Валентина остановилась у двери гостиной, прислушиваясь к голосу мужа. Что-то в его интонациях заставило её сердце тревожно сжаться. Иван говорил приглушённо, будто не хотел, чтобы его услышали, но отдельные фразы всё равно долетали до неё: "Да-да, завтра в десять... Нотариус уже в курсе... Все документы готовы".
Она машинально поправила седую прядь, выбившуюся из привычного пучка, и прижала ладонь к груди, пытаясь унять предательскую дрожь. За тридцать пять лет совместной жизни она научилась чувствовать, когда муж что-то скрывает.
В комнате стало тихо. Валентина глубоко вздохнула и шагнула через порог. Иван, заметив её, торопливо сунул телефон в карман домашних брюк и отвернулся к окну, делая вид, что разглядывает что-то во дворе.
– С кем это ты разговаривал? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал обыденно.
– А? Да так, по работе, – он махнул рукой, не оборачиваясь.
Валентина подошла ближе. В последнее время Иван часто уходил от разговора, и это пугало её больше, чем его раздражительность или внезапные отлучки.
– Ваня, не ври мне. Какая работа в восемь вечера? Что происходит?
Он резко обернулся, и она отшатнулась от его взгляда – колючего, почти злого.
– Ну хорошо, хочешь знать? Завтра я встречаюсь с покупателем. Квартиру продаю. Нашёлся наконец нормальный человек, готовый заплатить хорошую цену.
Комната словно качнулась перед глазами. Валентина схватилась за спинку старого кресла – того самого, что подарила им на новоселье её мама.
– Что... что ты такое говоришь? Какой покупатель? Какая продажа?
– Валя, ну не делай вид, что для тебя это новость. Мы же говорили...
– Говорили?! – её голос сорвался. – Когда это мы говорили о продаже квартиры? Ты что-то бормотал про ипотеку Сашки, но...
– Вот именно! – перебил Иван. – Сын в долгах, ему помочь надо. Да и нам что здесь делать? Втроём в четырёхкомнатной...
– Неужели вы собираетесь оставить нас без крыши над головой? – Валентина не скрывала своего возмущения. – Ты хоть подумал о Насте? О внуках, которые к нам приезжают? Это же наш дом, Ваня! Здесь каждый угол...
– Дом, дом... – передразнил он. – Это просто стены, Валя. Купим поменьше, зато без долгов будем. Я всё просчитал.
– Ты даже не подумал спросить, что об этом думаю я? – она почувствовала, как по щекам покатились слёзы.
– А что тут думать? – Иван раздражённо дёрнул плечом. – Я делаю это для нашей семьи. Ты ещё спасибо скажешь.
Валентина смотрела на мужа и не узнавала его. Куда делся тот заботливый Ванечка, который когда-то на руках внёс её в эту квартиру? Который сам красил стены в детской, мастерил полки для книг, возился с внуками на этом самом ковре...
– Нет, – тихо, но твёрдо сказала она. – Нет, Иван Сергеевич. Так просто это не закончится.
Она развернулась и вышла из комнаты, чувствуя, как внутри поднимается волна – не отчаяния, нет. Решимости. За свой дом она будет бороться до конца.
Утренний свет едва пробивался сквозь занавески, когда Валентина вошла на кухню. Она не спала всю ночь, прислушиваясь к тяжёлому дыханию мужа на соседней подушке. Иван делал вид, что спит, но она знала – он тоже не сомкнул глаз.
Привычными движениями достала чайник, насыпала заварку. Руки действовали будто сами собой, пока мысли метались между вчерашним разговором и предстоящим днём. Звук шагов заставил её вздрогнуть.
– Мам? Ты чего так рано? – Анастасия появилась на пороге кухни, кутаясь в старый махровый халат.
– А ты почему не спишь? – Валентина попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой.
– Слышала, как вы вчера... – дочь замялась, присаживаясь за стол. – Папа правда хочет продать квартиру?
Валентина с грохотом поставила чашки на стол. Одна качнулась, расплескав кипяток.
– Не просто хочет – уже всё решил. Без меня, без тебя... Как будто мы не семья, а так, приложение к его решениям.
– Мам, ну может, он прав? – осторожно начала Анастасия. – Сашке правда тяжело с ипотекой, а тут такая возможность помочь...
– Настя! – Валентина резко обернулась к дочери. – Ты что, тоже считаешь, что можно вот так просто взять и выкинуть нас на улицу? А твоя доля? Забыла, как дед перед смертью настоял, чтобы часть квартиры на тебя оформили?
Анастасия побледнела, машинально поправляя выбившуюся прядь тёмных волос – таким же жестом, каким это делала в молодости её мать.
– Помню, конечно... – она опустила глаза. – Только неудобно как-то. Папа старается для всех, а я...
– А ты что? – Валентина присела рядом с дочерью, взяла её за руку. – Настенька, милая, твоя доля – это не просто бумажка. Это наша надежда сохранить дом. Ты же помнишь, как мы здесь жили? Как ты с Димой комнату обустраивала, как дети твои первые шаги делали именно здесь, на этом полу...
Глаза Анастасии наполнились слезами. После смерти мужа прошло уже два года, но любое упоминание о нём всё ещё причиняло боль.
– Папа говорит, что купит новую квартиру, поменьше...
– Где? В каком районе? Ты представляешь, как твоим детям добираться будет в школу? А как я без своего садика под окнами? Тридцать лет там проработала, каждый куст знаю... – Валентина почувствовала, как дрожит голос. – И потом, разве дело в размере? Здесь вся наша жизнь, Настя. Каждая царапина на стене – это история. Вон та, над плитой – это ты кастрюлей махнула, когда борщ варить училась. А та вмятина на пороге – от Сашкиного велосипеда...
Анастасия молчала, глядя в окно, за которым просыпался привычный двор. Старые клёны, детская площадка, где теперь играли её собственные дети, скамейка, где они с мамой когда-то кормили голубей...
– Но папа ведь хочет как лучше... – слабо возразила она.
– Лучше для кого? – Валентина горько усмехнулась. – Для Сашки, который вечно в какие-то авантюры влезает? А мы с тобой что, не заслужили права голоса?
Анастасия выпрямилась, и Валентина с удивлением увидела в её глазах отражение собственной решимости.
– Ладно, мама, я с тобой. Что нужно делать?
Валентина крепко обняла дочь, чувствуя, как от сердца отступает тяжесть бессонной ночи. Теперь у неё был план. И союзник.
Стерильная белизна нотариальной конторы давила на Валентину. Она стояла за углом здания, крепко сжимая папку с документами и поглядывая на часы. До назначенного времени оставалось пять минут.
– Мам, может, не надо? – прошептала Анастасия, нервно теребя ремешок сумки. – Папа такой уверенный был, когда уходил...
– Надо, доченька. Иначе потом всю жизнь себе не простим.
Они поднялись на второй этаж как раз вовремя, чтобы увидеть, как Иван пожимает руку холёному мужчине в дорогом костюме. Нотариус – полная женщина в очках – уже раскладывала бумаги на столе.
– А вот и все участники собрались, – произнесла Валентина, входя в кабинет.
Иван резко обернулся. Его лицо сначала побледнело, потом пошло красными пятнами.
– Валя? Настя? Что вы здесь... – он осёкся, увидев папку в руках жены.
– Простите, вы кто? – покупатель вопросительно посмотрел на нотариуса.
– Я – законная супруга продавца, – Валентина положила документы на стол. – А это наша дочь, Анастасия Ивановна. Владелица одной четвёртой доли квартиры.
Нотариус быстро пролистала бумаги, близоруко щурясь через очки.
– Действительно, доля оформлена на Анастасию Ивановну Воронину десять лет назад. Дарение от Николая Петровича Сомова.
– От моего отца, – пояснила Валентина покупателю, который уже хмурился, поглядывая на часы. – Он был мудрым человеком. Знал, что в жизни всякое бывает...
– Валя, прекрати этот цирк! – Иван ударил ладонью по столу. – Мы всё обсудили...
– Ты хотел продать этот дом, забыв, что он принадлежит не только тебе, – перебила его Валентина. – Но без согласия Насти никакой сделки не будет.
– А я своё согласие не даю, – твёрдо сказала Анастасия, хотя голос её чуть дрожал.
Покупатель поднялся, застёгивая пиджак.
– Я в это ввязываться не стану. Ищите других. Или решайте сначала свои... семейные вопросы.
– Подождите! – Иван вскочил. – Мы можем договориться...
– Боюсь, что нет, – покачал головой мужчина. – Мне нужна чистая сделка, без сюрпризов.
Он направился к выходу, но у двери обернулся:
– Знаете, у меня тоже есть дочь. Я бы на вашем месте сначала с семьёй посоветовался.
Когда за ним закрылась дверь, в кабинете повисла тяжёлая тишина. Нотариус деликатно начала собирать бумаги, делая вид, что не замечает напряжения между супругами.
– Что же ты наделала... – глухо произнёс Иван, глядя в пол.
– Я? – Валентина горько усмехнулась. – Я всего лишь защитила наш дом. Тот самый, где ты когда-то обещал состариться вместе со мной.
Иван поднял глаза, и она с удивлением увидела в них не злость, а что-то похожее на стыд.
– Папа, – тихо сказала Анастасия, – поехали домой. Поговорим там.
Он кивнул, вдруг ссутулившись и став каким-то маленьким, совсем не похожим на того уверенного человека, который вошёл сюда полчаса назад.
Валентина взяла дочь за руку и почувствовала ответное пожатие. Они справились. Теперь нужно было найти путь к примирению, но главное было сделано – дом остался их крепостью.
Чайник тихо посвистывал на плите, наполняя кухню привычным уютом. Валентина расставляла чашки – три, как всегда по вечерам. На столе дымилась тарелка с любимыми Иваном пирожками – она пекла их весь день, пытаясь унять нервное напряжение после событий в нотариальной конторе.
Когда входная дверь хлопнула, все вздрогнули. Иван вернулся поздно – бродил по городу, обдумывая случившееся. Он замер на пороге кухни, будто не решаясь войти.
– Садись, – тихо сказала Валентина. – Чай стынет.
Он опустился на своё привычное место, избегая смотреть на жену и дочь. Его руки, обычно уверенные и сильные, сейчас нервно теребили салфетку.
– Я всё думал... – начал он хрипло, прочистил горло. – Думал, почему так вышло. Когда я успел стать таким... самоуверенным?
– Папа... – Анастасия потянулась к нему, но он остановил её жестом.
– Нет, дай договорить. Знаешь, Валя, когда Сашка пришёл с этой историей про ипотеку, я почувствовал себя никчёмным отцом. Сын в долгах, а я помочь не могу. И тут эта идея с продажей...
– Ваня, – Валентина накрыла его руку своей, – но почему ты не поговорил с нами?
– Потому что струсил, – он горько усмехнулся. – Боялся, что вы откажетесь, найдёте тысячу причин. А я уже себя убедил, что так будет лучше для всех. Квартира поменьше, зато без долгов...
– Без долгов, – эхом отозвалась Валентина. – А как же долг перед памятью? Перед всем, что мы здесь пережили?
Иван наконец поднял глаза, и они увидели в них слёзы.
– Ты была права. Нам нужно было это обсудить. Всем вместе.
– Знаешь, – Анастасия придвинулась ближе, – мы ведь можем найти другой выход. Я могу взять дополнительные часы в школе. И комнату пустующую сдать...
– А я давно хотела вернуться к шитью, – подхватила Валентина. – Помнишь, сколько заказов у меня было? Соседки до сих пор спрашивают...
Иван смотрел на своих женщин – постаревшую, но всё такую же красивую жену, повзрослевшую дочь, так похожую на мать в молодости. Как он мог забыть, что настоящая сила семьи – в единстве?
– Мы всё ещё семья, – словно прочитав его мысли, сказала Валентина. – Значит, справимся.
Он осторожно взял пирожок, откусил. По кухне поплыл запах детства, уюта, дома.
– Только пообещай, – Валентина сжала его руку, – что больше никаких решений в одиночку. Мы же всегда всё делали вместе, помнишь?
– Помню, – кивнул он. – И обещаю.
За окном догорал день, в соседнем дворе играла музыка, где-то смеялись дети. Обычные звуки их района, их дома, их жизни. Жизни, которая продолжалась – теперь уже с новым пониманием ценности каждой минуты, проведённой вместе, под крышей, хранящей столько памяти.