Выждав месяц после развода с Марией. Алексей и Варя подали заявление на регистрацию. Расписали их перед самым Новым годом. Сильно афишировать это событие они не стали. За столом собрались самые близкие, Иван Севастьяноич, да тётка Галя. Они от души поздравили молодых, посидели за накрытым столом, попели песни под гармошку Ивана. Галина подарил им комплект постельного белья, они только начали входить в моду, и ей пришлось отстоять большущую очередь в универмаге. Иван заморачиваться не стал, просто подарил деньги: “Это вам на обзаведение хозяйством”, произнёс он протягивая сыну увесистую пачку купюр. Весть о том что сын собрался продавать дом, воспринял спокойно.
— Ты хозяин, тебе распоряжаться, — проговорил он, — не по путю этот дом с самого начала пошёл. Помнишь как мать не хотела чтобы мы его строили, а сколько, затык случилось. То яма под фундамент завалилась, то уже накрытая крыша вдруг обрушилась. Ты всё торопил, подгонял, в спешке дом строился. А потом как видно, и хозяйку не больно принял, раз сбежала она из него.
Алексей помрачнел, но спорить не стал. Он и сам чувствовал какую-то неловкость в этих стенах, словно дом хранил в себе отголоски неудачного брака. Варя, заметив его состояние, незаметно взяла его руку под столом, ободряюще сжав пальцы.
После застолья, когда гости разошлись, Алексей и Варя остались вдвоем. Он обнял её крепко, прижал к себе и прошептал.
— Теперь мы навсегда вместе.
Варя прильнула к нему, чувствуя тепло его тела и веря в искренность его слов.
Она написала письма братьям, поделилась радостью, что теперь она замужняя женщина. В ответ и Василий И Дмитрий прислали посылки с подарками и открытки с поздравлениями. Варя отослала им свои подарки, деревенские гостинцы: сало, мёд, варенье. В письме расспрашивала как они живут, как здоровье мачехи.
Новогодние праздники прошли быстро. И Алексей всерьёз занялся продажей дома, дело оказалось хлопотное. Оповестил всех друзей и знакомых о том что хочет продать дом, и покупатель вскоре нашёлся. Из соседней деревни приехала семейная пара. Всё оглядели, дом им понравился. Спросили сколько хозяин за него хочет. Алексей озвучил свою цену, специально немного завысив, запросив шесть тысяч. Покупатели стали торговаться, в итоге сговорились что отдадут за пять. Ударили по рукам, сходили в сельсовет и оформили документы.
— Ну вот Варюша, продал я дом. Что с деньгами делать станем?
— Катину часть положи на книжку, пускай лежит до её совершеннолетия. Вырастет, сама распорядится. А как быть с Марией, я не знаю.
— А причём тут Мария? — удивился Алексей.
— Ну как причём, это ведь был и её дом тоже.
— Она туда копейки не вложила. Всё что попросила из мебели, и домашней утвари, я ей отдал. Так что больше там её ничего нет. Поэтому распоряжаться остальными деньгами только нам. Может машину купим? Председатель мне давно предлагал на очередь стать, а я всё чего-то тянул.
Машину так машину, согласилась Варя. Если купишь, может получится к братьям съездить, хотя бы к Василию, скучаю я по ним сильно, увидеть хочется.
— Так в гости приглашай, пускай приезжают. Места для них всегда найдём.
Мария когда узнала что Алексей и Варя поженились, презрительно хмыкнула. “Ну пускай живут, погляжу как в счастье да радости, с новой женой купаться будет”, ответила она Клавдии, когда та рассказала ей эту новость, встретив в магазине. А вот когда до неё дошли слухи о продаже дома, сильно разозлилась. Хотела было идти требовать долю, да Косариха узнав её намерения осадила.
— Какая тебе ещё доля? Ты и так обобрала Лёшку, когда с полюбовником сбежала. Он девку твою растит, хоть она ему и не родная, и алиментов с тебя не требует.
— Откуда ты знаешь про Катюшку? — взвилась Мария.
— Это вся деревня уже знает, Стюра Изыргина слышала как ты, пьяная, Алексею орала про то что нагуляла девку с Чеботарёвым. Так что прижми хвост и сиди тихо, дура, а то к дочке близко не подпустит, если так себя вести будешь.
И ей пришлось смириться, поняла Мария, что Сашка Косарёва хоть и ругала её, обзывая последними словами, но всё же была права.
Зима пролетела как-то незаметно, вот и март уже застучал своей капелью с крыш домов. Солнце, пробиваясь сквозь серые облака, робко заглядывало в окна, напоминая о скором тепле. Воздух наполнился запахом талой воды и влажной земли.
На улицах появились первые проталины, обнажая прошлогоднюю листву и уставшую от зимней стужи землю.
Скоро начнётся весенняя распутица, Мария представила себе как будет таскаться на свиноферму, по непролазной грязи, на самый край села, и решила больше не тянуть, идти к председателю и просить другую работу. “Хватит с меня этой каторги, я что осуждённая, чтобы повинность там отбывать”, твердила она сама себе, пока шла к правлению. На её просьбу, Беседин только руками развёл.
— Нет у меня пока другой работы, так что ничего лучше предложить не могу.
Мария вышла из правления, чувствуя, как внутри закипает обида. “Ну что за жизнь-то такая,” — прошептала она, глядя на грязную дорогу под ногами. Идти на ферму совсем не хотелось, но и дома сидеть тоже не могла, без работы денег платить никто не будет. Решила зайти в магазин, купить хлеба и что-нибудь к чаю. “Может, там кого встречу, слово за слово, глядишь, кто и подскажет, где можно работу поискать”, подумала она. Продавец, разбитная бабёнка Верка Солдаткина, всегда была в курсе всех деревенских новостей. В магазине народу было немного. Мария встала в самый край очереди поздоровалась, и стала ждать пока уйдёт последний покупатель. Потом подошла к прилавку, взяла хлеб и килограмм мятных пряников.
— Что Машка, грустная такая, видно, жизнь не сахар? — спросила Верка отвешивая товар.
Мария вздохнула в ответ.
— Да уж, Верка, не сахар. На ферме горбатиться, это тебе не за прилавком здесь стоять, да лясы точить.
— Ну знаешь, — обиделась Вера, — тут тоже целый день на ногах, не мёд.
— Да знаю я, — махнула рукой Мария, — работала в Москве в магазине. За день так натопчешься, что к вечеру ног не чувствуешь. Тут ты хоть передохнуть можешь, когда людей нет, а там целый день косяком идут.
— Так сходила бы к Беседину. Может что другое, кроме этих свиней предложит, — посоветовала Вера.
— Только что от него.
— И что?
— Ничего, сказал другой работы нет. Это он специально меня там держит. Я же знаю на ферме доярку нужна, Липа Весёлкина в декрет ушла, её группу подменная доит.
Верка задумчиво стала накручивать прядь волос на палец.
— Слушай, — вдруг проговорила она, — и как это у меня из головы вылетело. В Лесничестве вроде нормировщица нужна. Ты же в колхозе учётчиком работала?
— Работала, — подтвердила Мария.
— Значит и там справишься.
— Ну это же в Залесье нужно будет ходить, пять километров как ни как. А зимой, когда снега по колено, да и сейчас весной распутица пойдёт. Даже не знаю, — растерялась Маша.
— А чего тут знать, лошадку тебе дадут,будешь ездить. Летом и на велосипеде добраться можно. Так что не зевай, если хочешь от свиней своих избавиться. Завтра же и отправляйся в Залесье, в контору ихнюю, пока кто другой это место не занял.
Мария вышла из магазина с пряниками и хлебом, немного приободрённая. Идея с лесничеством казалась заманчивой, хоть и пугала дорога. Дома она первым делом затопила печь, поставила чайник и достала с полки старую тетрадь с записями по учёту, мать сохранила ей ещё с того времени, как училась она на курсах. Листая пожелтевшие страницы, она вспоминала, как легко ей давалась эта работа. “Была не была, попробую”, решила она, почувствовав прилив решимости.
Утром, на ферму не пошла. Предупредив через кормача Борьку Борискина, Косариху, о том что на работу не выйдет, отправилась в Залесье. Лес встретил её тишиной и свежим запахом хвои. Наконец, минут через сорок быстрого хода, показалась контора лесничества, бревенчатый домик с красной, крытой железом, крышей.
В кабинете её встретил представительный мужчина. Выслушав Марию, он внимательно посмотрел на неё поверх очков.
— Учётчиком говорите работали? Дело хорошее. Нам нормировщик нужен, только не идёт никто, зарплата не устраивает.
— А сколько платят? — поинтересовалась Мария.
— Семьдесят рублей на руки будешь получать.
— Я одна живу, мне хватит. Только добираться далековато, из Виноградовки я.
— С этим проблем не будет, лошадка у нас есть. Да и на машине подвезти можно, так что разберёмся. Меня Николай Гаврилович, кстати зовут. А вас?
— Мария.
— А по отчеству?
— Мария Романовна.
Начальник протянул ей руку.
— Ну что Мария Романовна, думаю вы нам подходите, поэтому беру вас на работу. С завтрашнего дня можете приступать. С лошадью поможем, не волнуйтесь. Будет вам на чём на работу добираться.
Мария не верила такой удаче. На душе стало даже как-то радостно. “Провались ты пропадом, Яков Николаевич, вместе со своей Косарихой, и её свинофермой. Я теперь буду работать как нормальный человек. И ходить буду в юбке с кофточкой и туфельках, а не в вонючей фуфайке и резиновых сапожищах”, думала она спускаясь со ступенек конторы.
По дороге домой она шла, едва касаясь земли. Встретившаяся ей соседка, тетя Груша, удивлённо посмотрела на Марию.
— Чаво такая довольная, Машка? Жениха нашла, что ли?
— Лучше, теть Груш, — улыбнулась Мария, — на работу новую устроилась.
После обеда пошла в правление, и написала заявление на расчёт.
— Отработать нужно, — буркнул не глядя на неё Беседин.
— Яков Николаевич, а без отработки можно, — взмолилась Мария. Мне уже завтра в лесничество выходить нужно, там ждут.
— Ну чёрт с тобой, — махнул рукой председатель, — иди забирай трудовую, расчёт потом получишь, — и не глядя подмахнул её заявление.
Вечером, Мария перебирала свои наряды. Выбрала то в чём собиралась завтра идти на работу, отгладила и повесила на плечики.Утром, проснувшись с первыми лучами солнца, она надела свою лучшую юбку в цветочек и белую кофточку, аккуратно заплела косу. В зеркале на нее смотрела совсем другая женщина. Надела осеннее пальто, и обувшись в ботики, вышла на крыльцо, заперев дверь, отправилась в Залесье.