Самовар негромко посвистывал в углу стола, добавляя уюта в и без того тёплую атмосферу квартиры. Галина Петровна в который раз окинула взглядом накрытый стол — всё как полагается: борщ ещё исходит паром, пироги с капустой уложены горкой на любимом бабушкином блюде, варенье малиновое мерцает в хрустальной вазочке. Старые фотографии на стенах словно тоже собрались посмотреть на этот семейный ужин.
— Ну что, детки мои, садитесь ближе, — Галина Петровна поправила кружевную салфетку. — Я вас не просто так сегодня собрала.
Сергей, её сын, тут же подтянулся поближе к столу, расправив плечи. В свои сорок пять он всё ещё держался как примерный ученик перед учительницей — привычка с детства. Его сестра Ольга только вздохнула, украдкой поглядывая на свою дочь Анну. Та сидела, опустив глаза, и машинально теребила край скатерти.
— Я долго думала, — Галина Петровна разлила чай по чашкам, — и решила: пора поговорить о завещании.
Сергей мгновенно оживился, заёрзал на стуле:
— Правильно, мама! Давно пора всё оформить как положено. Ты же знаешь, я всегда...
— Погоди-погоди, — перебила его мать, поднимая руку. — Дай договорить. Я хочу, чтобы всё было по справедливости.
Анна вздрогнула, когда чайная ложечка звякнула о блюдце. Её бледные щёки чуть порозовели, но взгляд остался устремлён в чашку, где плавал одинокий лимонный кружок.
— Может, мама, не сейчас? — осторожно вступила Ольга. — Такие вопросы лучше решать...
— Потом начнутся споры да обиды, — твёрдо отрезала Галина Петровна. — Нет уж, сейчас все здесь, все в здравом уме и доброй памяти. Самое время.
Она отхлебнула чай, собираясь с мыслями. За окном медленно густели сумерки, отчего старые фотографии на стенах словно ожили, безмолвно наблюдая за происходящим. Несколько поколений семьи смотрели со снимков на этот стол, где решалась судьба их общего наследия — трёхкомнатной квартиры в центре города.
— Я хочу, чтобы вы знали: моё решение будет не просто так, — продолжила Галина Петровна. — Я всё обдумала.
Сергей уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но мать остановила его взглядом:
— И прошу вас: какое бы решение я ни приняла, вы должны его уважать. Мы — семья. А семья — это главное.
В комнате повисла тишина, нарушаемая только тихим бульканьем самовара да редким позвякиванием чайных ложечек. Каждый был погружён в свои мысли, каждый представлял своё будущее, связанное с этой квартирой, где прошло столько лет их общей жизни. И только старые фотографии на стенах безмолвно хранили память о том, как всё начиналось.
Торшер отбрасывал мягкий свет на старые обои, создавая уютные тени в углах комнаты. Анна сидела на краешке дивана, нервно поглаживая вязаную салфетку — ещё бабушкину работу. Галина Петровна устроилась в своём любимом кресле, то и дело поправляя очки и поглядывая на внучку с затаённой тревогой.
— Бабуль, — наконец решилась Анна, — я знаю, что ты всё для нас делаешь. И мы с Кириллом... мы очень благодарны за всё.
Её голос дрогнул. На стене тикали старые часы, отсчитывая секунды тишины. Галина Петровна потянулась к спицам, лежащим на столике, но руки предательски дрожали.
— Просто пойми, — продолжила Анна, глотая комок в горле, — мы с зарплаты Кирилла едва на еду наскребаем. Съёмная квартира всё съедает. А тут ещё Машенька в садик пойдёт...
Галина Петровна перевела взгляд на старую фотографию, где маленькая Анна, ещё с бантами, улыбалась во весь рот. Сейчас та же улыбка появлялась на лице правнучки Машеньки — словно время повернулось вспять.
— А что Сергей? — тихо спросила бабушка. — Ты же знаешь его. Он так просто не отступится.
— Знаю, — Анна закусила губу. — Но у дяди Серёжи своя квартира есть, и дача, и машина... А мы...
Она не договорила, но Галина Петровна и так всё понимала. Внучка права — Сергей давно встал на ноги, его дети уже выросли. А вот Анна с мужем всё никак не могли выбраться из замкнутого круга съёмного жилья и кредитов.
— Знаешь, — вдруг сказала бабушка, поднимаясь с кресла, — когда я была молодой, твой прадед продал свой мотоцикл и часы, чтобы помочь нам с первым взносом за квартиру. Говорил: "Галя, главное — чтобы дети в своём углу росли".
Она подошла к окну, за которым уже зажигались вечерние огни.
— Мы тогда много работали, копили... Но это того стоило. Здесь выросли твоя мама, Сергей... потом ты...
Анна поднялась и обняла бабушку сзади, уткнувшись носом в её седые волосы. Пахло знакомыми с детства ромашковыми травами.
— Бабуль, я не хочу давить на тебя. Правда. Просто... — она замолчала, подбирая слова.
— Я знаю, деточка, — Галина Петровна накрыла её руки своими. — Я всё знаю. Дай мне время подумать. Хорошо?
Они стояли у окна, обнявшись, и смотрели, как в соседних домах загораются окна. Где-то там, в этих освещённых квадратах, тоже жили семьи, тоже принимались важные решения. А в квартире Галины Петровны пахло ромашковым чаем, и время, казалось, замедлило свой бег, давая возможность всё обдумать и принять правильное решение.
— Мам, ты хоть понимаешь, что она тебя просто использует? — Сергей навис над столом, не обращая внимания на опрокинутую чашку. Чай медленно впитывался в скатерть, оставляя бурое пятно.
Анна сжалась в кресле. «Господи, хоть бы мама не слышала этого крика», — пронеслось в голове.
— Не смей! — Галина Петровна поднялась, опираясь на подлокотник. — Не смей так говорить о моей внучке!
— А как мне говорить? — он раскинул руки. — Когда вы тут за моей спиной... Знаешь, сколько я в эту квартиру вложил? Помнишь, как крыша текла? Кто деньги давал?
— Я тебя рожала не для того, чтобы ты мне потом всю жизнь это в нос тыкал!
Сергей осёкся. Мать стояла перед ним — маленькая, седая, но глаза горели как в молодости. Такой он её помнил, когда она отчитывала его за двойки.
— Думаешь, я не вижу, как Анька с мужем бьются? — она качнула головой. — Ты в их годы уже квартиру купил. На мои деньги, между прочим. Забыл?
— Это другое...
— Чем другое? — она шагнула к нему. — Тем, что ты — сын, а она внучка? Так ведь я вас всех одинаково люблю.
Анна всхлипнула в углу. Платок в её руках превратился в мокрый комок.
— Ладно. — Сергей медленно опустил плечи. — Я понял. Значит, решила уже всё?
— Нет, — Галина Петровна покачала головой. — Но ты мне помог решить.
Он дёрнулся, словно от удара. Постоял, глядя в окно. Потом молча вышел, прикрыв дверь куда тише, чем обычно.
В тишине было слышно, как на кухне работает старый холодильник — так же натужно, как колотилось сейчас сердце Галины Петровны.
Альбом был тяжёлым. Галина Петровна устроилась в кресле у окна, где лунный свет падал на пожелтевшие страницы. Вот она с мужем — молодые, счастливые. Тогда они снимали угол у тёти Маши, спали на раскладушке.
"Галя, потерпи немного," — говорил Коля. — "Будет у нас свой дом".
А вот родители... Мама в любимом синем платье, отец в неизменной кепке. Фото сделано в день, когда они получили ключи от этой квартиры. Галина провела пальцем по снимку — шершавая поверхность хранила тепло того дня.
"Мотоцикл? Продал," — буднично сказал тогда отец. — "Зачем он мне? Тебе квартира нужнее".
Она всхлипнула, вспомнив, как плакала, узнав об этом. Отец два года копил на мотоцикл. А часы... Именные, за ударную работу на заводе. Всё спустил, чтобы дочери на первый взнос хватило.
Следующая страница — Серёжка маленький на этой самой кухне. Олечка в школьном фартуке. Господи, как же быстро выросли... И Анюта вот, совсем крошка ещё, на руках у прадеда.
"Вот увидишь, Галя," — сказал тогда отец, качая правнучку, — "она у нас особенная будет. В тебя пошла — такая же упрямая".
Галина Петровна закрыла альбом. За окном мигали фонари, но ей казалось, что она всё ещё видит лица своих родных — и живых, и ушедших. Все они будто собрались сейчас здесь, в этой квартире, храня память о том, как важно помогать друг другу.
Она встала, подошла к серванту. Достала старую шкатулку, где хранила документы. Решение созрело — простое и ясное, как всё, что подсказывает сердце.
— Сядьте все, — Галина Петровна положила папку с документами на стол. Утренний свет падал на скатерть, высвечивая старые чайные пятна.
Сергей занял своё место молча, не глядя на сестру. Ольга нервно поправляла салфетку. Анна замерла на стуле, комкая в руках платок.
— Я всё решила, — голос Галины Петровны звучал твёрдо. — Квартира перейдёт Анне.
Сергей дёрнулся, но мать подняла руку:
— Дай договорить. Я помню, как твой дед, Сергей, продал всё, чтобы купить эту квартиру. Знаешь, что он сказал? "Главное — чтобы у детей был свой угол". Я тогда была как Анна сейчас.
Она достала из папки завещание:
— Здесь всё прописано. Анна с Кириллом получат квартиру, но обязуются обеспечить мне спокойную старость. И ещё... — она посмотрела на сына, — ты получишь дачу, Серёжа. Там половина твоего труда.
В комнате повисла тишина. Анна беззвучно плакала. Сергей сидел, опустив голову, потом медленно поднял глаза на племянницу:
— Смотри... не подведи бабушку.
— Никогда, — прошептала Анна.
Галина Петровна смотрела на свою семью и улыбалась. Старые фотографии на стенах словно кивали ей: да, всё правильно. Так и должно быть — помогать тем, кому труднее. Ведь семья — это не просто слово. Это любовь, которая переходит от поколения к поколению, как эта квартира, хранящая память о тех, кто жил здесь раньше.