Пробуждение наступило словно удар колокола, разгоняя остатки сна, и Мария, с трудом разлепив веки, окинула взглядом комнату. То, что открылось ее взору, было еще более удручающим, чем в сумраке ночи. Дом являл собой печальное зрелище, в виде паутины, густой пыли, осевшей на всем, и старой, скрипучей мебели. В двух окнах зияли бреши разбитых стекол, сквозь которые проникал холодный утренний воздух, принося с собой запах полыни окружавшей дом.
Она, пошатываясь, подошла к старому шифоньеру и провела рукой по пыльному зеркалу, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь серую пелену. Увидев свое отражение, она невольно поморщилась. Волосы, спутавшиеся в беспорядочный клубок, обрамляли осунувшееся лицо, а через всю щеку тянулась красная царапина, словно след когтя. Она попыталась вспомнить, где могла так оцарапаться, но не смогла. Нестерпимая головная боль сдавливала виски, а во рту пересохло так, словно она провела несколько дней в пустыне. В голове всплыло воспоминание о ночном визите, к ней приблудилась бездомная кошка. Мария позвала её, но кошки нигде не было. Видимо, с первыми лучами солнца она убежала по своим кошачьим делам. Мария отвернулась от зеркала, слёзы набежали на глаза и покатились по щекам. Нужно было что-то делать, с чего-то начинать жить. Жажда мучила невыносимо. Отыскав на кухне старый, алюминиевый чайник, она вышла на улицу. Там возле сарая, у них с матерью был колодец. Таисия не любила пользоваться общим, поэтому ещё когда Маша была маленькой, наняла мужиков и вырыла для себя во дворе. “Интересно, есть там вода, или он давно пересох”, задала она себе вопрос, пробираясь сквозь заросли крапивы и репейника. К счастью вода в колодце была, и оказалась она на удивление чистой и холодной. Набрав её в старое заржавевшее ведро, Мария наполнила чайник и вернулась обратно в дом. Печку растопить побоялась, потому что не знала, в порядке ли дымоход. На кухне в углу на лавке стоял керогаз, она проверила, оказывается в баклуше был керосин. Отыскав у себя в сумке коробку спичек, которую она всегда носили с собой, так, на всякий случай, развела огонь и поставила чайник. Пока вода закипала, она обдумывала, что делать дальше. Нужно было с чего-то начинать жить. Вот только с чего? Она поняла, Клашка ей не помощница, вон как мать её вчера вызверилась, так что придётся всё делать самой, ни на кого не надеясь. Закипевший чайник вырвал ее из раздумий. Мария нашла в шкафу старую кружку, налила кипяток и бросила туда несколько смородиновых листьев, которые сорвала с куста во дворе. Из чемодана достала кулёк конфет, что везла для Катюшки, да так и не отдала, и успевшую зачерстветь булку. Попила чаю, потом привела себя в порядок, и решила сходить к Алексею ещё раз, поговорить без ругани, может он согласится помочь хоть дом в порядок привести. Утробное ворчание заставило Марию вздрогнуть. Обернувшись, она увидела у порога кухни вчерашнюю кошку. Животное с надеждой смотрело на нее, будто умоляя о помощи. Она отломила кусок булки и положила перед кошкой. “Чем богаты, — проговорила она, — извини, больше ничего нет”. Кошка жадно набросилась на угощение, мурлыча от удовольствия. Мария наблюдала за ней: “Как же тебя зовут, может Мурёнка, была у нас с мамой кошка с таким именем. Не возражаешь, если я тебя буду так звать?” Кошка в знак благодарности за угощение, потёрлась об её ноги. Ну значит будешь Мурёнкой. Ладно оставайся тут на хозяйстве, хотя какое тут хозяйство, мышей вон лови, а я пойду, надо как-то устраиваться в этой жизни.
Мария вышла из дома, стараясь не думать о предстоящем разговоре с бывшим мужем. Она шла по заросшей тропинке, вспоминая, каким ухоженным был этот двор раньше. Сейчас же все заросло сорняками, крапивой, и покосившийся забор говорил о запущенности. Дойдя до дома, где раньше жила с Алексеем, она глубоко вздохнула и решительно направилась к калитке, но та оказалась запертой. Она постучала, но на стук никто не вышел.
— Чего тарабанишь?
Услышала Мария за спиной голос и обернулась, перед ней стояла бабка Стюра Изыргина.
— Нет там никого, — прошамкала старушка беззубым ртом.
— А где они, на работе?
— Утром вещички на машину погрузили, и уехали.
— Как уехали, куда, — голос Марии дрогнул от растерянности, — совсем из села что ли?
— Да прямо, из села, — хмыкнула Стюра, — к Варваре, в её домишко перебрались. А ты что, опять скандальничать пришла?
— Нет, я пришла просто поговорить, по-хорошему, думала может Алексей поможет мне материнский дом в порядок привести, а то там жить совсем нельзя.
— Э-э-э, девка, девка, — покачала головой Изыргина, — до чего же ты докатилась. Вчера пьяная по селу шаталась, ругалась как сапожник, срамно на тебя глядеть было. Распутство милая моя, никого до хорошего не доводит. И муж был, и дом полная чаша, а ты хвостом на сторону вертела, вот и довертелась. Сиди теперь у разбитого корыта.
Она плюнула себе под ноги, и шустро засеменила в сторону своего дома. А Мария присела на скамейку, решая как поступить дальше. Прийти хоть и в бывший, но всё же свой дом, это одно дело, а идти в дом соперницы, это уже другое. Сердце её сжалось от обиды и злости. Слова Стюры, как острые иглы, кололи самое нутро. Она прекрасно понимала, что в селе за ней теперь надолго закрепилась дурная слава, и что каждый её шаг станут рассматривать под микроскопом. Так что вытерпеть придётся многое. Решив отложить разговор с Алексеем до вечера, когда тот вернётся с работы, она направилась к правлению колхоза. Деньги у неё пока были, но надолго их не хватит, поэтому помимо проблемы с домом, нужно было решать и проблему с работой.
В председательской приёмной, сидела Юля Братчикова, она теперь работала диспетчером. Смерив Марию презрительным взглядом, сквозь зубы спросила.
— Тебе чего Маш?
— Мне к Якову Николаевичу попасть нужно. Он у себя?
— У себя, — буркнула Юля и отвернулась.
Мария постучалась в дверь, и не дожидаясь ответа вошла. Беседин оторвал взгляд от каких-то бумаг, посмотрел на неё и снова принялся изучать листок в своих руках.
— Яков Николаевич, я к вам, — тихо проговорила Маша.
— Зачем пожаловала? — сухо спросил Беседин.
— Мне на работу нужно устроиться.
— Работы нет, Мария, все места заняты. Да и после твоих выходок люди с тобой работать не захотят.
Мария опустила голову. Она понимала, её репутация испорчена, и теперь придется расплачиваться за свои ошибки.
— Я понимаю, Яков Николаевич, — тихо сказала она, — но мне нужно как-то жить. Я готова на любую работу.
— А чего же в городе не жилось. Шутка ли, в саму Москву сбежала. Что, не приняла столица?
— Долго рассказывать, домой я вернулась, вот и весь сказ. Так вы дадите мне работу?
Беседин задумался.
— Ладно, — сказал он наконец, — есть одна работёнка. Только уж больно грязная и тяжёлая. Свинаркой на свиноферму пойдёшь?
В душе у Марии от таких слов Беседина всё перевернулось, но делать было нечего, и она кивнула.
— Пойду.
— Тогда хоть сейчас можешь отправляться, Косариха там одна не справляется, каждый день ходит сюда, подмогу требует.
— Хорошо, я пойду, только схожу домой переоденусь, — ответила она Беседину.
Направляясь к свиноферме, Мария вспоминала свою прежнюю жизнь здесь в Виноградовке. Когда она работала учётчиком в тракторной бригаде. Всего и забот у неё было, проехаться с сажнём на машине по полям, замерить за трактористами их работу, да вовремя обсчитанные наряды сдать в бухгалтерию. А теперь вот свинарник. Добравшись до фермы, Мария увидела ветхое строение, окруженное грязью и лужами. Запах был невыносимый. Косариха, худая женщина с измученным лицом, встретила её недружелюбно.
— Ну, здравствуй, белоручка, вертлявая, — сказала она, оглядывая Марию с ног до головы, — погляжу, на сколько тебя хватит.
Первый день на ферме оказался настоящим испытанием. Грязь, вонь, тяжелые ведра с кормом, все это свалилось на Марию сразу. К концу дня она чувствовала себя измотанной, руки и спина болели так, что казалось ещё немного, и она развалится на части. По дороге домой, зашла в магазин, купила кое-что из продуктов, переоделась и направилась к дому, где теперь жил Алексей и Варя. Во дворе играли Катюша с Милочкой, взрослых никого не было.
— Катя, — позвала Мария дочку, — папа дома?
Девочка посмотрела на неё, взгляд у неё стал испуганным, она схватила за руку Милочку, и убежала в дом.
Через минуту на пороге появилась Варя, увидев Марию, растерянно спросила.
— Маша, что вы хотите?
— Мне с Алексеем поговорить нужно. Да ты не бойся, я не ругаться пришла.
— А я и не боюсь ничего, только Лёши ещё дома нет.
— А когда будет?
— Не знаю, может быть через час, а может и раньше.
— Тогда я на скамеечке подожду.
— Ждите, — ответила Варя и ушла в дом.
Лёшка появился минут через сорок, подъехал к дому на своём газике. Увидев его Маша встала со скамейки и пошла навстречу.
— Ты зачем сюда явилась? — спросил Алексей недружелюбно.
— Лёш, мне нужно с тобой поговорить. Спокойно, без криков и ругани.
— Хорошо, если без ругани, то давай поговорим.
Мария минуту помолчала, а потом стала говорить.
— Я понимаю, что между нами произошло много плохого, и ты никогда не простишь меня. Только так получилось, что ты единственный кто может мне помочь, больше обратиться мне не к кому. Понимаешь дом в ужасном состоянии, я одна не справлюсь. Мне нужна твоя помощь, иначе я не знаю как буду жить.
Алексей молчал, глядя в сторону. Затем, вздохнул, и поднял глаза на Марию.
— Хорошо, я помогу. Но ты взамен на это, должна будешь кое-что сделать.
— Что?
— Дать своё согласие на развод.
Мария некоторое время молчала, обдумывая его слова, а потом ответила.
— Ладно, я согласна.
— Вот и отлично, — обрадовался Истомин, — значит завтра с утра едим в райцентр и пишем заявление, что разводимся по обоюдному согласию.
— Поедем, только как мне с домом быть, пока мы ездить будем, Лёш, там жить невозможно.
— Поживёшь пока в нашем бывшем, только не в самом доме, а на летней кухне. А как получим развод, так я помогу тебе с ремонтом твоего. Ну что, по рукам?
— По рукам, — ответила она. Понимая что другого выхода у неё нет.