата, который, как и всегда, встретил меня со смесью страха и преданности на лице. Глядя на него мне порой казалось, что боги не дали ему столько разума, хитрости и честолюбия, сколько Птолемею Филопатру, Арсиное и мне. Я искренне жалела его, в сущности никому в этом мире не нужному, бесконечно одинокому и обреченному на жизнь в вечной тени кого-либо. Понимал ли сам мой брат-муж, в каком положении существует, я не знаю до сих пор.
Солнце уже клонилось к закату, когда ко мне ворвался Буба. Его большие глаза почти выкатились из глазниц, дыхание было сбивчивым. Я еще не видела евнуха настолько потерявшим контроль над собой.
-Царица! Они убили ЕГО! - Буба упал передо мной на колени.
Мне не нужно было объяснять о ком он говорит. Бубу могла так напугать только смерть одного, единственного, человека.
-Что ты такое говоришь? Как такое может быть? - закричала я, чувствуя как накатывают волны страха и по спине бежит неприятный холодок.
-Заговорщики окружили консула во время заседания сената! Они зарезали его на глазах у множества народа, искололи кинжалами, как бешенное животное!
У меня дрожали губы. Я поднесла руки ко рту, сдерживая рвущийся наружу крик. Да, я не любила Цезаря так, как женщина должна любить мужчину, я мечтала избавиться от его опеки. Но этот человек был мне дорог, как друг и покровитель. Только благодаря ему я смогла победить и восстановить мир и справедливость в Египте! И уж подобной смерти я ему точно не желала.
-Среди заговорщиков был и Брут! - продолжил Буба.
Это было настолько ужасно, что я не могла найти слов. Брут, которого все считали сыном Цезаря. Да и сам Цезарь никогда не отрицал этого, хоть и не признал отцовство прилюдно. С его матерью, Сервилией, у Цезаря был когда-то бурный роман, после которого Сервилия и родила Брута. И вот тот, кого даже сам Цезарь считал сыном, убил его собственной рукой!
-В городе волнения, госпожа! Скоро вспомнят про тебя, если уже не вспомнили. Защитить тебя будет некому!
Осознание нависшей опасности немного привело меня в чувство. Когда опасность грозила мне или дорогим мне людям, я всегда отбрасывала страхи и сомнения. Надо было срочно решать, что делать.
-Ты говорил, что корабли готовы, значит мы немедленно отплываем! -сказала я.
-Я для того и подготовил все, царица! Но до порта ведь надо еще добраться!
Буба, как всегда, был прав. Опасность заключалась не в самом морском путешествии, а в том, как его начать.
-Отправляемся немедленно! - распорядилась я.
Оставаться на вилле Цезаря было гораздо опаснее, чем рискнуть добраться до порта. Вилла находилась на окраине Рима, на одном их семи холмов. Если боги будут милосердны, то мы успеем преодолеть расстояние до порта, пользуясь ночной темнотой.
Птолемей Неотерис был бледен от страха, Птолемей Цезарион капризничал и извивался в руках рабыни. Евнуха водрузили на спины наспех собранные тюки со скарбом. К малоприметной тропе, которая вела из виллы прямо в поросший густым кустарником склон холма, Буба привел найденные где-то три колесницы. Я велела рабам бросить все пожитки, кроме личных вещей Цезариона и Неотериса. Колесницей, в которой сидела я, держа на руках сына и мой брат-муж, правил сам Буба. Еще в двух разместились самые главные и необходимые слуги. Они набились в колесницы так тесно, что казалось лошадь не сможет сдвинуть ее с места. Остальным предстояло добираться до порта пешком. Буба сказал, что оставит одно судно дожидаться их.
Бешенная скачка в ночи, почти в кромешной тьме, грозила нам всем гибелью, и все же Буба предпочел рискнуть. Колесница подпрыгивала на кочках и ухабах, то взбираясь на вершину холма, то снова спускаясь вниз. Когда мы спустились в равнину, я облегченно выдохнула и принялась успокаивать сына, ревевшего во все горло от испуга. Птолемей Неотерис плотно прижался ко мне, чего раньше никогда не делал. Когда Цезарион немного успокоился, я взяла Неотериса за руку и ободряюще сжала ее. Теперь наш путь стал монотонным и мои спутники задремали. Цезарион засунул в рот маленький кулачок, привалился к моей груди и смежил глазки. Неотерис положил голову мне на плечо. Меня тоже сильно укачало, я перестала понимать, где кончается земля и начинается звездное небо. В животе отчаянно зашевелился ребенок, причиняя мне боль. Но я терпела, чтобы не разбудить мальчиков, один из который являлся моим мужем.
До порта добрались только под утро. Быстро поднялись по сходням и Буба приказал отчаливать немедленно. Я немного успокоилась лишь когда берег исчез с горизонта и только потом решилась лечь и закрыть глаза.
Мы были в пути уже несколько дней, когда нас настигла беда.
-На корабле дизентерия, госпожа! Уже умерло несколько матросов!
Буба не подходил ко мне близко, видно опасаясь стать переносчиком болезни. Любая хворь, вспыхнувшая в таком замкнутом пространстве, как палуба корабля, было втройне опаснее, чем на суше. Люди постоянно пересекались друг с другом, переносили заразу со скоростью вспыхнувшего от искры сухого хвороста.
-Никто не должен подходить к моему сыну и мужу! - велела я.- Со мной и Цезарионом останется только Захра, к Птолемею Неотерису приставь самого преданного евнуха, только удостоверься, что он здоров! Сколько у нас запасов вина?
-Несколько бочек, царица!
-Мой сын и муж отныне будет пить только вино! В бочки с водой опустите все серебро, которое у нас есть! - быстро распоряжалась я.
Знания, почерпнутые из книг, всплывали в моей голове, находили себе применение, доказывая, что я не зря в юности любила отцовскую библиотеку.
Конечно мне тоже принесли вино, хоть я и собиралась пить воду. Буба настоял, что все таки главной ценностью на корабле являюсь именно я и что без меня, все пережитое потеряет смысл.
Вино не только обезопасило меня от дизентерии, но и помогло очистить мысли от страха. А вот моему брату-мужу так не повезло...
Дорогие подписчики! Если вам нравится канал, расскажите о нем друзьям и знакомым! Это поможет каналу развиваться и держаться на плаву!
или
Юмани карта: 2204120116170354