«Сильва. Дойти до премьеры». Этот спектакль Воркутинского драматического театра я давно хотела посмотреть, но как-то всё не получалось. И вот 16 марта этого года наконец-то попала, да ещё и на особый показ: на нём присутствовали члены жюри конкурса «Золотая маска». Дело в том, что спектакль стал номинантом данного конкурса.
Спектакль одновременно и порадовал, и огорчил.
Начну с хорошего.
Первое – это музыка. Я вроде бы никогда особо не любила оперетту. Но оказалось, что именно эти мелодии пробудили какие-то удивительно тёплые чувства. Все эти «Без женщин жить нельзя на свете, нет», «Помнишь ли ты, как мы с тобою прощались…» вдруг всплыли в памяти. Вспомнилось, как смотрела когда-то «Сильву» по телевизору вместе с родителями – это был советский фильм 1981 года с Иваром Калныншем, Виталием Соломиным, Игорем Дмитриевым… Да, большинство музыки в спектакле звучало в записи – но зато какое это исполнение, какие голоса!
Второе – это наши артисты. Я не великий знаток актёрского мастерства: скажу просто, что в их игре я не чувствовала никакой фальши и наигранности – а это уже немало. Поразило и порадовало, что они тоже пели. По крайней мере, приглашённый артист театра оперы и балета Республики Коми Максим Палий. Как мне показалось, пели и драматические артисты Оксана Ковалёва, и Исабель Монк, и Евгений Канатов. Но даже если это и была фонограмма – опять же, ни малейшей неловкости, никакой фальши…
И танцевали, конечно – какая оперетта без этого?
Приятно было увидеть в маленьком эпизоде и наших театральных ветеранов – А.И.Аноприенко и В. Г. Авраамову.
К сожалению, на "Золотую маску" спектакль номинирован не за режиссуру или работу актёров, а исключительно за работу драматурга. А вот к ней у меня есть кое-какие претензии…
Нет, я понимала, что спектакль о Воркутинском театре, созданном в 1943 г. по приказу генерал-майора НКВД М.М.Мальцева, о театре, в котором играли не только вольнонаёмные, но и заключённые артисты, не обойдётся без этой темы. Но жаль, что эта тема оказалась главной.
Потому что в самой истории создания театра и первой его постановки есть много интересного. Например, то, что нотной партитуры «Сильвы» в далёком заполярном посёлке не было и Н.Глебовой (иногда пишут, что совместно с Т.Рутковским) пришлось напеть всю оперетту концертмейстеру А.Стояно. Вдумайтесь, какой это труд!
Или такой факт. Борис Дейнека, исполнявший роль Эдвина, был бас – а партия написана для баритона (иногда её даже исполняют тенора). То есть её пришлось переделывать. Более того! Оперный певец был слишком статичен для оперетты, и режиссёру пришлось учить его двигаться на сцене.
Почему это не вошло в пьесу? Видимо, потому что главным автор, московский драматург Сергей Коробков, посчитал другое...
Перед началом спектакля на пустой сцене появляется женщина с ведром и шваброй. Она долго моет пол, весьма натурально прополаскивая и отжимая тряпку.
Звенит третий звонок – и вот на экране над сценой демонстрируются документальные кадры: кто-то машет лопатами и кайлами. Очевидно, это заключённые Воркутлага. При этом грозный голос зачитывает приказ о создании театра Воркутстроя. Почему-то в этом приказе оставлены слова «обязать КВО весь имеющийся в подразделениях театральный инвентарь: как то реквизиты, костюмы, бутафорию сдать театру в безвозмездное пользование. Срок сдачи 01.09. с.г. Открытие театра установить 1 октября с.г.» – а вот имена актёров и самого М.Мальцева, подписавшего приказ, не звучат.
Да, автор и руководство нынешнего театра подчёркивают: спектакль не строго документальный. Поэтому, кстати, в нём вообще не звучат имена тех, кто играл в той первой «Сильве». Они названы так:
Актриса (исполняющая роль Сильвы) — заслуженная артистка Республики Коми, лауреат премии Правительства Республики Коми имени В.А. Савина Оксана Ковалёва (и её называют «Оксана Геннадьевна»).
Актёр (исполняющий роль Эдвина) — артист, лауреат международных конкурсов, солист Государственного академического театра оперы и балета Республики Коми Максим Палий (так и зовут: Максим Николаевич)
Актёр (исполняющий роль режиссёра) — заслуженный артист Республики Коми, лауреат премии Правительства Республики Коми Николай Аникин (поэтому «Мордвинова» в спектакле зовут Николай Алексеевич)
Актёр (исполняющий роль Бони) — артист, лауреат премии Правительства Республики Коми Евгений Канатов (а вот его, по-моему, весь спектакль так и называют «Бони»).
И так далее.
Задумка драматурга мне понятна: никто не сможет упрекнуть его в том, что это неправда. И он сочиняет.
Потом на сцене снова появляется уборщица. В процессе работы она что-то напевает и пританцовывает. Незаметно появившийся «Бони» приятно удивлён её талантом и вступает с нею в разговор. Впоследствии она заменит внезапно умершую исполнительницу роли Стасси.
У этой героини в спектакле своя тайна: она, оказывается, приехала к мужу-заключённому и устроилась уборщицей в театр, чтобы видеться с ним. Фамилии у них разные, поэтому им удаётся какое-то время скрывать эту страшную тайну.
И мне сразу стало обидно за подлинную исполнительницу роли Стасси Веру Макаровну Пясковскую (1914-2009).
Она действительно не была тогда актрисой и действительно приехала в Воркуту за мужем. Только он был не заключённым, а совсем наоборот — сотрудником НКВД (пишут, что фамилия у него была Чепига). И режиссёр Мордвинов, и товарищи по сцене помогли раскрыться таланту 29-летней Веры. Впоследствии она стала Заслуженной артисткой Коми АССР, а потом много лет блистала на сцене Иркутского театра музыкальной комедии.
А история с женой-«декабристкой» тоже была, и даже не одна. В 1946 г. в Воркуту прибыл артист и бывший директор Крымского театра им.Горького Б.В.Харламов, осуждённый на 8 лет ИТЛ по статье 58-3 УК РСФСР за сотрудничество с оккупационными властями. Его жена, Корнелия Рутковская, в период 1936–1944 годов – ведущая актриса Крымского театра, сначала тоже была арестована, но освобождена за недоказанностью обвинения. И вот она действительно приехала по своей воле в Воркуту, поступила на работу в театр — а так как фамилии у них с мужем были разные, им какое-то время удавалось свою близость скрывать. Впрочем, когда это стало известно, никаких репрессий не последовало. Певица А.П.Вигорская, солистка Киевского оперного театра, работавшая в Воркутинском театре во второй половине 1940-х — начале 1950-х гг., тоже приехала в Воркуту следом за мужем Е.М.Вигорским, но достоверных сведений о том, был ли он заключённым, ссыльным или спецпоселенцем, нет. А музыкант-заключённый Л.Брокер, по его воспоминаниям, сам добился перевода в театр своей жены, балерины Н.В.Поповой, через руководство комбината «Воркутауголь».
Но ладно, драматург объединил несколько историй – так ему показалось драматичнее…
Потом появляется Режиссёр. В спектакле это толстячок-добрячок, который постоянно чего-то боится: например, он выговаривает «Бони» за его шуточки, вставленные им в текст роли – шуточки типа «А я уже сижу» и упоминание «58-10» (статья 58 часть 10 – "Антисоветская агитация и пропаганда". И нет, это не "за анекдот").
Не знаю, таким ли по характеру был Борис Аркадьевич Мордвинов, чьё имя ныне носит театр. Но мне кажется, заключённый должен обладать определённой смелостью, чтобы в тяжёлом 1943 г. обратиться к начальнику Воркутстроя (фактически хозяину Воркуты) с предложением о создании театра. Потому что тогда Воркута решала совсем другие задачи: нужно было срочно достроить железную дорогу, заложить новые шахты и обеспечивать страну углём...
Наконец на сцену врывается вой пурги и лай собак. Приводят замёрзших и надрывно кашляющих артистов-заключённых.
(Репетиции в театре Воркутстроя начались в августе-сентябре).
Затем некая сотрудница зачитывает собравшимся сводку Совинформбюро о положении на фронтах. Все понуро слушают, никак не реагируя.
Интересно, что в конце спектакля будет другая сцена: по радио передадут, что советские войска взяли город Кричев — и все действующие лица вдруг начнут бегать, повторять «взяли Кричев», «Кричев взяли», а Режиссёр громогласно объявит: «Ну, раз Кричев взяли — значит, теперь одна дорога: на Минск!»
Я причину такого ажиотажа не поняла. Сначала подумала: может, Кричев — это родной город Б.Мордвинова? Нет.
Очевидно, эти две сцены должны показывать какой-то идейный рост персонажей. То есть вначале они были равнодушны к событиям на фронте и к судьбе своей страны, а потом каким-то образом всё изменилось? А почему изменилось? И не кажется ли вам, что драматург плохую услугу оказывает своим героям, когда так их изображает?
Я напомню, что часть тогдашней труппы театра составляли не просто заключённые, а осуждённые за контрреволюционную деятельность (С.Б.Кравец, Л.С.Дулькин) и измену Родине (Е. И. Заплечный, Б.Дейнека, Б.А.Мордвинов). И драматург, получается, намекает, что это действительно были "не наши" люди?
Вернёмся к первому действию спектакля. Вскоре выясняется, что артистка, репетировавшая роль Стасси, попала в больницу: у неё цинга. В конце действия артистка за сценой умрёт.
Не то чтобы артисты не страдали и не умирали. И цинга в Воркуте была. Но от цинги человек умирает долго, а не так: вчера он ещё пел, сегодня утром в больнице, к вечеру умер. Драматург мог бы придумать другую причину смерти – сердечный приступ, воспаление лёгких, нападение уголовников. Но, кажется, он просто не заморачивался.
Будет ещё голодный обморок «Артиста, играющего роль Эдвина» – и Режиссёр будет заботливо выспрашивать: «Вы сегодня ели?»
И опять понятно: лагерный рацион в 1943 г. был скуден (правда, именно при Мальцеве его улучшили, и артистам, скорее всего, голодать не приходилось). Но почему Режиссёр не спрашивает этого у остальных заключённых? Он думает, что только «Эдвина»-Дейнеку морят голодом? Или судьба остальных его не волнует?
Ясно, что претензии здесь должны быть не к персонажу, а к драматургу.
Ну и, наконец, «Актёр, играющий роль Бони» арестован прямо на сцене во время премьеры!
Граждане-товарищи… то есть господа!
Вот зачем и нафига? Он что, мог куда-то убежать? Или собирался кого-то убить прямо со сцены? Да и как посмели бы оперативники испортить премьеру, когда в зале сидит всё их начальство во главе с грозным и всемогущим Мальцевым?
То есть этого не только не было (пьеса же не документальная) – этого и быть не могло. Нелогично. Неправдоподобно.
Да, мне приходилось читать подобную историю, только дело было несколько позже, и причиной наказания актёра-заключённого была названа банальная ревность мужа его партнёрши по сцене. Но и эта история по ряду причин кажется мне сомнительной.
В общем, знаете... В мемуарах, конечно, можно насобирать всяких сплетен и невероятных историй для написания пьесы... Что, видимо, и сделал Сергей Коробков — заслуженный деятель искусств РФ, Лауреат премии Правительства России, Лауреат премии имени С.П. Дягилева, кандидат искусствоведения, профессор Высшей школы культурной политики и управления в гуманитарной сфере МГУ имени М.В. Ломоносова, профессор Театрального института им. Щукина, главный редактор журнала «Большой театр», Член Правления Фонда Галины Улановой, а также экспертных советов и жюри различных фестивалей и конкурсов (конкурса артистов балета «Арабеск», Нуриевского фестиваля и т.д.).
Ну есть ли у такого занятого человека время вникать в подлинную историю и судьбы! Его и так пришлось ловить буквально на лестнице!
"На лестнице в Театральном институте им. Щукина меня окликнул Валерий Михайлович Маркин /.../ Валерий Михайлович предложил поговорить, а потом попробовать поставить спектакль. Его, в свою очередь, увлекла Елена Александровна Пекарь – директор Воркутинского драматического театра /.../" (https://eurasia.today/interview/sergey-korobkov-teatr-dolzhen-budorazhit/)
Но мне обидно за подлинных актёров, режиссёра и прочих, кто создавал этот первый спектакль. За вольнонаёмных Н.И.Глебову, Л. И. Кондратьеву, А.П.Пилацкую, В.М.Пясковскую, В.Н.Борисова, Н.А.Быстрякова, Г.И.Егорова, А.И.Кашенцева, А.Швецова, О.О.Пилацкого, А.М.Дубина-Белова, А.К.Стояно, Б.А.Мордвинова (последние трое – недавние заключённые).
И заключённых Е.М.Михайлову, С.Б.Кравец, В.К.Владимирского, А.Гайдаскина, Б.С.Дейнеку, Л.С.Дулькина, Е.И.Заплечного, Б.А.Козина, В.И.Лиманского. Если они были виновны, то, конечно, искупили свою вину; если невинны – тем более не заслуживают забвения.
