«По дороге в медпункт Федору встретились бабы, и они, конечно, не пропустили его молча мимо себя.
— Чавой ты, Федька, с узелками-та шастаешь? Либошто Прохоровне понес вечерять?
— А ты бы хотела, чтоб тебе? — не остался в долгу Федор.
— А пошто и нет? — баба встала в позу, уперев руки в крутые бока и выпятив добротную грудь.
— Не спорю! Возможен и такой вариант, да только я до Пелагеи иду! Усекла?
— Усякла! Как ня усечь от такова молодца!
Бабы засмеялись и двинулись дальше».
Часть 67
Отужинав, Федор позвал Федоску во двор. Там уселись на скамейку, но, поразмышляв пару секунд, Федоска перебрался в отцу на коленки. Федор с удовольствием крепко прижал сынишку:
— Федоска, ты сегодня с бабкой Нюрой ляжешь, ну или с бабаней, как захочешь. А я до жены своей пойду. Ладно?
— Ого! Бать, у тебе чавой, жена ишть есть? — удивился мальчишка.
— Да, сынок! А у нее дочка есть, Настенька. Завтра познакомлю тебя с ними. И еще тетка Валя у нас есть — еще одна тебе бабаня.
У мальчишки от восторга перехватило дыхание.
— От енто так да, бать! Четыре бабаньки у мене, две мамки и дед!
— А я как жа? — лукаво подмигнул Федор сыну.
Федос кинулся бате на шею:
— А ты, батя, — закричал громко ребятенок, — самый главный у мене! Бать, а мы завтре с тобой повстречаемся?
— Конечно, сынок! Обязательно повстречаемся. Опять вечерять вместе будем! Бабаня пирогов обещала! Ты с чем пироги уважаешь?
Пацаненок засмущался.
— Ну чего ты, Федоска? Не стесняйся! Скажи мне! Бабаню попросим, она настряпает.
— Бать, да я совсема мало пирогов-та ел! Всяки уважаю. Усе кусные мене!
У Федора снова сжалось сердце. Сорок седьмой год уже идет, давно фрицев выгнали, а люди голодают, и еще долго голодать будут. Это Игнатович — молодец, хороший хозяин, все у него ладно, а не все такие умелые, а кое-где и вовсе мужиков нет, никто колхозом не управляет или нет его вовсе. Живут себе каждый свои двором, как будто бы и не было никогда советской власти и колхозов. Когда еще партия озаботится этим и наладит работу во всех деревнях, а главное, в самых отдаленных, таких, как Волчий Лог, Малиновка.
— Ах ты ж мой милый! Сынок мой! Все хорошо теперь будет.
— Бать, хорошо, что ты мене нашел!
— Хорошо, сынок! Еще как хорошо! Ну ладно, Федоска, пошел я. До завтра.
— До завтре, бать!
Мальчишка крепко обнял отца.
…Федор быстрым шагом дошел до Валиного дома.
— Здравия вам! — поздоровался с Валей и Настенькой, зайдя в хату. — А Палаша где же?
Спросил, не увидев Пелагеи в хате.
— Здоров будь, Феденька. Так у медпункте! Ня приходила ишшо!
— Как так? Что-то случилось? — встревожился Федор.
— Ня знай! — пожала плечом Валя. — У яе почти што кажный ден чавой-та случатси. Вечерять будешь?
Насте стало жалко дядьку Федора, она видела, как он удивлен и растерян.
— Дядя Федя, а вы не удивляйтесь. Мы уже привыкли: мама часто так задерживается, а иногда даже и ночует в медпункте, если оставляет у себя кого-то тяжелого. Наверное, и сегодня такой у нее.
— Пойду дойду до нее.
— Поди, поди, милок! — встрепенулась Валя. — А может, захватишь ей харчей? Она токма обедала. Наська ей носила.
— Давайте. Конечно, отнесу.
По дороге в медпункт Федору встретились бабы, и они, конечно, не пропустили его молча мимо себя.
— Чавой ты, Федька, с узелками-та шастаешь? Либошто Прохоровне понес вечерять?
— А ты бы хотела, чтоб тебе? — не остался в долгу Федор.
— А пошто и нет? — баба встала в позу, уперев руки в крутые бока и выпятив добротную грудь.
— Не спорю! Возможен и такой вариант, да только я до Пелагеи иду! Усекла?
— Усякла! Как ня усечь от такова молодца!
Бабы засмеялись и двинулись дальше.
Зайдя в медпункт, Федор хотел обнять и поцеловать Пелагею, но у нее был больной: маленький Гришка Соловьев лежал на лавке, Пелагея сидела рядом, чуть поодаль сидела его мать Алена, она дремала.
— Палаша, — тихонько позвал Федор.
Она встрепенулась и шикнула на него:
— Тише ты, мальчонка только уснул, да и Алена намаялась.
Пелагея встала и подошла к Федору, как можно тише втыкая костыли в деревянный пол.
— Пойдем во двор, покурим, есть папиросы? У меня кончились, страсть как курить хочу.
Федя кивнул. Есть, мол.
Во дворе Пелагея дала себя обнять и поцеловать, но Федя почувствовал ее напряжение.
— Что-то не так? — встревоженно спросил он.
— Все нормально, — ответила она, прикуривая папиросу и выдувая сизый дым: — Устала очень. Весь день прием вели с Варей, я ее чуть раньше отпустила, гости ж у вас…
— Палаша, я по этому поводу и пришел, — перебил Федор.
— Только по этому? — лукаво подмигнула Пелагея.
— Ну не только, — не смутился Федор, — еще и соскучился. А вообще, я хотел сказать, чтобы завтра ты с Валей и Настюшкой к нам приходили вечерять. С пацаном моим познакомитесь и с бабкой его, Нюрой.
Пелагея кивнула:
— Конечно, мы с радостью. Только бы Гришке лучше стало. Ты прости меня, Феденька, я рядом с ним буду сегодня. Плохо ему.
— Может, тогда в больницу? Машина же есть! Отвезем.
Пелагея покачала головой:
— Нет, пока не нужно. Я все, что необходимо, сделала. Более того в городе не сделают. Надо просто ждать.
— Хорошо, Палаша, я тогда дома ночевать буду. Как-то неудобно мне без тебя у Вали спать.
Пелагея кивнула, и Федору показалось, что вроде как равнодушно. Или только показалось?
— Палаш, а тебе что, все равно, где я лягу?
Палаша резко развернулась:
— Федя, у меня ребенок в хате чуть не умирает! Понимаешь? Не до чего мне.
Ей хотелось сказать: «не до тебя», но она вовремя себя одернула.
Федя кивнул:
— Прости.
Развернулся по-военному и ушел прочь.
…С того дня, как он стал жить с Пелагеей, это был первый раз, когда ему стало как-то не по себе. Невольно вспомнил Лизу: она была совсем другая. Каждую минуту она хотела быть рядом с ним. Но Лиза не была медсестрой, и тем более не принимала людей со всей округи. Федор тяжело вздохнул, но тут же выдохнул и смахнул с себя плохое настроение.
«Не нагнетай, Конюхов! Твоя жена — врач, ее знает вся округа, принадлежать тебе одному она не может!» — приказал сам себе.
…Вернулся домой, Федоска уже мирно посапывал на кровати, а мать и бабка Нюра сидели и болтали во дворе. Деда не было видно.
Заметив сына, Варя вскочила:
— Феденька, чевой ты?
— Мать, я дома буду. Палаша в медпункте… Сходил к ней, мальчишка там у нее…
Не успел он договорить, как Варя принялась причитать:
— Ой, Федя, да! Гриня плох совсема! Хочь ба ня помяр. Весь день мы с им возилиси.
— Ой свят, свят! — перекрестилась Нюра. — Ня дай Бог!
— Да нет, нет! Палаша хорошо за им смотрить, ня помреть! Точно ня помреть. Ня боиси, Нюра.
— Ну вот потому я и буду дома! — припечатал Федор. — С Федоской лягу. Так хотел, чтобы Пелагея с ним познакомилась. А вдруг Грише и завтра плохо будет?
— Ничавой, када-то выздороветь. А хошь, я яво завтре с собой возьму? И Нюру тожеть! —осенило Варвару. — Палаша осмотрить их. Усе ли у порядке с имя.
— А чавой нас смотреть-то? — испуганно спросила Нюра. — Кто у вас Пелагея ента? Шептунья ишть?
Федор и Варя рассмеялись.
— Дохтур она у нас! Либошто ня поняла? Ня слыхала о ей рази? На усю округу одна. Из вашева Лога люди приходють.
— Ня слыхала! — пожала плечами Нюра. — Здоровыя мы с Федоской. Усе ладно у нас, слава Господу.
— Да ты чавой? Обиделаси вроде как? — беспокойно спросила Варя.
— Ня обиделаси, но к дохтуру ня пойду.
— Ладно, ладно, тетка Нюра, она завтра сама к нам придет. Не как дохтур, а как жена моя.
— Лизино место значат у ей… — поджала губы Нюра. — А моя дочка во сырой землице.
Бабка горестно вздохнула.
— Давай-ка, Нюра спать, дорога у вас ишть дальняя была…
Варвара попыталась скрасить окончание беседы.
Татьяна Алимова
Все части здесь ⬇️⬇️⬇️
Прочтите еще один рассказ⬇️⬇️⬇️
Молодому врачу, талантливому хирургу, подбрасывают под дверь… ребенка!
Кто? Как? Почему? Зачем?
Вопросов много, и ни одного ответа.
Как меняется жизнь Валерия Петровича с появлением подкидыша читайте прямо сейчас в одноименной повести.