- Нет, господа. Прошу простить великодушно, но мое слово – нет, - повторил Иван Александрович Лихонин скрестив обе ладони на широком набалдашнике трости.
Ответ прозвучал. Скрипнул гнутой спинкой легкий венский стул, оставив на сюртуке Лихонина едва заметные складки, и в просторной комнате сгустилась тишина, нарушаемая лишь мерным ходом маятника больших напольных часов. В лучшем номере гостиницы пахло дорогим табаком и строгим одеколоном, еще одним незримым штрихом подчеркивая высокий статус собеседников Ивана Александровича.
Расположившийся перед Лихониным за широким, темного дерева, столом Карл Федорович фон Мекк чуть слышно хмыкнул в густые седые усы, словно находя в сказанном подтверждение собственным мыслям. Негромко помешав ложечкой чай в фарфоровой чашке, он, протарабанив пальцами по столешнице, вопросительно поднял взгляд на сидящего напротив него, одетого в строгий темный костюм фон Дервиза.
Павел Григорьевич, перехватив взгляд, поправил узел галстука и поднявшись с места, обратился к говорившему:
- Иван Александрович, нам причины вашего отказа вполне понятны, но, прошу меня простить, мы все здесь люди дела, если стоит вопрос цены, - фон Дервиз уперся указательным пальцем в стол, - то я, как председатель общества Московско-Рязанской железной дороги, смею вас заверить: вопрос этот обсуждаем и, уверен, разрешится к вящей пользе обеих сторон.
- При всем уважении к вам Павел Григорьевич, и к вам Карл Федорович, - прикладывая к груди руку, чуть поклонился Лихонин собеседнику и сидящему за столом, одетому в легкий, классического покроя жилет поверх белой сорочки, Карлу Федоровичу, - вынужден вновь ответить отказом – дело не в деньгах. На свою землю, что вы изволите рассматривать под железную дорогу, я имею весьма обширные виды, покуда Бог сил даст. Да и вскорости дело надо сыну передавать. Посему нет, господа, сожалею.
Лихонин, вытянул из-за пазухи серебряный блин карманных часов, тонкой, изящной цепочкой скрепленных с галстуком, чуть прищурившись, глянул на стрелки:
- Однако, полдень господа, - Иван Александрович поднялся и, словно в подтверждение, громко отбил означенное время широкий шкаф напольных часов. – Вынужден раскланяться, до дома путь неблизкий. Прошу не гневаться на отказ, а будете близь Глебково, покорнейше прошу на обед, весьма обяжете, да-с.
Лихонин поклонился, подхватил цилиндр, и, поскрипывая до блеска натертыми сапогами, вышел из номера. Почти сразу с улицы донеслось басовитое «Н-но» и щелчок кучерского хлыста. Застучав колесами по булыжникам мостовой, крытая бричка Ивана Александровича, разбрасывая брызги талого снега, прокатила под окнами. Карл Федорович фон Мекк, повернувшись от стола к окну, проводил взглядом удаляющегося от Рязанской гостиницы помещика.
Павел Григорьевич, заложив руки за спину, задумчиво прошелся по комнате, гулко печатая шаг по паркету гостиничного номера.
- Карл Федорович, - наконец подошел к столу фон Дервиз, - что скажете? Насколько отказ Лихонина передать земли под строительство ветки осложнит дело?
- Немного, Павел Григорьевич, - разворачивая на столе рулон карты вооружился циркулем фон Мекк, - немного. Пустим полотно немного левее, в обход земель Ивана Александровича, вот так – фон Мекк указал точку и, ловко провел линию. Да, лишние версты, лишнее время, траты и план должно поправить и утвердить. Но других вариантов, боюсь, нет. Впрочем, мы до конца не прояснили еще вопрос с соседними землями, Дивова. Однако, осмелюсь предположить, из нашего разговора я делаю вывод, что Николай Андрианович, их уступить обществу не против?
- Николай Андрианович!? - повернулся к арке большого, смотрящего на здание Дворянского собрания, окна фон Дервиз.
Прошелестев тяжелой портьерой от окна отделилась фигура пожилого, но прямо, по военному держащему спину человека. За весь разговор действительный статский советник, генерал-майор в отставке, участник Отечественной войны 1812 года Николай Андрианович Дивов не проронил ни слова, полностью погруженный в свои мысли.
- Ровно так, господа, - не утратившим с годами своей ясности голосом, ответил Дивов. – Более того, все принадлежащие мне земли, по которым, согласно плану, пройдет ветка железной дороги, соединяющей Москву и Рязань, я передаю обществу, представленному здесь присутствующими господами, в дар.
- Вот как? - даже присел на край стула фон Дервиз. – Осмелюсь поинтересоваться причиной столь великодушного поступка. Если не тайна.
- Отнюдь. Как угодно знать господам, я являюсь коннозаводчиком и думаю, что железнодорожное сообщение только поспособствует делу развития моих предприятий. А земли – мой скромный вклад.
- Браво, Николай Андрианович, - похлопав ладонями, поднялся со своего места фон Мекк, - браво. В Старолетово планируется размещение одной из промежуточных станций на пути, я, как главный подрядчик, имею честь назвать станцию вашим именем.
- Пустое, господа, - смущенно произнес Дивов, пододвигая стул, на котором недавно сидел Лихонин, и присаживаясь ближе к столу, но было видно, что похвала Павла Григорьевича ему приятна. – К делу, обсудим детали.
Приведенный выше фрагмент полностью является художественным вымыслом автора статьи. По найденной информации Николай Андрианович Дивов
действительно передал в дар свои земли образованному в 1863 году «Обществу Московско-Рязанской железной дороги», председателем которого являлся Павел Григорьевич фон Дервиз. Присутствующий в зарисовке Карл Федорович фон Мекк, видный предприниматель, один из основоположников железнодорожного транспорта, являлся главным подрядчиком строительства ветки от Коломны до Рязани.
Владелец соседних земель Иван Александрович Лихонин уступить свои земли отказался. Но, к сожалению, имеющаяся информация о тех событиях крайне скудна и посему автор позволил себе немного художественной импровизации.
Однако, факт остаётся фактом - в 1864 году ветка, соединяющая Москву и Рязань, была запущена и уже в августе составы пошли до Рязани сначала по временному, а к февралю следующего года по постоянному мосту через Оку. К лету 1870, в связи с тем, что «однопутка» уже не справлялась с возрастающим потоком как грузовых, так и пассажирских перевозок, было открыто двухпутное движение, успешно функционирующее и по сей день.
Станция в селе Старолетово носит имя Николая Андриановича Дивова – крупного помещика, коннозаводчика, действительного статского советника, участника Бородинского сражения, генерал-майора – человека с интереснейшей биографией.
12 сентября 2012 года на здании вокзала станции состоялось открытие мемориальной таблички, приуроченной к 200-летию первой Отечественной войны, конечно с именем Николая Андриановича
И все бы хорошо, но вот незадача - даты жизни Дивова на табличке указаны как: 1781-1869гг. Информация эта неверна. Вообще с этими датами, при изучении биографии Николая Андриановича, может возникнуть путаница, т.к. они разнятся от источника к источнику. Но, при внимательном изучении, можно найти, что в журнале «Русский архив» в 1873 году были опубликованы воспоминания самого Дивова о событиях Бородинского сражения, в коих он принимал непосредственное участие. В примечаниях к статье указывается, что Николай Андрианович «здравствует до селе». Т.е. отойти в мир иной в 1869 году он не мог по определению. Да и вспоминая геройское прошлое Дивов замечает, что на момент Бородина, ему только 17 (!) лет, в прошлом году он выдержал экзамен при Артиллерийском Ученом Комитете, произведен в прапорщики лейб-гвардии артиллерийской бригады и зачислен в роту Его Императорского Высочества Великого Князя Михаила Павловича.
Конечно, что-то за давностью лет мог подзабыть и сам автор мемуаров, но путем нехитрых вычислений даты, с указанными на табличке, совсем не бьются. Также в опубликованной в журнале «Наука и жизнь» статье кандидата филологических наук И.Грачева указано, что имя Н.А. Дивова перестает упоминаться в окладных книгах Рязанской губернии на рубеже 1880-1881гг., т.е. гораздо позже указанной даты смерти.
Таким образом, устанавливая памятную табличку на стенах вокзала, ее исполнители наверняка спешили «приурочить к дате» и в суть вопроса глубоко не погружались. А зря.
Рядом с Дивовым увековечен и еще один участник тех событий – граф, генерал-майор, Кутайсов Александр Иванович
Непосредственно с Рязанской землей имя Кутайсова не связано, разве притянуть сюда «за уши» тот факт, что последней владелицей усадьбы к тому времени покойного Н.А. Дивова являлась Марианна Сергеевна фон Толь, вышедшая замуж за Александра Павловича Кутайсова, правнучатого племянника геройского генерал-майора. Но вряд ли, уж слишком велика цепочка. Скорее всего имя Кутайсова соседствует с Дивовым т.к. последний являлся ординарцем при начальнике артиллерии А.И. Кутайсове во время Бородинского сражения. Сам Кутайсов погиб во время контратаки при оной битве, его тело найдено не было.
О горе! верный конь бежит
Окровавлен из боя;
На нем его разбитый щит…
И нет на нём героя…
Это строчки из оды В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» посвященные Кутайсову. И от них плавно перейдем к лирической составляющей и, наверное, главной достопримечательности станции Дивово.
Все-таки широкой массе путешествующих станция Дивово более знакома как памятное место, связанное с совершенно другой фамилией, а именно с Сергеем Александровичем Есениным. Вам показалось мало поэта после Константиновского музея-заповедника? Хочется побывать в еще одной точке на карте Есенинских мест? Тогда вам точно стоит заехать на небольшой ж/д вокзал поселка Старолетово. Тем более от Константинова до него всего-то 15 км.
Именно здесь, на этой, к тому времени во всю функционирующей станции, в далеком 1912 году Константиновский паренек сел на проходящий поезд, отправляясь в Москву. По сути с этой платформы начинался путь поэта от сохи в большую литературу. Немудрено, что такое знаковое место не осталось без внимания и в 2005 году, к 110-летию Есенина возле отремонтированной к событию станции появился памятник Сергею Александровичу
В дальнейшем, при своих нечастых визитах на родину, поэт также брал билет до станции Дивово, ближайшей к Константинову, садился в вагон и под умиротворяющий стук колес уносился от столичной суеты в глубину Рязанский полей. Выпрыгивал на полустанке и дальше до дома, пешком, «протянувшеюся тропою деревень» видя «лес и вечернее полымя и обвитый крапивой плетень». Конечно, тогда, в его время «тропа деревень» пролегала не по современной дороге, а вела более коротким путем через Демидово, Шушпаново и далее до Константинова. И не раз шагая по этой дороге, вдыхая запах своих Рязанских просторов, в голове поэта наверняка рождались стихи, навеянные родной стороной…
Я иду долиной. На затылке кепи,
В лайковой перчатке смуглая рука.
Далеко сияют розовые степи,
Широко синеет тихая река.
И тихая река действительно широко синела неподалеку – до Оки отсюда всего ничего.
А бывало и наоборот, уже «горожанин», да еще и склонный «пофорсить», Есенин, прибыв на станцию брал извозчика, что совсем неудивительно - на тот момент Старолетово было большим, торговым селом. По пятницам здесь проходили базары и найти «пролетку» труда не составляло. Да и извозчики стояли около вокзала, по обе стороны которого были устроены коновязи. Вот и младшая сестра поэта Александра пишет об этом так: «Даже сам приезд его был необычным, и не только для нас, а для всех односельчан. Сергей любил подъехать к дому не на едва семенящей лошадке, как приезжали обычно другие, а на лихом извозчике, как тогда говорили, «на лихаче», а то и на паре, которая, изогнув головы, мчится как вихрь, едва касаясь земли и оставляя позади себя тучу поднявшейся дорожной пыли»
Вот так вот: с лихим посвистом, со смачным щелчком хлыста, а то и с перезвоном бубенцов на упряжке, оставляя позади вихрь дорожной пыли, но всегда с теплым чувством возвращения на родину, где низкий дом, где клен под окнами и конечно стихи
Спит ковыль. Равнина дорогая,
И свинцовой свежести полынь.
Никакая родина другая
Не вольет мне в грудь мою теплынь.
Отсюда же, с этой станции поезд увез Есенина до Рязани, а от Рязани - по узкоколейке в Спас-Клепики, учиться на педагога. А последний раз Есенин побывает на этой станции в сентябре 1925 года. Билет до Дивово он хранил в бумажнике, там же лежали и фотографии детей. Домой он ехал в жестком девятом вагоне, пятое купе, семнадцатое место у окна, а за окнами проплывала Русь…
Копию этого билета можно увидеть в небольшом музее, что организован на станции Дивово. Его открытие также было приурочено к 110-летию поэта. Музей располагается внутри здания вокзала и по сути представляет собой один стенд,
где разместились не только старые фотографии и документы, связанные с поэтом, но и подлинные вещи прошлого столетия, например, фонарь обходчика со ст. Дивово (предоставлен семьей бывшего начальника вокзала) и железнодорожный колокол, извещавший об отправлении поездов, есть и карта-схема, восстановленная по рассказам старожилов о короткой дороге в Константиново
Найдутся в экспозиции и предметы нехитрого железнодорожного быта, царившего как в тесном вагоне поезда, так и на самой железнодорожной станции ушедшего века
Вот так на небольшой станции, в небольшом Старолетево железнодорожные спицы путей связали в тугой клубок историю. Историю длиною в столетия, от участника Бородинского сражения до великого поэта. И их имена навеки вплетены в историю России
Увязав за день на нить дороги такие жемчужины как Константиново, с его музеем-заповедником и необъятным Окским простором, Пощупово, с его древним монастырем и тайной пещер, мы дополнили это украшение станцией Дивово.
Августовское небо уже дохнуло вечерней свежестью. Даря мягкий свет медленно подкрадывались сумерки, но находясь рядом мы отправились на поиски старого минарета, что затерялся в Рязанской глуши совсем недалеко от станции. Там, в небольшом поселке, найдет свое продолжение история Николая Андриановича Дивова.
Всем ровных дорог и отличных впечатлений!