Тяжесть сумок оттягивала руки, казалось, ещё немного – и пальцы отвалятся. Галина остановилась у подъезда, переложила пакеты и глубоко вздохнула. Дом встретил её привычным гулом – из квартиры доносились крики футбольных комментаторов, звон посуды и музыка из комнаты дочери.
Она открыла дверь свободной рукой и ступила в прихожую. Никто не вышел помочь. Конечно же.
– Я дома, – устало выдохнула Галина, хотя знала, что это бесполезно – её не услышат.
Муж сидел в кресле, уткнувшись в экран телевизора. Его глаза горели азартом, пальцы крепко сжимали бутылку пива.
– Гол! Ну наконец-то! – вскрикнул он и только потом заметил жену. – А, ты вернулась. Ты где была? Я звонил тебе час назад.
Галина молча прошла на кухню, начала раскладывать продукты. Руки двигались привычно, словно по инерции – молоко в холодильник, хлеб в хлебницу, овощи в ящик. С каждым движением где-то глубоко внутри нарастало раздражение.
– Мам, ты деньги сняла? – Лена появилась в дверном проёме, не отрываясь от телефона. – Мне завтра нужно заплатить за курсы.
– Здравствуй, дочь, – Галина отодвинула прядь волос со лба. – У меня всё хорошо, спасибо, что спросила.
Лена закатила глаза:
– Ну ма-ам, я серьёзно. Это важно.
– Ужин через полчаса, – ответила Галина, доставая кастрюлю.
Телефон в кармане завибрировал. Звонила сестра. Наверняка опять про деньги для племянника. «Лене помоги с институтом, она же твоя родная дочь». Галина сбросила вызов и включила воду, чтобы заглушить звук своих мыслей.
Николай прошел на кухню, заглянул в раскрытый холодильник.
– Скоро зарплата? – спросил он, выхватывая сыр из пакета. – Надо бы телевизор новый взять, этот барахлит.
Галина почувствовала, как что-то обрывается внутри. Словно натянутая до предела струна наконец лопнула.
– Ужин, – сказала она, расставляя тарелки на столе.
Семья собралась за столом. Жевали молча, лишь изредка Николай комментировал последние новости с работы. Галина смотрела на родные лица и не понимала, когда они стали такими чужими. Или это она стала другой?
– Я устала, – вдруг произнесла она.
– Все устали, – отмахнулся Николай, не отрывая взгляда от телефона. – Ты сегодня посуду сама помоешь? Мне надо пораньше лечь, завтра совещание.
Галина кивнула. Конечно, она помоет. Как всегда. Она смотрела на опустевшие тарелки и понимала, что внутри неё что-то надломилось – совсем немного, почти незаметно. Но трещина уже появилась. И с каждым днём она становилась всё шире.
Разговор с Тамарой
Скверик возле кафе утопал в золотистой листве. Галина опустилась на скамейку, поставив рядом сумку. Странно, но сегодня в ней не было привычных тяжестей – ни пакетов с продуктами, ни забот о других. Только маленький блокнот, записная книжка и кошелек.
Тамара появилась из-за угла, помахала рукой. В свои пятьдесят пять она выглядела моложе – лёгкая походка, яркий шарф, улыбка. После развода прошло уже три года.
– Привет, подруга! – Тамара плюхнулась рядом. – Ты как?
Галина пожала плечами:
– Нормально. Как обычно.
– Это значит – плохо, – Тамара тронула её за плечо. – Пойдём, угощу тебя кофе. С коньяком. За мой счёт.
В кафе было тихо и тепло. Пахло корицей и свежей выпечкой. Галина поймала себя на мысли, что дома никогда так не пахнет, хотя она готовит каждый день.
– Знаешь, – Тамара помешивала сахар, – я вчера себе отпуск взяла. Спонтанно. Решила – еду на море, и точка.
– Как это? – удивилась Галина. – А деньги? А билеты?
– А что деньги? – усмехнулась подруга. – Теперь мои деньги принадлежат только мне. Трачу как хочу. На себя, между прочим. Впервые за тридцать лет.
Галина смотрела на подругу и чувствовала странное щемящее чувство где-то между рёбрами. Не зависть – нет. Скорее тоску по себе самой. По той себе, которой могла бы быть.
– У тебя муж и дочь, – сказала она.
– У тебя тоже был муж, – пожала плечами Тамара. – Только толку? Толик на диване лежал целыми днями, а я вкалывала. Потом ещё и любовницу завёл. А я всё терпела, думала – семья. А сейчас... – она сделала глоток кофе, – я свободна. Понимаешь?
Мимо окна пролетела стайка воробьёв. Галина проводила их взглядом.
– У меня Николай не пьёт, – тихо сказала она. – Не изменяет. Просто...
– Просто сидит на твоей шее, – закончила Тамара. – Гальк, ну сколько можно? Ты тянешь дом, работу, всю эту жизнь... А что получаешь взамен?
Галина задумалась. Что она получает взамен? Ужин в одиночестве, телевизор по вечерам, вечные просьбы о деньгах?
– А знаешь, – вдруг сказала Тамара, глядя куда-то поверх её плеча, – я теперь каждый вечер для себя что-то делаю. Вот просто – для себя. Книжку читаю, или ванну с пеной принимаю, или просто сижу с чаем у окна. И никто не спрашивает: «А где ужин?» Никто не требует денег. Представляешь?
Галина представила. И где-то глубоко внутри шевельнулось что-то – маленькое, робкое, но очень настойчивое. Желание.
– Я не знаю, – покачала головой Галина. – Столько лет вместе...
– И сколько из них счастливы? – Тамара накрыла её ладонь своей. – Не решай сейчас. Просто подумай – а если можно иначе? Если ты тоже имеешь право на свою жизнь?
Галина молчала, глядя в окно. Птицы кружили над площадью, свободные, лёгкие. И впервые за долгие годы она спросила себя: почему они могут, а я – нет?
– Гал, ты не поверишь, какая техника сейчас со скидкой! – Николай размахивал рекламным буклетом перед её лицом. Она только переступила порог, даже не успела снять пальто. – Телевизор, такой огромный, с изогнутым экраном. Звук – как в кинотеатре!
Галина повесила пальто, прошла на кухню, налила воды из чайника. Горло пересохло.
– И сколько стоит этот телевизор? – спросила она.
– Всего восемьдесят тысяч! – торжественно объявил муж. – Со скидкой, между прочим. А если в кредит взять на год, то и вовсе копейки выходят.
«Копейки». Галина вспомнила, как на прошлой неделе просила у него десять тысяч на новые сапоги – старые совсем прохудились. «Да ты что, откуда деньги?» – отмахнулся тогда Николай.
– Нет, – вдруг сказала она.
– Что нет? – не понял муж.
– Нет, мы не будем брать кредит на телевизор, – спокойно ответила Галина, глядя ему прямо в глаза.
Николай замер с открытым ртом. Такого ещё не бывало.
– Ты что это? – он нахмурился. – Это же для всей семьи!
– Тебе для футбола, – поправила Галина. – Мне эта плазма не нужна.
В прихожей хлопнула дверь – вернулась Лена. Она влетела на кухню, сразу же к холодильнику.
– Мам, ты деньги перевела? – спросила она, доставая йогурт. – Завтра последний срок оплаты.
– Какие деньги? – Галина поставила чашку на стол.
– Ну, на курсы! – закатила глаза дочь. – Я же тебе говорила! Французский, помнишь? Двадцать пять тысяч.
Галина обвела взглядом кухню. Плитка, которую она когда-то выбирала, радуясь каждому квадратику. Новый холодильник – она копила на него полгода. Гардины – шила сама, по ночам, когда все уже спали.
– Я не могу дать тебе сейчас двадцать пять тысяч, – сказала она. – У меня их нет.
Николай и Лена переглянулись, словно не веря своим ушам.
– Как это нет? – возмутился муж. – У тебя зарплата завтра!
– У меня зарплата, – тихо подчеркнула Галина. – И из неё нужно оплатить квартиру, коммунальные услуги, купить продукты...
– Ты всегда нам помогала! – повысил голос Николай. – Что с тобой такое?
– Мамочка, – Лена тронула её за руку, мгновенно сменив тон на сладкий, – мне очень нужно. Это же для будущего. Ты же хочешь, чтобы у меня было хорошее будущее?
Горячая волна поднялась откуда-то из груди к горлу. Галина сжала кулаки под столом.
– А моё будущее? – вырвалось у неё. – Обо мне кто-нибудь когда-нибудь думает?
Повисла тишина. Лена отступила, вскинув брови. Николай побагровел.
– Ты что, с этой своей разведёнкой нагулялась? – процедил он. – Набралась от неё всяких глупостей? Ты обязана заботиться о семье!
– Обязана? – Галина словно впервые услышала это слово. – Обязана... А вы? Вы мне чем-то обязаны?
– Мама, ты какая-то странная сегодня, – Лена смотрела на неё с опаской, словно на незнакомку.
Галина встала из-за стола.
– Ужин в холодильнике, – сказала она. – Разогрейте сами. Я устала.
– Галя! – окликнул её Николай. – А как же телевизор?
Она не ответила и закрыла за собой дверь спальни. Сердце колотилось как бешеное. Это был первый раз, когда она сказала им «нет». И мир не рухнул. Потолок не обвалился. Она просто сказала «нет» – и всё.
Странное чувство заполнило её грудь. Страх? Вина? Нет... Облегчение.
Первое нет
Отделение банка встретило её прохладой и деловитой тишиной. Галина села на мягкий диванчик, сжимая в руках паспорт. Руки почему-то дрожали.
«Что я делаю?» – подумала она. Сердце колотилось где-то в горле.
– Номер тридцать четыре, пройдите к окошку, – раздался механический голос.
Галина встала и медленно направилась к молоденькой девушке за стеклянной перегородкой. Та улыбнулась дежурной улыбкой:
– Здравствуйте, чем могу помочь?
– Я... – Галина сглотнула. – Я хочу открыть счёт. Личный.
– Конечно, – кивнула девушка. – Ваш паспорт, пожалуйста.
Оформление документов заняло всего пятнадцать минут. Девушка что-то спрашивала, Галина отвечала, словно во сне. Подпись, ещё подпись. Кодовое слово?
– Свобода, – вдруг сказала Галина, удивив саму себя.
Девушка не обратила внимания, просто внесла данные в компьютер. «Свобода». Простое слово, четыре слога. Почему оно вдруг так много значит?
– Желаете внести первоначальный взнос? – спросила операционистка.
Галина открыла кошелёк. Вчера она получила зарплату. Основную часть, как обычно, уже раздала – на квартплату, на продукты, на одежду Лене. Но осталась тысяча рублей, которую она спрятала в потайной кармашек.
– Да, – Галина достала купюру. – Вот, тысяча рублей.
Девушка взяла деньги, что-то напечатала и протянула квитанцию:
– Ваш счёт открыт. Вот ваша карта. Активируйте её в приложении.
Галина взяла пластиковый прямоугольник. Обычная карта, ничем не примечательная. Но почему-то казалось, что она держит в руках что-то невероятно важное.
– Спасибо, – прошептала она.
На улице моросил мелкий дождь. Галина спрятала карту в самый дальний карман сумки, туда, где Николай точно не станет искать.
Одна тысяча рублей. Смешно, конечно. Что можно сделать с одной тысячей? Не купишь квартиру, не уедешь далеко. Но это начало. Маленький шаг. Её деньги. Только её.
По дороге домой она зашла в магазин, купила продукты на ужин. Пакеты оттягивали руки, но сегодня они казались легче.
Дома было тихо. Николай ещё не вернулся с работы, Лена у подруги. Галина разложила продукты, начала готовить ужин. Руки двигались привычно – нарезать, почистить, помешать. Мысли витали далеко.
«Что я делаю?» – снова спросила она себя. – «Предаю семью?»
Нет, ответил внутренний голос. Не семью. Себя прежнюю. Ту, которая всегда говорила «да». Которая растворилась в других. Исчезла.
Тысяча рублей. Капля в море. Но если каждый месяц откладывать понемногу... Через год будет уже двенадцать тысяч. А если больше? Если экономить на обедах, на себе?
Она помешала суп, накрыла крышкой. В коридоре хлопнула дверь – Николай вернулся.
– Привет, – он бросил портфель, прошёл на кухню. – Что на ужин?
– Борщ, – ответила Галина.
Он кивнул, словно ничего другого и не ожидал. Словно вчерашнего разговора не было. Всё как всегда.
Только теперь у неё был секрет. Маленький пластиковый прямоугольник, спрятанный в сумке. Первый шаг к чему-то новому.
– Завтра мне нужно будет задержаться на работе, – сказала она как бы между прочим. – Аврал.
Николай пожал плечами:
– Ладно. Главное, ужин оставь.
Конечно. Главное – ужин. Галина кивнула. Пусть думает, что ничего не изменилось. Что всё как прежде. А она... она будет понемногу откладывать. Понемногу готовиться.
К своей свободе.
Мой счет
– Ты обязана это сделать! – голос Николая эхом отдавался в голове Галины, когда она механически мыла посуду. – Ты обязана!
Три месяца прошло с того дня, как она открыла счёт. Три месяца мелких экономий, тайных откладываний, постоянного страха разоблачения. Она уже собрала восемнадцать тысяч. Не так много, но для неё – целое сокровище.
А сегодня Николай принёс документы на кредит. Телевизор, музыкальная система, новый телефон для Лены. Сто двадцать тысяч рублей. Её подпись нужна была как созаёмщика. «Ты обязана!» – кричал он, когда она отказалась. – «Ты всегда подписывала! Ты что теперь, не семья?»
Галина вытерла тарелку, поставила на полку. Они даже не спросили её мнения, просто решили, что она подпишет. Как всегда.
В комнате хлопнула дверь – Лена вернулась поздно, после встречи с подругами. Галина слышала, как дочь стягивает сапоги, бросает сумку.
– Лен, – позвала она, – иди поешь.
– Не хочу, – буркнула дочь, проходя мимо кухни. – Я у Машки поела.
Её взгляд был полон обиды и даже презрения. «Как ты могла отказать нам?» – говорили эти глаза. – «Как ты посмела поставить своё мнение выше наших желаний?»
Галина закрыла глаза. Когда-то этот взгляд задел бы её до глубины души. Заставил бы чувствовать себя виноватой, недостойной, плохой матерью. Но сейчас она чувствовала только усталость.
Тихо, стараясь не скрипеть половицами, она прошла в спальню. Николай уже спал, отвернувшись к стене. Между ними на кровати лежали документы на кредит. «Подпиши утром» – сказал он перед сном, словно даже не сомневаясь, что она сдастся.
Галина смотрела на его спину, на седеющий затылок. Когда-то она любила перебирать эти волосы. Когда-то...
Она тихо выдвинула ящик комода, достала заранее собранную косметичку с самым необходимым. Затем на цыпочках вышла из спальни, прошла в ванную. Платье на работу, бельё, зубная щётка. Документы – паспорт, медицинский полис, сберегательная книжка – всё в маленькой папке.
Шаг за шагом, почти не дыша, она собирала свою нынешнюю жизнь в одну сумку. Странно, как мало ей на самом деле принадлежало в этой квартире. Всё остальное – семейное, общее. То есть, не её.
Последний взгляд на спящую квартиру. Вот стенка, которую они выбирали вместе пятнадцать лет назад. Вот фотография – они втроём на море, ещё улыбаются. Когда всё пошло не так?
Галина накинула пальто, взяла сумку. Ключи оставила на тумбочке – они ей больше не понадобятся. Замок щёлкнул почти беззвучно.
На улице было темно и свежо. Моросил мелкий дождь. Галина подняла воротник и зашагала к остановке. Странно, но она не чувствовала ни страха, ни сожаления. Только пустоту и какое-то оцепенение.
Тамара жила на другом конце города. Ехать пришлось с двумя пересадками. Почти час в ночных автобусах, прижимая к себе сумку, словно спасательный круг.
Она позвонила в дверь почти в полночь. Один раз, тихонько, готовая уйти, если подруга уже спит. Но дверь открылась почти сразу. Тамара стояла на пороге в ночной рубашке и накинутом халате. Одного взгляда на Галину с сумкой ей хватило, чтобы всё понять.
– Наконец-то, – только и сказала она, обнимая подругу. – Я тебя уже заждалась.
Галина переступила порог. И только тогда, когда дверь закрылась за её спиной, она почувствовала, как из глаз бегут слёзы. Не горькие, не отчаянные. Слёзы облегчения.
– Я ушла, – прошептала она. – Насовсем.
– Знаю, – кивнула Тамара, крепче обнимая её. – Знаю, родная. Теперь всё будет иначе.
Тихое утро
Комната была маленькой, но удивительно светлой. Солнце просачивалось сквозь тонкие занавески, рисуя узоры на старом паркете. Галина открыла глаза и несколько мгновений просто лежала, глядя в потолок. Первое утро её новой жизни.
Три недели прошло с того дня, как она ушла из дома. Три недели звонков, угроз, уговоров, обвинений. Николай обзвонил всех родственников и друзей. «Она сошла с ума!» – кричал он в трубку. – «Бросила семью! После стольких лет!»
Галина сбросила одеяло, села на кровати. Тихо. Никаких криков, никаких требований. Никто не спрашивает, что на завтрак и где чистые носки.
Она прошла на крохотную кухню, поставила чайник. Тамара ещё спала – по субботам она любила поваляться подольше. Галина достала чашку, насыпала заварку. Посмотрела в окно.
Библиотека, где она теперь работала, находилась в соседнем квартале. Платили, конечно, меньше, чем на прежней работе. Зато никаких авралов, никаких нервотрёпок. Книги, тишина, размеренный темп. Как она и мечтала когда-то, до замужества, до всей этой суматошной жизни.
Самое удивительное – она наконец начала высыпаться. Годами Галина вскакивала до будильника, с тревожным чувством, что уже опаздывает, что-то не успевает. А теперь просто открывала глаза, когда высыпалась. И это было странное, почти забытое ощущение.
Чайник закипел, щёлкнул. Галина заварила чай, достала вчерашние булочки. Села у окна. Воробьи прыгали по карнизу, склёвывая крошки, которые она оставила вчера.
Телефон лежал на подоконнике. Галина нашла в себе силы отключить его всего неделю назад. До этого каждый звонок заставлял её вздрагивать. Сестра Ольга звонила каждый день: «Как ты могла? Он же не пьёт, не бьёт тебя! У тебя крыша над головой, еда на столе! Чего тебе ещё надо?» Подруги удивлялись: «В твоём возрасте начинать всё сначала?» Соседка обвиняла: «Раньше хоть с внуками помогала...»
Она отвечала всем одинаково – молчанием. Что она могла им сказать? Что устала быть банкоматом? Что умирала внутри, когда на неё смотрели только тогда, когда нужны были деньги? Что после многолетней гонки за чужими мечтами просто хотела тишины?
Галина сделала глоток чая. Сладкий. Раньше она не позволяла себе сахар – экономила калории, боялась располнеть, перестать нравиться. Теперь добавляла две ложки и наслаждалась вкусом.
Тишина комнаты обнимала её. Не пустота – именно тишина. Наполненная, живая. Утренний луч, пылинки в воздухе, тиканье часов. Мир прежней суматохи казался далёким, нереальным.
Телефон вдруг завибрировал. Галина вздрогнула, посмотрела на экран. Лена. Первый раз за три недели. Сердце пропустило удар. Дочь. Её девочка.
Палец замер над кнопкой «принять». Вспомнились пренебрежительные взгляды, вечные просьбы о деньгах, ни одного «спасибо». «Мам, ты должна». Всегда должна.
Галина смотрела на мигающий экран и понимала, что долгие годы носила невидимые цепи. А сейчас их больше нет. Она свободна. Может ответить – или нет.
Она мягко отклонила вызов. Не сейчас. Может быть, позже, когда боль притупится. Когда она научится говорить «нет» без чувства вины.
За окном начался дождь – мелкий, тёплый, весенний. Галина смотрела на стекающие капли и улыбалась. В прошлой жизни она бы расстроилась – бельё на балконе, Николай без зонта, лужи, грязь. А сейчас просто любовалась игрой света в каплях.
На столе лежала раскрытая книга – вчера вечером она читала перед сном. Впервые за много лет – просто читала для удовольствия, а не урывками, между готовкой и уборкой.
Дорога впереди была неясной. Денег мало, работа простая, комната съёмная. Неизвестность пугала, но и манила. Ведь теперь каждое решение – только её. Каждый шаг – по её выбору.
Галина смотрела в окно на пробуждающийся город и понимала – она наконец-то живёт. Не обслуживает чужие жизни, а проживает свою собственную.
Эхо прошлого
– Галя, ну как ты можешь так? Он же твой муж, перед Богом обещалась! – голос сестры в телефоне звучал укоризненно.
Галина сидела в парке, вдыхая аромат цветущих лип. Прошло два месяца с того дня, как она ушла. Два месяца новой жизни.
– Оля, – спокойно ответила она, – мне пятьдесят три года. У меня осталось не так много времени. Я хочу прожить его для себя.
– Эгоистка! – выпалила сестра. – Ты всегда была эгоисткой! А как же родные? Как же твой долг?
Галина прикрыла глаза. Раньше эти слова ранили бы её до глубины души, заставили бы сгорать от стыда и чувства вины. Но сейчас...
– Оля, я тебя очень люблю, – сказала она тихо. – Но мне пора. Поговорим позже.
Она отключила телефон, не дожидаясь ответа. По соседней аллее бежала молодая мама с коляской. Чуть поодаль сидели старички, играли в шахматы. Обычный летний день, обычный парк. Но для Галины всё было как в первый раз – яркие краски, запахи, звуки.
Скамейка скрипнула – рядом присела соседка по дому, Валентина Петровна. Строгая пожилая женщина с вечно поджатыми губами.
– А я вас вижу, решила подойти, – начала она без приветствия. – Слышала от своей Катерины, что вы мужа бросили. Неужто правда?
Галина кивнула:
– Правда, Валентина Петровна.
– И чего вдруг? – соседка окинула её критическим взглядом. – Не пьёт ведь, не бьёт. Крыша над головой. Чай, не девочка уже новую жизнь начинать.
Галина смотрела на морщинистое лицо соседки. Сколько ей? Семьдесят? Восемьдесят? Всю жизнь в одном браке, с одним человеком. И что в итоге? Эти вечно поджатые губы, вечное недовольство.
– Знаете, – Галина улыбнулась, – я поняла, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на то, что не приносит радости.
– Какие глупости! – всплеснула руками Валентина Петровна. – Радость! В нашем возрасте уже не до радостей. Дети, внуки – вот что важно. Раньше помогали им, теперь они должны помогать. А вы всё бросили.
«Должны», – отметила про себя Галина. Снова это слово. Всю жизнь она жила по этим «должна». Должна терпеть, должна обеспечивать, должна молчать.
– Скажите, – спросила она вдруг, – вы счастливы, Валентина Петровна?
Соседка осеклась на полуслове, посмотрела на Галину с недоумением.
– Чего это вы?
– Просто спрашиваю, – пожала плечами Галина. – Вы прожили долгую жизнь по правилам. Вы счастливы?
Валентина Петровна нахмурилась, поджала губы ещё сильнее.
– Глупости всё это, – буркнула она наконец. – Какое счастье в наши годы! Выжить бы.
Она поднялась со скамейки, одёрнула старомодное платье:
– Ну, бывайте. Даст Бог, одумаетесь ещё.
Галина смотрела, как соседка медленно уходит по аллее, и в сердце не было ни вины, ни сожаления. Только тихая грусть за всех женщин, которые так и не решились сделать шаг к свободе.
Телефон завибрировал снова. На этот раз высветилось имя Николая. Третий звонок за день. Вчера было пять. Позавчера – семь. Постепенно становилось меньше.
Она смотрела на экран и понимала – можно просто не отвечать. Можно выключить звук. Можно заблокировать номер. У неё теперь есть выбор.
Когда-нибудь он перестанет звонить. Когда-нибудь Лена поймёт. Или не поймёт. В любом случае, жизнь продолжится.
Галина встала со скамейки. Пора возвращаться домой. На днях Тамара предложила ей снять небольшую квартиру на двоих – так выйдет дешевле. Вечером нужно обсудить детали.
Телефон зазвонил снова. На этот раз – библиотека. Галина улыбнулась и нажала «ответить»:
– Да, Ирина Сергеевна, слушаю вас...
На том конце заведующая рассказывала о новых поступлениях, о том, что завтра нужно подготовить выставку. Обычные рабочие мелочи, простые заботы. Но от них не хотелось бежать.
Галина завершила разговор и спрятала телефон в сумку. Ветер трепал её волосы, солнце грело лицо. Она шла, легко ступая по дорожке, и впервые за долгие годы по-настоящему чувствовала: она свободна. И эта свобода стоит всех потерь и всей боли мира.
Впереди была новая глава. Её собственная глава. И каждую страницу этой истории она напишет сама.