В тот день я впервые пожалела о том, что у нас большая квартира. Три комнаты, которые мы с Петром обустраивали двадцать лет, вдруг показались мне непомерно просторными, когда на пороге появился его младший брат Антон с семейством и чемоданами.
— Лидочка, милая, это всего на пару недель, — Антон улыбался той самой улыбкой, которой всегда добивался своего. — Пока с новой квартирой решим. Сама понимаешь, снос дома — дело непредвиденное.
Я посмотрела на мужа. Пётр как-то виновато пожал плечами, словно извиняясь за то, что не предупредил меня заранее. А что тут предупреждать? Родня есть родня, тем более в беде.
— Конечно, располагайтесь, — я постаралась улыбнуться как можно теплее, хотя внутри уже шевельнулось смутное беспокойство.
Светлана, жена Антона, тут же принялась командовать своими взрослыми детьми:
— Машенька, твои вещи в большую комнату. Димочка, компьютер пока в гостиную поставим.
Я молча наблюдала, как наша квартира наполняется чужими вещами. Вот огромный чемодан перегородил коридор. Какие-то коробки встали вдоль стены. Машины сумки с косметикой оккупировали полку в ванной. А на кухне... Боже мой, сколько же у Светланы кастрюль!
— Лидочка, я тут немного по-своему расставлю, ты не против? — она уже открывала шкафчики, придирчиво осматривая их содержимое. — У меня свой метод организации пространства.
"Это временно", — повторяла я себе, помогая освободить полку в холодильнике. "Всего пара недель".
Вечером, когда все наконец угомонились, мы с Петром лежали в постели. Из гостиной доносился приглушённый звук телевизора — Дима смотрел какой-то фильм.
— Петь, — шепнула я, — может, стоило их предупредить, что у нас тут режим? Что мы рано встаём?
— Брось, Лид. Они же не маленькие, сами поймут. К тому же это ненадолго.
Я повернулась на бок, пытаясь уснуть под непривычный шум чужого телевизора. В голове крутилась мысль: "Ненадолго ли?"
Утро началось в восемь — на два часа позже, чем обычно. На кухне хозяйничала Светлана, напевая что-то под нос. Мой любимый фарфоровый чайник был задвинут в дальний угол шкафа, а на его месте красовался огромный электрический термопот.
— Доброе утро! — пропела Светлана. — Я тут немного прибралась. Знаешь, твоя посуда такая... старомодная. Я свою достала, она практичнее.
Я молча налила себе кофе в чашку, которую еще успела найти на привычном месте. Впервые за долгие годы я чувствовала себя чужой в собственной кухне.
— Кстати, — как бы между прочим заметила Светлана, намазывая масло на тост, — мы тут с Антоном подумали... Раз уж ваша квартира такая просторная, может, нам пока и не торопиться с поисками? У вас же всё равно две комнаты пустуют. А мы бы помогали с коммуналкой...
Чашка в моей руке застыла на полпути ко рту. "Пока не торопиться?" Это как понимать?
— Светлана, но вы же говорили...
— Ой, Лидочка, ну что ты так напряглась? — она махнула рукой. — Мы же семья! Нам удобно, и квартира у вас большая, так что мы остаёмся!
Она произнесла это с такой радостной уверенностью, будто объявляла о выигрыше в лотерею. А я... я просто стояла, не находя слов, и смотрела, как она уверенно раскладывает по полкам свои травяные чаи, занимая последнее свободное место в шкафу.
Дни потянулись как вязкий кисель. Каждое утро я просыпалась с надеждой, что всё это — просто дурной сон, но реальность настойчиво напоминала о себе. То шум фена в ванной, когда Маша собиралась на работу, то громкие разговоры на кухне до полуночи, то запах чужих духов в коридоре.
Но настоящий удар случился через неделю после того памятного разговора на кухне. Я вернулась с работы пораньше и застыла на пороге гостиной. Мой любимый книжный шкаф, который мы с Петром купили на нашу первую годовщину, был отодвинут в угол. На его месте возвышалось нечто громоздкое, тёмное, с резными завитушками.
— Нравится? — Антон появился словно из ниоткуда, сияя от гордости. — Это наш фамильный шкаф, ещё от бабушки остался. Светка давно говорила, что он здесь лучше впишется. А ваш... ну, его можно в спальню перенести. Или на дачу отвезти.
Я смотрела на этого чужого человека, так походя решившего избавиться от части моей жизни, и чувствовала, как внутри поднимается волна — не гнева даже, а какого-то первобытного протеста.
— Антон, — мой голос дрожал, — верни всё как было. Сейчас же.
— Лида, ну что ты как маленькая? — он покровительственно похлопал меня по плечу. — Мы же теперь вместе живём, надо учиться уступать. К тому же наш шкаф правда красивее, сама посмотри...
Я не стала слушать дальше. Развернулась и пошла на кухню — туда, где ещё можно было спрятаться. Но и там меня ждал сюрприз: Светлана затеяла пельмени. Вся кухня была в муке, тесто раскатано прямо на столе, а моя кухонная машина, которую я берегла как зеницу ока, надрывно гудела, перемалывая мясо.
— Лидочка! — радостно воскликнула Светлана. — Как хорошо, что ты пришла! Будешь лепить с нами? Маша, подвинься, дай тёте место!
Маша, вся в муке, с забранными в небрежный пучок волосами, сидела за столом и неумело пыталась защипнуть края пельменя. Рядом с ней высилась гора комковатых, кривобоких изделий.
— Мам, у меня опять не получается, — пожаловалась она. — Может, правда в магазине купим?
— Что значит "в магазине"? — всплеснула руками Светлана. — У нас в семье всегда пельмени сами лепили! Вот, смотри, как надо...
"В семье"... В чьей семье? Когда это мы стали одной семьёй?
Вечером я попыталась поговорить с Петром. Мы лежали в постели, и я собрала всё своё мужество.
— Петя, так больше не может продолжаться. Они... они захватывают нашу квартиру. Нашу жизнь.
— Лид, ну что ты драматизируешь? — он зевнул, не отрывая глаз от телефона. — Подумаешь, шкаф переставили. Зато готовят вкусно. И за квартиру обещали платить...
— Дело не в деньгах! — я резко села на кровати. — Неужели ты не видишь? Они не собираются уезжать. Никогда. Они уже считают эту квартиру своей.
— Ну и что? — он наконец посмотрел на меня. — Это же моя семья, Лид. Не могу я их выгнать.
— А я? Я не твоя семья?
В этот момент в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, в комнату просунула голову Маша:
— Ой, вы не спите? А у нас там с ребятами онлайн-турнир намечается, можно я ночью в интернет поиграю? Я тихонечко...
Я молча накрылась одеялом с головой. В конце концов, это уже не моя квартира. И, похоже, не моя жизнь.
В то утро я проснулась с твёрдым решением. Три месяца — достаточный срок, чтобы понять: само собой ничего не изменится. Я смотрела в зеркало на своё осунувшееся лицо и не узнавала себя. Куда делась та уверенная женщина, которая всегда знала, чего хочет? Которая построила свой дом, свою жизнь?
Последней каплей стало даже не очередное "улучшение" от Светланы. Вчера я случайно услышала их разговор с Антоном на кухне:
— ...а летом можно будет и ремонт затеять, — говорила она. — Эти обои, честное слово, такие старомодные. И вообще, если объединить гостиную с маленькой комнатой...
— Да, дорогая, — благодушно отвечал Антон. — Только надо бы с Петькой обсудить. Всё-таки формально квартира его...
"Формально". Это слово било набатом у меня в ушах всю ночь.
— Петя, — я присела на край кровати, где муж неторопливо надевал носки. — Нам надо поговорить.
— Опять? — он вздохнул. — Лид, ну сколько можно...
— Сколько можно — вот именно об этом я и хочу поговорить, — я впервые за долгое время почувствовала, как внутри поднимается не раздражение, а спокойная решимость. — Посмотри на меня, пожалуйста.
Он неохотно поднял глаза.
— Я подала заявление на отпуск. На следующей неделе уеду к сестре в Воронеж.
— Что? — он наконец-то посмотрел на меня по-настоящему. — Зачем?
— Потому что я больше не могу жить в общежитии. Потому что это не мой дом. Потому что каждый день я чувствую себя служанкой в собственной квартире.
— Лида...
— Нет, дослушай. Я уеду на месяц. За это время тебе нужно решить: мы с тобой — семья или нет? Если да — ты должен поговорить с братом. Они должны съехать. Если нет — я подаю на развод.
Он побледнел:
— Ты... ты это серьёзно?
— Абсолютно. Двадцать лет я строила этот дом. Наш дом. А теперь я в нём — никто. Пришлые люди командуют, где что поставить, что выбросить, что перестроить. И ты... ты просто смотришь и молчишь.
— Но они же...
— Семья? — я горько усмехнулась. — А я кто, Петя? Кто я для тебя?
В дверь постучали — как всегда, без предупреждения и без паузы перед тем, как войти.
— Доброе утро! — Светлана сияла. — О, вы ещё не завтракали? А я тут решила блинчики испечь. Пойдёмте, пока горячие...
— Нет.
Моё "нет" прозвучало так неожиданно твёрдо, что она замерла на пороге.
— Что?
— Я сказала — нет. Мы с мужем разговариваем. Закройте, пожалуйста, дверь. С той стороны.
Светлана ахнула:
— Как ты со мной разговариваешь? Петя, ты слышишь?
Я перевела взгляд на мужа. Он сидел, опустив голову, и молчал. В этой тишине я вдруг отчётливо поняла: вот он, момент истины. Сейчас решается всё.
— Петя? — в голосе Светланы зазвенели слёзы. — Скажи ей! Мы же семья!
И тут произошло чудо. Мой муж, мой молчаливый, избегающий конфликтов Петя, поднял голову и тихо, но твёрдо произнёс:
— Света, выйди, пожалуйста. Нам действительно надо поговорить. Сначала с женой, а потом... потом со всеми вами.
Следующая неделя превратилась в холодную войну. Светлана демонстративно не разговаривала со мной, Антон бросал хмурые взгляды, а дети старались лишний раз не попадаться на глаза. Но я чувствовала небывалую лёгкость — будто камень с души упал. Впервые за долгие месяцы я спала спокойно.
Пётр удивил меня. После нашего разговора он словно очнулся от спячки. Вечером того же дня он запер нас с братом в своём кабинете. Я не знаю, о чём они говорили — слышала только приглушённые голоса, иногда переходящие на крик. Но когда они вышли, Антон выглядел непривычно серьёзным.
— Две недели, — сказал он за общим ужином, глядя в тарелку. — Мы найдём квартиру за две недели.
Светлана вскочила, звеня вилкой о тарелку:
— Что значит "найдём квартиру"? А как же... Мы же договорились! Петя, ты не можешь...
— Могу, Света, — тихо ответил мой муж. — И должен. Потому что есть разница между "помочь в беде" и "сесть на шею". Вы злоупотребили нашим гостеприимством.
— Значит, эта... — она ткнула пальцем в мою сторону, — эта тебя настроила! Против родной крови!
— Лида — моя жена, — в голосе Петра появилась сталь. — И это наш дом. Был и будет нашим. А вы... вы просто забыли, что в гостях надо вести себя как гости.
Маша вдруг всхлипнула:
— Мам, пап, а я ведь говорила... Говорила, что нехорошо так. Что надо было искать квартиру, а не...
— Молчи! — оборвала её Светлана. — Ты ещё маленькая, ничего не понимаешь...
— Не маленькая, — тихо сказала Маша. — И всё понимаю. Тётя Лида нас приютила, а мы... мы вели себя как...
Она не договорила, выбежала из-за стола. Дима молча встал и пошёл за сестрой.
Через двенадцать дней они съехали.
Я стояла в пустой гостиной, глядя на следы от ножек "фамильного" шкафа на паркете. Мы с Петром только что вернули на место наш книжный шкаф, и я расставляла книги по полкам.
— Знаешь, — сказал вдруг муж, обнимая меня сзади за плечи, — я должен попросить у тебя прощения.
— За что?
— За то, что не понимал. Не видел. Не защищал. Ты... ты ведь правда могла уехать?
Я помолчала, перебирая корешки книг.
— Могла, — наконец ответила я. — Наверное. Не знаю. Но я рада, что не пришлось.
Он крепче обнял меня:
— Я тоже рад. И... спасибо.
— За что?
— За урок. Ты научила меня важной вещи: иногда любить — значит уметь сказать "нет". Даже родным людям. Особенно родным людям.
Вечером я заварила чай в своём любимом фарфоровом чайнике. Мы сидели в нашей уютной кухне, пили чай с лимоном, и я чувствовала, как внутри разливается тепло. Тепло дома, который снова стал по-настоящему нашим.
Из прихожей донёсся звонок телефона. Пётр поднял трубку, послушал и протянул её мне:
— Это Маша. Хочет с тобой поговорить.
Я взяла трубку:
— Да, Машенька?
— Тётя Лида... — голос девочки дрогнул. — Я хотела извиниться. За всё. И спросить... можно я иногда буду к вам приходить? Просто в гости. По-человечески. Если вы не против...
Я улыбнулась:
— Конечно, можно, Машенька. Просто в гости — всегда можно.
И я поняла: всё правильно. Иногда нужно закрыть дверь, чтобы потом открыть её снова — но уже на других условиях. На условиях уважения, благодарности и настоящей, а не навязанной любви.