Солнечные лучи пробивались сквозь тюль, играя бликами на старых фотографиях. Ольга протирала полки в шкафу, методично перебирая альбомы и папки, когда её рука наткнулась на потрёпанную тетрадь в коричневом переплёте. Сердце пропустило удар — она тут же узнала свой почерк, торопливый, с характерным наклоном влево.
"Рассказы", — гласила надпись на обложке, сделанная двадцать лет назад.
Ольга опустилась на край кровати, осторожно открывая тетрадь, словно боясь спугнуть воспоминания. Пожелтевшие страницы хранили истории, написанные в те времена, когда она ещё верила, что может стать писательницей. До замужества, до рождения Кати, до того, как жизнь превратилась в бесконечную череду домашних забот.
— Мам, ты что там застряла? — донёсся голос дочери из кухни.
— Иду, милая! — Ольга быстро спрятала тетрадь в карман домашнего халата. Весь день она возвращалась мыслями к найденным рассказам, перечитывая их урывками между готовкой и уборкой.
Вечером, когда Игорь вернулся с работы, она накрыла на стол особенно старательно. Любимый борщ мужа, домашние котлеты, даже салат украсила веточкой петрушки — всё должно было быть идеально.
— Игорь, — начала она, когда муж уже заканчивал ужин, — я сегодня такую находку сделала...
— М? — он поднял глаза от тарелки, рассеянно постукивая ложкой.
— Помнишь, я в молодости писала рассказы? Нашла сегодня старую тетрадь... — Она замялась, но затем решительно продолжила: — Знаешь, я подумала... может, мне снова начать писать?
Игорь замер с поднесённой ко рту ложкой. На его лице появилась снисходительная усмешка:
— Оль, ты что, в своём уме? Какое писательство? У тебя дом, готовка, уборка. Да и кому нужны твои рассказики?
— Но я могла бы... — её голос дрогнул.
— Что ты могла бы? — он откинулся на спинку стула. — Толстого из себя строить? Брось эти глупости. Лучше подумай о том, что на зиму заготовить надо. Огурцы в этом году дешёвые, можно побольше закатать.
Ольга почувствовала, как к горлу подступает комок. Двадцать пять лет брака, и каждый раз, когда она пыталась заговорить о чём-то своём, личном, слышала в ответ только насмешки или равнодушное молчание.
— Я думала, ты поддержишь... — тихо произнесла она.
— А я думал, ты давно выбросила из головы эти детские фантазии, — Игорь встал из-за стола. — Спасибо за ужин. Борщ, кстати, пересолила.
Он ушёл в гостиную, где уже привычно загудел телевизор. А Ольга осталась сидеть за столом, глядя на недоеденный борщ и чувствуя, как внутри растёт что-то новое, незнакомое — не обида, нет. Решимость.
Она достала из кармана тетрадь и снова открыла её. Почерк с наклоном влево, торопливые строчки, полные жизни и надежды. Неужели она действительно когда-то была такой — смелой, мечтающей, уверенной в себе?
Из комнаты Кати доносилась тихая музыка. Ольга поднялась, собрала посуду и, впервые за долгие годы, не стала торопиться с мытьём. Вместо этого она достала из серванта чистую тетрадь, села за кухонный стол и начала писать. Сначала неуверенно, потом всё смелее и смелее. История сама лилась из-под пера — о женщине, которая однажды нашла в себе силы изменить свою жизнь.
За окном медленно темнело, а она всё писала и писала, чувствуя, как оживает внутри та самая девчонка с косичками, которая когда-то мечтала стать писательницей.
Рекламная брошюра курсов писательского мастерства лежала перед Ольгой на кухонном столе, когда Катя вернулась из университета.
— Мам, ты чего такая задумчивая? — Катя поставила чайник и заглянула через плечо матери. — О, курсы! Здорово! Записалась уже?
Ольга покачала головой:
— Не знаю, доченька... Отец ведь...
— А при чём тут папа? — Катя решительно придвинула стул. — Это же твои деньги. Ты их на рынке зарабатываешь, торгуя своей выпечкой. Имеешь право потратить на себя!
Ольга посмотрела на дочь с благодарностью. После того вечера, когда она нашла старую тетрадь, прошло две недели. Две недели тайных ночных записей, когда все засыпали. Две недели робких надежд.
— Знаешь, я ведь твои рассказы прочитала, — вдруг сказала Катя. — Те, старые. Нашла случайно, когда ты белье гладила. Они... они правда хорошие, мам.
У Ольги защипало в глазах.
— Правда?
— Конечно! Особенно тот, про девочку и её старую собаку. Я даже всплакнула немного.
Через час Ольга уже стояла в очереди в банке, крепко сжимая в руках квитанцию. "4500 рублей, — стучало в голове. — Всего 4500 рублей за возможность вернуть себе мечту".
Первое занятие было назначено на следующий вторник. Ольга специально подгадала его под те дни, когда Игорь задерживается на работе — у них плановые совещания по вторникам.
Но всё пошло не по плану. В понедельник вечером, разбирая карманы её старого пальто в поисках ключей от гаража, Игорь нашёл смятый чек.
— Это что такое? — его голос, звучащий из прихожей, заставил Ольгу вздрогнуть. — Четыре с половиной тысячи? На какие-то курсы? Ты что, с ума сошла?
Он ворвался на кухню, размахивая квитанцией. Лицо его побагровело от гнева.
— Я... — начала Ольга, но он перебил:
— Ты понимаешь, что на эти деньги можно было новый телевизор в спальню купить? Или ты думаешь, деньги с неба падают? Я тут работаю как проклятый, а ты...
— А я что? — вдруг тихо, но твёрдо спросила Ольга. — Я тоже работаю. Каждое утро встаю в четыре, чтобы пирожки напечь. На рынке стою в любую погоду. И это мои деньги, Игорь. Мои.
— Какие твои? Ты о семье должна думать! О хозяйстве! А ты... — он скомкал квитанцию. — Завтра пойдёшь и заберёшь деньги обратно.
— Нет.
Это короткое слово повисло в воздухе. Игорь замер с открытым ртом — за двадцать пять лет брака он ни разу не слышал от жены такого тона.
— Что значит "нет"?
— То и значит. Я пойду на эти курсы. И буду писать. Потому что я этого хочу.
— Значит, так? — его голос стал угрожающе тихим. — Ты теперь у нас писательница? А кто готовить будет? Кто стирать будет?
— Всё то же самое я буду делать. Но и писать тоже буду.
В этот момент на кухню вошла Катя. Она молча встала рядом с матерью, положив руку ей на плечо.
— А, вот оно что! — Игорь переводил взгляд с жены на дочь. — Ты её надоумила? Решили вдвоём над отцом посмеяться?
— Папа, никто над тобой не смеётся, — спокойно ответила Катя. — Просто мама имеет право на собственные интересы. Ты же видишь — она всё успевает. И готовит, и убирает, и на рынке торгует. Почему она не может потратить немного своих денег на то, что ей нравится?
Игорь открыл рот, чтобы возразить, но вдруг осёкся. В глазах дочери он увидел что-то такое, что заставило его замолчать. Молодость? Силу? Уверенность в своей правоте?
— Делайте что хотите, — наконец буркнул он и вышел из кухни, громко хлопнув дверью.
Ольга обессиленно опустилась на стул. Руки дрожали, но внутри была странная лёгкость. Она справилась. Выстояла. Защитила свою мечту.
— Ты молодец, мам, — тихо сказала Катя, обнимая её за плечи. — Правда молодец.
Конверт с логотипом литературного конкурса лежал на столе нераспечатанным уже второй час. Ольга то и дело бросала на него взгляды, продолжая готовить ужин. За три месяца учёбы на курсах она написала несколько рассказов, и один из них, самый личный, отправила на конкурс.
— Да открой ты его уже! — не выдержала Катя, наблюдавшая за метаниями матери. — Что тянуть-то?
Ольга вытерла руки о фартук и осторожно взяла конверт. Руки предательски дрожали. Катя подошла ближе, обняла мать за плечи.
"Уважаемая Ольга Сергеевна! С радостью сообщаем, что Ваш рассказ "Яблоневый сад" занял второе место..."
— Мама! — Катя взвизгнула от радости. — Ты это видишь? Второе место! Из трёхсот участников!
Ольга прижала письмо к груди. Внутри всё пело от счастья, но примешивался и страх — как сказать Игорю? За эти месяцы он делал вид, что не замечает её увлечения, хотя иногда она ловила его настороженные взгляды, когда допоздна сидела за ноутбуком.
— Надо обязательно рассказать папе, — твёрдо сказала Катя, словно прочитав её мысли. — Это же такое достижение!
— Не знаю, доченька... — Ольга помешала суп. — Может, не стоит...
— Стоит! — Катя решительно забрала у матери поварёшку. — Иди, переоденься. Я закончу с ужином.
Поднимаясь в спальню, Ольга услышала, как хлопнула входная дверь — вернулся Игорь. Сердце забилось чаще. Она медлила, переодеваясь, пока не услышала голос дочери:
— Пап, загляни в свой кабинет! Там на столе кое-что интересное...
Ольга замерла. Она не оставляла ничего в его кабинете. Неужели Катя?..
— Что это? — донёсся голос Игоря. — "Яблоневый сад"... Ольга Краснова...
Тишина. Долгая, звенящая тишина. Ольга на цыпочках спустилась по лестнице и остановилась у двери кабинета. Игорь сидел в своём кресле, держа в руках распечатку её рассказа. Она знала каждое слово наизусть — история о женщине, которая продала материнский дом с огромным яблоневым садом, чтобы муж мог открыть свой бизнес. Конечно, это была их история. Его лицо менялось, пока он читал — от хмурого к задумчивому, потом — к растерянному.
— Я не знал... — наконец произнёс он, не поднимая глаз. — Не знал, что ты так чувствовала тогда.
Ольга прислонилась к дверному косяку:
— Я сама не знала, пока не написала.
— Здесь... здесь очень точно всё. Как будто я снова там, в том саду. Помнишь, как мы яблоки собирали в последний день?
— Помню. У тебя была зелёная рубашка, ты порвал её о сучок, а я зашивала вечером...
Он наконец поднял глаза:
— Это заняло второе место?
Ольга кивнула:
— Из трёхсот участников.
— Из трёхсот... — он покачал головой, снова глядя в текст. — Знаешь, а ведь правильно написано. Про то, как яблони цвели, и про скрип калитки, и про кошку на подоконнике... Как будто снова всё это вижу.
Он встал, подошёл к окну. За стеклом темнело, зажигались фонари.
— Прости меня, — вдруг сказал он. — За то, что смеялся над твоим увлечением. Я просто... я думал, это блажь. Не понимал, насколько это серьёзно для тебя.
— Я тоже не понимала, — тихо ответила Ольга. — Пока не начала снова писать.
В дверях появилась Катя:
— Ужин готов. Отмечать будем?
Игорь повернулся, и Ольга с удивлением увидела в его глазах что-то новое — гордость?
— Конечно будем, — сказал он. — У нас же теперь настоящая писательница в семье.
Воскресный ужин стал в их семье новой традицией. В этот раз Ольга готовила не одна — Катя помогала с салатами, а Игорь, к удивлению обеих, вызвался почистить картошку.
— Знаешь, — сказал он, неловко орудуя ножом, — я сегодня в метро твой рассказ перечитывал. Тот, про яблоневый сад.
Ольга замерла с половником в руке. За последний месяц, после её победы в конкурсе, они почти не говорили о её творчестве. Игорь больше не возражал против курсов, но и интереса особого не проявлял.
— И как? — спросила она осторожно.
— Каждый раз что-то новое замечаю, — он отложил нож, вытер руки полотенцем. — Вот, например, про то, как героиня смотрит на закат через ветки яблонь... Это ведь ты о том вечере написала? Когда мы решение принимали о продаже?
Ольга кивнула. Она помнила тот вечер до мельчайших подробностей — как солнце просвечивало сквозь листву, как пахли яблоки, как дрожали руки, когда она подписывала документы.
— А вот интересно, — вдруг подала голос Катя, нарезая огурцы, — над чем ты сейчас работаешь, мам?
— Да так... — Ольга смутилась. — Так, наброски пока...
— Расскажи, — неожиданно попросил Игорь.
Ольга обернулась к нему — в его голосе звучал искренний интерес.
— Правда хочешь знать?
— Правда, — он придвинул стул и сел. — Давай, удиви меня.
И она рассказала — о новой истории, о женщине, которая в пятьдесят лет решила изменить свою жизнь. О том, как страшно начинать что-то новое, когда все вокруг привыкли видеть тебя только в одной роли. О том, как важно не предавать свои мечты.
— Это ведь... — начал Игорь.
— Да, — кивнула она. — Это немного обо мне. О нас всех.
— Знаешь, что я понял? — он встал, подошёл к ней. — Я ведь правда считал, что забота о семье — это только быт. Ужины, уборка, стирка... А оказалось, что забота — это ещё и поддержка. Возможность друг другу расти.
Катя тихонько вышла из кухни, оставив родителей наедине.
— Я теперь каждый вечер пишу, — призналась Ольга. — Когда все дела переделаю. Сажусь и пишу. И знаешь... я чувствую себя счастливой. По-настоящему счастливой.
— Это заметно, — Игорь улыбнулся. — Ты словно помолодела. Глаза блестят, как в молодости.
— Потому что я наконец-то делаю то, что хочу. То, о чём мечтала.
— А я вот что думаю... — он замялся. — Может, тебе кабинет мой отдать? Всё равно я там только счета складываю. А тебе нужно своё место для творчества.
Ольга почувствовала, как к глазам подступают слёзы:
— Правда?
— Правда, — он обнял её за плечи. — Будешь там свои истории писать. А я... я первым читателем буду, идёт?
В этот момент с улицы донёсся звон церковных колоколов — в их районе недавно открыли новый храм. Ольга прижалась к мужу:
— Знаешь, я ведь не жалею.
— О чём?
— О том, что мы тогда сад продали. Без этого не было бы твоего бизнеса, нашего дома... И может быть, я бы никогда не написала ту историю. Иногда нужно что-то отпустить, чтобы получить что-то новое.
— А я жалею, — вдруг сказал он. — Не о саде. О времени. О том, что столько лет не видел, какая ты на самом деле... какая ты удивительная.
С этого дня всё изменилось. Нет, Ольга по-прежнему готовила ужины, убирала дом, торговала на рынке своей выпечкой. Но теперь у неё была ещё одна жизнь — та, о которой она мечтала с юности. И в этой жизни она не была просто чьей-то женой. Она была собой — женщиной, которая наконец-то научилась следовать своей мечте.