Пролог.
Самое начало лета, а дышать уже нечем. Ветер, конечно, нёс прохладу со стороны Дона, но вся она испарялась в воздухе над иссушенной степью. В приоткрытые окна доносился сладкий нежный аромат акаций, цветущих у подъезда.
Уже минут десять пожилая пара слонялась по квартире, придирчиво разглядывая и ковыряя пальцами старые обои. Похоже, что супруги между собой обо всём договорились на первом показе и согласны на все условия. Но для виду они ещё поломаются, к гадалке не ходи.
«Ишь, ходят как две жабы кривые, надеются, что им скидку сделают!».
Татьяна Симонова немного волновалась, как обычно. Слишком крепко сжала в руках сумочку и поцарапала ладонь ногтями. Вдруг почувствовала во рту вкус помады — надо собраться и не кусать губы. Всё чисто, палиться не на чем.
— Так вы оставшуюся мебель вывозить не будете? — подозрительно оглянулась на девушку высокая сухая дама в цветастом платье.
— Да тут ведь моего, по сути-то, и нет ничего. Я же просто за бабушкой ходила. Наталья Фёдоровна одинокая была, досматривать некому, — Таня постно вздохнула.
— И Макарьева вам за так квартиру подарила? — прищурился пузатый муж высокой дамы.
Симонова покосилась на риэлторшу, стоявшую у окна, и гордо вскинула подбородок:
— За так? Поворочали бы вы тут грязищу с моё! Как дерьмо возить, так все носы воротят! А как хатку, да наследство делить, так сразу очередь выстраивается! — Таня достоверно изобразила оскорблённое достоинство. — Я честно заработала своё право. Я эту бабулю и квартиру соблюдала в чистоте, как родных! Никого не обманула, никого не обокрала, все документы в порядке, всё по форме через нотариуса!
— Татьяна Сергеевна, никто вас ни в чём не обвиняет! Ни в коем случае. Мы по своим каналам убедились, что с площадью всё чисто и законно... — примирительно затараторила агентша.
— Да я что... Я ничего такого, — забормотал мужчина, смущённый отпором.
— Зато посмотрите, и вид из окна хороший, и расположение удобное. Магазины рядом. И машину есть, куда поставить. И дом после капитального ремонта, — по-лисьи вкрадчиво перечисляла риэлторша, не давая клиентам опомниться.
Да, двушка не особо захламлённая, но неопрятная, типичный «бабушатник». Две комнатки и кухня в шесть метров требуют косметического ремонта. Таня недели три тут всё отмывала, окна держала открытыми, чтоб выветривался затхлый дух стариковского жилья. Хлорка, нашатырь, затем пара литров моющего средства с жуткой лимонной отдушкой — и квартирка почти как новая! Таня безжалостно избавилась от продавленного дивана и рассохшегося шкафа, выбросила истёртые ковры — и обстановка сразу посвежела, комнаты стали светлее и просторнее. Оставшиеся приличные вещи и посуду Симонова раздала и за копейки продала соседям: барыш небольшой, но люди добрым словом отзывались, когда будущие покупатели расспрашивали о ней.
От посёлка Машзавод в Шахты минут за двадцать на машине можно доехать или транспортом час — хоть на работу, хоть на учёбу. И квартирку вот-вот купят аж за миллион семьсот! Симонова просто не верила своей удаче! Денег очень хотелось! Они с Жорой Мамаевым с нетерпением ждали наследства. И вот, наконец-то, дождались!
Георгий — её ровесник, парень из состоятельной семьи, родители оплатили учёбу, купили квартиру, давали денег на разные стартапы. Но бизнес у Мамаева не шёл, работать скучно и рутинно он не умел и не хотел. Года три назад Таня познакомилась с ним в одном баре, там молодой человек что-то отмечал без повода в компании «друзей», любителей выпить и закусить на чужой счёт.
Высокий привлекательный и стильный брюнет Мамаев, разумеется, заинтересовал девушку. Они тогда отлично провели время в «квартире с почасовой арендой». Потом стали встречаться почти каждую неделю, помечая чужую территорию жаркими случками. И хотя поначалу им было не до разговоров, общий язык нашли быстро. Молодые, свободные, алчные и лишённые сантиментов — они понимали друг друга с полуслова.
И как-то раз, остывая после сеанса страсти Танька похвасталась, как стащила пятнадцать тысяч из тумбочки у бабки, к которой ходила убираться. И Мамаев, как человек предприимчивый, быстро продумал вариант более масштабный и доходный. Его будоражило желание получить адреналин, пройти по краю и подышать опасностью быть пойманным. И Татьяну просто заразила эта жажда, ей так же захотелось острых ощущений от риска и безнаказанности.
Уже больше пяти лет промысел приносил доход. Разыскать одинокого пенсионера было не сложно, ведь каждый охотник знает, где сидит фазан. Татьяна Симонова устраивалась соцработником, получала доступ к данным «клиентов» и выбирала будущую жертву. Работали, в основном, подальше в области, чтобы сильно не светиться. Близко не подступались к тем, кто жил рядом с детьми, кого навещали внуки. Зато стариков, всеми позаброшенных и запущенных, можно было найти в любой станице или посёлке городского типа.
При самом простом раскладе — обносили квартиру, постепенно вытаскивая по частям схороненные в шифоньере «гробовые». Не раз Татьяна настолько втиралась в доверие и располагала к себе, что пенсионеры подписывали дарственную на недвижимость — дом с землёй или квартиру. Всё чин чином, у нотариуса, по закону, по всей форме, Жора обеспечивал информационно-правовую поддержку и следил за документами.
Бывали случаи, когда удавалось оформить договор ренты с пожизненным содержанием и проживанием. Тогда спустя непродолжительное время, чтоб не вызывать подозрений и лишнего интереса, немного помогали бывшему хозяину жилплощади тихо отойти в мир иной. За эту творческую часть отвечал давний знакомый и преданный поклонник Татьяны — Анатолий Демидов, студент-медик. Неказистый и сутулый воздыхатель был полезен своими знаниями и навыками, поэтому Симонова продолжала обнадёживать его авансами, вовсе не планируя более близких отношений. Толик вылетел с пятого курса универа за прогулы и злоупотребление казённым спиртом, работал санитаром в горбольнице. Он разбирался в истории болезни «клиента», находил нужные лекарства и рассчитывал дозировку, чтобы смерть больше походила на естественную.
Получив свою долю «выручки», Толик на короткое время оказывался в центре внимания местных «синяков», и комната мгновенно превращалась в шалман, где ошивались разные сомнительные личности обоего пола. Обычно это заканчивалось скандалами с соседями, мордобоем, приездом полиции, административным взысканием и переездом Демидова на новую съёмную хатку в другом районе.
Тане и Жоре деньги жгли руки, но хватило мозгов сначала закрыть три кредита, висевших с прошлого года. Затем отпуск «за свой счёт» и огненные каникулы в Москве: две недели провели в угаре на шумных вечеринках в модных клубах, швыряли деньги в ресторанах. Дорогие разноцветные коктейли кружили голову и ласкали нёбо. Жора брал в аренду дорогущую тачку и пускал пыль в глаза неопытным девицам. А Таня прошлась по спа-салонам, нарастила заново волосы и ресницы, немного обновила гардероб. Со скоростью пулемётной ленты она пополняла странички в соцсетях фотографиями: панорамная квартира в Москва-Сити, прогулка на катере с шампанским, модный клуб, фешенебельный отель, имидж-студия, брендовый шоурум... Ей казалось, что только так можно и нужно жить — ярко, вкусно, пряно и остро — чтоб как в кино и ослепительно красочных видео в сети. Симонову бесила обыденность в виде обшарпанных панельных многоэтажек, её в дрожь бросало от воспоминаний про работу на огороде у матери и убогий домишко, в котором прошло детство. Ей хотелось кататься на такси, любоваться на зеркальные высотки, покупать качественную одежду, обедать в настоящих ресторанах, а не в столовой на речной набережной.
По возвращении в Ростов-на-Дону Таня сняла чистенькую однокомнатную квартиру со свежим ремонтом. В стильных интерьерах и фоточки делать приятнее. Она хотела выстроить хотя бы в соцсетях иную реальность для другой себя. Новые телефоны, шмотки, посиделки в клубе с караоке и кальянчиком, покатушки по городу и постоянная доставка на дом разных вкусняшек — вот настоящая жизнь! Совсем не то, что при матери в Семикаракорске.
У всех троих деньги быстро уходили сквозь пальцы, как вода в песок. Повязанные уже пятью смертями, подельники втайне презирали и боялись друг друга. Но всё же нуждались в средствах и в том адреналине, который заканчивался быстрее денег. Квартиру Макарьевой они прогуляли меньше, чем за полгода. И теперь им был нужен «новый проект».
Глава 1.
Пахло свежесваренным кофе. Витрина оклеена пластиковыми снежинками и завешена гирляндами с медленно переливающимися цветными огоньками. Над дверью в кафе звякнули колокольчики. Толик Демидов старательно постучал на пороге ботинками, хотя первый снег только-только припудрил ещё зелёные газоны. Он зацепился рюкзаком и вкатился в зал, споткнувшись.
Симонова обернулась, тряхнув крепкими рыже-каштановыми кудряшками, на девушке фиолетовая кофта с глубоким вырезом, объёмный бюст притягивал взгляд.
Мамаев сидел напротив неё, как всегда подтянутый и вальяжный «хозяин жизни» в тонком свитере и чёрном кожаном пиджаке. Этому уроду просто повезло: родители крутят бизнес, на сыночка не надышатся. И так ведь содержат, как принца, а он всё «себя ищет», причём на кривой дорожке. Уже три раза его отмазывали от статьи. Демидов ненавидел про себя этого хладнокровного дельца и понимал, что именно привлекает женщин в этом примитивном самце. Ему-то, невзрачному нищему детдомовцу, обычно ничего не обламывалось в шумной компании. Вот и Татьяна, вроде бы и держит близко, а не даётся.
— Привет, Склихосовский! — Георгий покусывал зубочистку, как герой антикварного боевика с запылившейся видеокассеты.
— Был бы я Склифосовский, я б с тобой на одном поле не сел, не то, чтоб за столом, — буркнул себе под нос Толик, усаживаясь с краю диванчика и чувствуя, как подрагивают пальцы и гудит голова после «вчерашнего».
— Да ладно, не кипишуй, сладкий! — ласково улыбнулась Таня сочными губами. — Садись поближе, по делу перетрём.
— Не будет у нас дел больше, — насупился Демидов.
— А чё пришёл тогда? — прищурился Жора, не скрывая пренебрежения.
— Сказать, что всё и...
— Да ни фига не всё! Кишка тонка соскочить, студент! Мы повязаны накрепко, так не соскочишь! — Мамаев цокнул языком и осклабился рыженькой официантке. — Девушка, принесите ещё пива, три светлого по ноль пять! И фисташки, пожалуйста.
— Расслабься, — мурлыкнула Таня, и Толик оцепенел, почувствовав, как она сжала под столом его колено, царапнув наманикюренными ногтями. — Тема намечается хлебная! Я кадр надыбала — отпад просто! Такая милая пара!
Перед ними поставили заказ. Жора потянулся за фисташкой.
— Пара? — переспросив, Толик ухватился за свою поллитру и жадно отхлебнул треть пива.
— Да, такие милые старички! Прям одуванчики! — блеснула глазами Симонова. — Познакомилась на работе с женщиной, которая ходит к ним убираться. Она свела со своими хозяевами. Я у них была уже три раза, квартира суперская! Договорилась, что приду с медицинским работником, аттестованным в службе соцобеспечения. Короче, обычная лапша...
Она отпила немного пива, и Демидов несколько секунд, как зачарованный, рассматривал отпечаток кровавой помады на высоком бокале.
— Нет. Я — пас, — помотал он головой, будто очнувшись, и допил в два больших глотка.
— Да не ссы! — лениво, как сытый кот, проговорил Жора и щёлкнул орешек. — Сходишь, посмотришь медкарты, никакого криминала.
— Толь, бабка завтра одна дома будет, звала на чай. Давай, ну, чё ты? Нормально всё, — улыбнулась Таня.
Улыбалась она обольстительно и многообещающе, её мягкие руки, белая шея и пышная грудь сулили сладкие объятия. А Мамаев, не сводя с медика тяжёлого взгляда, медленно придвинул ему второй бокал пива, знал, когда и на что подсечь добычу. Толик застыл, чуть поглаживая ламинированную столешницу и чувствуя, как потеют ладони.
Пил бывший студент уже лет семь и до сих пор обманывал себя, что сам может «завязать». Но всё реже пересекался с прежними сокурсниками и преподавателями, которые когда-то были высокого мнения о его будущем в профессии. Компании заблудших и опустившихся стали более привычным кругом общения. Толик был готов кому угодно пространно жаловаться на несправедливость и тяжкую сиротскую долю, чтобы после впасть в привычное забытьё, потеряв в очередной раз в алкогольном угаре несколько дней жизни.
— Ладно, — обречённо выдохнул Демидов и, презирая себя за слабость, ухватил бокал пива, как спасательный круг.
Глава 2.
Зимний вечер уже набросил свою вуаль на шумный город. Лермонтовская улица — самый центр Ростова-на-Дону, тихий живописный район, летом утопающий в зелени, а сейчас заполненный синими тенями. Чистенькая новостройка свежего высотного жилого комплекса странно и неуютно соседствовала с приземистым зданием в потрескавшейся жёлтой штукатурке. «Центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз» — прочёл зловещую вывеску Демидов.
«Прям тебе знак судьбы: ноги в руки и не связывайся» — мрачно подумал он, но не нашёл в себе сил развернуться и сбежать.
Танька, крепко держа под руку Толика, уверенно прошествовала мимо консьержки. В холле напротив лифтов большое зеркало, Таня поправила причёску и смахнула мизинцем с нижнего века осыпавшиеся частички туши.
— Дом, правда, козырной, — согласился Толик, оглядывая чистый просторный лифт.
— Я что, обманывать буду? Козырной — не то слово, тут квартиры по двадцать лямов, я уже на сайте посмотрела! — подмигнула Танька, выходя на этаже и нажимая кругляшок звонка.
По ту сторону двери выключилась едва слышная музыка. Потом раздался шорох, лязгнула цепочка, провернулся замок и на площадку выпала узкая полоса яркого света.
— Кто там? — недовольно осведомился старушечий голос.
— Это я, Таня! — пропела Симонова. — Открывайте, Глафира Пафнутьевна!
— Ой, Танечка! — заохала бабка, дверь захлопнулась, снова загремела цепочка. — Проходи!
Умопомрачительно вкусно пахло ванилью и какао, Толик сглотнул мгновенно набравшуюся слюну. В узкой и длинной прихожей сразу стало тесно. Хозяйка — сгорбленная худая старушка, седые чуть в желтизну редкие волосы заплетены в тоненькую косу и заколоты на затылке булавками с жемчужинками. На ногах женщины матерчатые тапочки с вышивкой. Почти до пола длинное и закрытое тёмно-синее платье, а на плечах серая пушистая ажурная шаль. Вытянутая пожухлая шея в складках кожи и длинный нос делали её похожей на плешивую индюшку.
— Вот, Анатолий, прошу любить и жаловать, Глафира Пафнутьевна Гедиминова, — радостно улыбалась Таня, легко пожимая старухину руку и указывая на Толика. — А это наш сотрудник, парамедик, Демидов Анатолий Сергеевич!
Бабка уставилась мутноватыми глазами без ресниц, глянула остро и подозрительно, но мгновенно расцвела, улыбнувшись, и дряблое лицо расчертили тонкие штрихи морщин.
— Ой, здравствуйте, доктор, проходите! Вот, тапочки в шкафу возьмите! Вы прям как раз к вечернему чаю! И Дормидонт Иванович сейчас вернётся!
— А? — замерла Таня и выронила из рук полусапожки.
— Ты же говорила, что она одна будет, — прошипел ей на ухо Толик, готовый обуться и сбежать.
— Супруг мой, забыли, — выглянула из комнаты старуха и показала в улыбке ряд зубов: протез старый, но качественный. — Проходите на кухню! Доктор, руки помыть вот там можно.
Симонова толкнула его крутым бедром, пока вода шумела в раковине:
— Не ссы, муж — не внук, чего переживать!?
В конце коридора дубовым гробом возвышались напольные часы, их стрелки музыкально отстукивали секунды, механизм гулко гудел где-то в деревянных недрах, а маятник мерно покачивался. Гости прошли мимо тикающей башни, с опаской чуть скользя в матерчатых тапках.
Толик окинул любопытным взглядом кухню, по-модному объединённую со столовой: только на полу рабочей зоны — желтоватая каменная плитка, а обеденная группа стояла на узорчатом паркете тёплого солнечного оттенка. Направо от входа вдоль стены — кухонный гарнитур в классическом стиле: с молочно-бежевыми филенчатыми фасадами, матовыми стёклами в шкафах и золотистыми ручками.
«Всё такое чистенькое! Интересно, как часто к ним ходит уборщица, самим-то, наверное, уже так не намыть, сил не хватит?».
Большой полированный ореховый стол овальной формы с незавершённой сервировкой. Вокруг стола — шесть изящных стульев на изогнутых ножках того же светлого дерева, с высокими спинками и мягкими сиденьями из бордовой ткани. Демидов осторожно присел и, чувствуя пружины под задом, украдкой протёр рукавом край столешницы, боялся, что от пальцев останутся следы.
Такого же тёмно-красного цвета — длинные драпировки штор на окнах.Тут же выделена гостиная зона — диван, два кресла в бархатной обивке насыщенного вишнёвого цвета. В полукруглом эркере четыре терракотовых горшка: на метровых деревцах Толик разглядел миниатюрные недозрелые лимончики.
Хозяйка суетливо расставляла на льняных салфетках с вышивкой чайные пары из просвечивающего фарфора. Шумел и мигал лампочками в углу на рабочем столе белоснежный электрочайник.
Демидов оглядывал высокие потолки, изогнутые линии подвесных конструкций с подсветкой. Блики от многочисленных светильников весело плясали, отражаясь в лакированном паркете и полированных завитушках на мебели.
«Как в дворянском особняке-музее. Что-то не так. Что-то не вяжется...», — напряжённо размышлял он. — «Слишком чисто. Слишком роскошно. Что-то тут лишнее, выбивается из обстановки. И это — хозяева квартиры!».
Квартира на третьем этаже, Демидов рассеянно посмотрел в окно: в редкой листве обледенелого тополя воробьиная возня. Вдруг в окно ударилась птица, и Толик вздрогнул.
«Нервы совсем ни к чёрту! Соберись!».
— Татьяна Сергеевна говорила, у вас все документы и медкарты на руках. Позволите ознакомиться? — вежливо осведомился он, стараясь отогнать мрачные мысли. — Так сказать, чтобы обеспечить своевременную помощь, у нас принято вести пациентов.
— Да, сейчас принесу, обождите! — суетливо махнула рукой старуха, прошуршала в комнату и вернулась с несколькими толстыми папками и тетрадями.
Вдруг в прихожей резко провернулся замок, грохнула железная дверь, и требовательно зазвенели ключи. Потом послышались, приближаясь, шаркающие шаги. И в столовую медленно переставляя и почти не отрывая ног от наборного паркета вошёл очень старый мужчина.
Толик сразу подумал, что в нём тоже есть что-то птичье, но не от уютного голубя, глупого гуся или надутого индюка, а, скорее, стервятника, падальщика. Как и у жены, кожа морщинистая и покрыта пятнами. Лысая голова в расплывчатых родинках и редких седых волосках, длинный крючковатый нос, будто клюв. На дряблой шее при ходьбе болтались складки, как у пеликана-пенсионера.
— Вот, это мой Дормидонт Иванович! — обрадовалась хозяйка, неловко обнимая его и смущаясь, как юная невеста на выданье. — Опять перчатки посеял, миленький?
«Спины и суставы уже не гнутся и плохо двигаются. Интересно, а как они занимаются...», — Танька не закончила мысль.
— Здравствуйте, милая барышня Таня! Жена напоминала о вашем визите, — старик пожевал губами, чуть пожимая пухлые пальчики Симоновой, у которой по спине пробежали мурашки: прикосновение ледяных рук почему-то напомнило ей о липких сырых куриных лапах из холодильной камеры на рынке. — А вот о госте меня не предупредили.
Из-под седых косматых бровей он метнул ревнивый взгляд на Демидова.
— Этот молодой человек — медик, Доренька, — нежно погладила его по костлявому плечу жена. — Садись, пора чаем полакомиться. Уж вечер на дворе!
Вишнёвое и абрикосовое варенье были поданы в высоких плоских блестящих вазочках. Сахарница и сливочник в металлических кружевах. Десертные тарелочки с ломтиками сыра и мясной нарезкой. Поблёскивала элегантная двухъярусная этажерка с финиками и орехами.
«Это что же, всё из серебра?!» — очумело соображал Толик, когда Гедиминова поставила в центре стола блюдо с круглыми пышками, политых аппетитным соусом.
— Красота какая! Запахи обалденные! А что это? — сделала Танька большие глаза.
— Заварное петишу с шоколадным бешамелем! Несложная выпечка, — скромно потупилась Глафира Пафнутьевна. — Это так, на каждый день, обед четвёртого разряда, еда простая и непритязательная.
— Глашута моя такая затейница и рукодельница! — с гордостью выпрямился Дормидонт Иванович.
— Ой, что это ты клинья подбиваешь!? — старуха кокетливо прищурилась и тут же сменила милость на гнев, с подозрением вглядываясь в лицо мужа: — Снова на скачках был, миленький? Опять, небось, проигрался?
— Удачлив я, только когда ты рядом со мною, — Гедиминов галантно чмокнул женину руку.
— Гадость эти тотализаторы с животными! — недовольно поджала губы его жена, отдёргивая пальцы.
— Ты несправедлива. Суть ведь не столько в ставке, сколько в эмоциях, азарте, общении с деловыми людьми, определённый круг...
— Собачьи бега и скачки — это грубое обращение с животными! — продолжала сердиться Глафира Пафнутьевна, повышая голос.
— Но Ипподром — это историческая традиция, там старое здание нужно реставрировать. А среди прочего, там проводят иппотерапию, реабилитируют больных детей с помощью верховой езды! Ты же всегда за гуманный подход?
— Ты-то не верхом катаешься! А на деньги играешь! — всплеснула руками Гедиминова и повернулась к гостям, словно предлагая разделить её возмущение.
— Так вы — игрок? — Таня удивлённо выгнула соболиные брови, усмехаясь привычной и безобидной перепалке.
— У каждого свои слабости, барышня, — покачал головой Дормидонт Иванович.
— Ой, да закроют уже скоро этот скотный двор! Хоть шататься туда не будешь, — проворчала Гедиминова и снова занялась посудой на столе.
— Жаль будет, конечно. Культурное наследие прежнего времени, достопримечательность всё-таки, — горестно вздохнул её муж и обратился к молодым людям. — Люблю бывать в толпе. А если даже и проигрываю, то немного.
— Главное, что к средствам фонда не прикасается, — снисходительно кивнула Глафира Пафнутьевна.
— Фонда? — в пальцах Симоновой замерла маленькая ложечка. — Какого фонда?
— Мы давно числимся учредителями в нескольких благотворительных организациях. Доренька мой всю жизнь в здравоохранении проработал, — Гедиминова склонилась над столом, подвигая гостье блюдце с вареньем и доливая чай. — Раз есть средства, почему бы не помочь нуждающимся.
— И чем занимается ваш фонд? — вежливо уточнила Таня, стараясь, чтобы её интерес не прозвучал слишком явно.
— С лечением помогаем часто, сами знаете, как тяжело сейчас, — развела руками Глафира Пафнутьевна. — Сироткам с учёбой подсобить — тоже дело богоугодное, всё ж не все по подворотням наркоманить будут, кто и в люди выйдет. За субсидиями на строительство иногда обращаются, на ремонты всякие. Ведь много где чего обвалилось, да обсыпалось, а чиновникам и дела нет. Порой просто человек приходит, денег попросит, так, мол, и так, желаю открыть там-то такое-то заведение. Попечители рассматривают заявки каждую неделю.
— Жулья только развелось, ужас! — бурчал старик. — Одно ворьё кругом.
— Не слушайте его, Танечка, вот, угощайтесь! Тут телятина, ветчина, буженина, язык говяжий. У нас вечерний чай часто ужин заменяет, особо, если заговоримся за полночь, — радушно улыбалась хозяйка. — Анатолий, может быть, к чаю рому графинчик? У нас, правда, только белый.
— Нет-нет, спасибо большое, — сконфузился Демидов.
Таня глянула на студента. Тот быстро проглотил чай и, опустив голову, сосредоточенно листал толстые медицинские карты, выписки и распечатки с анализами. Время от времени Толик поднимал глаза на хозяев.
— Да, коллега, да, — скорбно посетовал Дормидонт Иванович, отвечая на его озабоченный взгляд. — Как говорится, не существует старости, есть только болезни. А у нас на двоих с Глафирой их целая энциклопедия. И досматривать некому-то...
— Неужели у вас никого? — сдавленно произнёс Демидов и, нечаянно задев локтем, чуть не смахнул со стола чайную пару.
— Нет, коллега. Из всей семьи мы вдвоём только и остались. Всех, кого знали, схоронили. Эх, зажились мы что-то с Глафирой.
Гедиминов усмехнулся, будто бы извиняясь, и показал источенные зубы, измазанные шоколадным соусом. Таня, хоть и привычная к общению с дряхлыми стариками, всё же передёрнулась от омерзения, но быстро справилась с собой. Она ободряюще улыбнулась и накрыла мягкой ладонью сухую руку Глафиры Пафнутьевны, ласково погладив мятый пергамент старческой кожи.
— Ничего, теперь есть, кому о вас позаботиться!
Глава 3.
С Зинкой-блондинкой Георгий познакомился в клубе, где она, несмотря на довольно раннее время, изрядно набралась с подругами. Мамаев держал ухо востро и быстро разобрался, что подгулявшим сотрудницам налоговой службы требуется мужская компания. Легко ввинтился стройным загорелым телом в толпу подружек. Танцевал, угощал, у пятерых взял номера телефонов, но увёз из клуба только Зину.
Опираясь на богатый опыт и чутьё, он справедливо посчитал, что наивную неиспорченную девушку просто привязать к себе, и что она будет полезна в деле. Мамаев навешал ей лапши о непростой жизненной ситуации и о сложной работе в сфере недвижимости, которая отнимает всё его время. Встречался с Зиной раза три в месяц. Исправно подкармливал бабочек в животе, тараканов в голове и на халяву получал ценные сведения из федеральной базы, к которой девушка имела доступ по службе.
Вот и теперь Жора ждал Зинку в кофейне и разглядывал своё отражение в зеркальных панелях на стенах. Блондинка опоздала и влетела в кафе, запыхавшись. Она разрумянилась и вспотела. Сладкий запах духов почти выветрился за рабочий день и время, проведённое в толчее общественного транспорта.
— Прости, котик, меня задержали, а потом автобуса всё не было, и я... — залепетала она, сбросила пуховичок и быстро расцеловала возлюбленного.
— Да ладно, — великодушно махнул рукой Мамаев и обаятельно улыбнулся официантке. — Девушка, принесите ещё эспрессо и капучино!
— Вот, Жора, что ты просил, — Зина достала из сумки пластиковую папку с бумагами.
— А чего так много? — он провёл квадратным ухоженным ногтем по десяткам листов.
— Да сколько есть, всё распечатала. Эти Гедиминовы — клиенты твои? Наверное, хорошая сделка намечается, — кивала Зина, не сводя с него влюбленного взгляда.
— Угу, — буркнул Жора, пробегая глазами строки в распечатке и потея от волнения:
«Квартира в Ростове-на-Дону на Лермонтовской, дом в Змиёвке, офисное помещение на проспекте Стачки, земельные участки... Дальше: квартиры в Москве на Ленинском проспекте и Ботанической улице, офисные помещения — Каширское шоссе, Варшавское шоссе, Профсоюзная улица... Ещё участки земли, сведения об акциях, банковских счетах... Автомобили — три, пять, десять, двенадцать... Ещё квартиры — Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Омск, Екатеринбург, Новосибирск, Владивосток... Ошизеть!».
Стало жарко, кровь прилила к лицу. У Мамаева зашумело в голове, и сердце заколотилось со страшной силой. Возвращая самообладание, он стал медленно дышать, чтобы унять дрожь в руках.
«Что же это за люди? Вот тебе и милая пара! Это ж сколько всё это стоит?! Квартира — двадцать, дом в двести метров тоже не дешевле двадцати пяти, а то и тридцати миллионов. Московские квартиры — минимум по двадцать. Офисы ещё эти... Машины даже если хотя бы по пять миллионов!.. Недвига в городах по всей стране! Охренеть можно! Есть адреса, надо запросить выписку из реестра с кадастровой стоимостью, тогда и рыночную прикинуть! Ну, ничего себе, божьи одуванчики! Откуда у этих грёбаных мумий всё это??».
Перед глазами у Жоры поплыли картины той самой обеспеченной жизни, которую он знал и представлял по фото в интернете, и о которой так грезил. Родители содержали его, но последние годы особых излишеств не позволяли. Дела у них шли не очень, Мамаевы пробовали привлечь его к семейному бизнесу, но ленивый и легкомысленный молодой человек работать не хотел. Он желал и дальше только получать, как привык с детства.
Деньги решали все вопросы и открывали любые двери. Москва? Да на фига ему теперь эта деревня! С нетерпением и раскрытыми объятиями ждали Нью-Йорк и Лондон, горнолыжные курорты Швейцарии и уютные бунгало на личном пляже у Индийского океана! Экзотические страны со странной едой и потайными борделями. И личный самолёт чтоб был! А машину покупать не надо, ведь Мамаева будет возить персональный водитель на авто бизнес-класса! Вот яхту точно надо водить самому — как ещё почувствовать власть над стихией. И на залитых солнцем палубах будут загорать и потягивать коктейли гладкие фигуристые красотки: темнокожие багиры, миниатюрные азиатки, яркие мулатки и снежные блондинки, готовые и согласные на всё!
Официантка громко стукнула чашками, принеся заказ, извинилась. Жора притормозил своё разыгравшееся воображение и с сомнением глянул на чёрный напиток в пузатой чашке. Нет, с этой растворимой бурдой надо завязывать, глупо гробить здоровье, когда жизнь только начала налаживаться!
Мамаев откашлялся, прочищая пересохшее горло, и попросил стакан воды. Первой же мыслью было — как бы скрысить часть наживы от подельников? Нет, одному, в любом случае, не справиться, помощь Тани и Толи ему необходима. Всё-таки, полная информация о движимом и недвижимом имуществе Гедиминовых есть только у него, но нужно поторопиться, чтобы скрыть достоверные цифры и умыкнуть куш пожирнее. Жора встряхнулся и окончательно взял себя в руки.
— Спасибо, Зин! Ты — прелесть! — улыбнулся он подружке и счастливо подмигнул. — Поедем ко мне, только шампанского прихватим по пути?
Слушая на ходу наивный ласковый щебет доверчивой девушки, Жора холодно раздумывал над планом действий, прикидывая, что и когда каждый из них должен сделать.
«Наконец-то представится случай применить ствол по назначению! Взять стариков на пушку проще простого. Главное, чтобы они не померли от страха, пока не подписали документы у нотариуса!».
Глава 4.
Очередную комнату Демидов снимал в замшелой пятиэтажке на окраине. Понятное дело, что приглашать к себе приличных девушек давно уже не пытался. А гадливое чувство к отёкшим подругам собутыльников, часто забредавшим на огонёк, он глушил, стараясь напиться быстрее партнёрши. Тогда можно было без брезгливости обнимать рыхлое тело и не видеть опухшее красное лицо со следами былой красоты.
Появление Симоновой на пороге крайне удивило его. Да, Жора на прошлой неделе в общих чертах рассказал, что у Гедиминовых, мягко говоря, есть, чем поживиться. И что, возможно, в этот раз придётся рискнуть, действовать решительно и без поблажек, если они хотят, чтобы дело выгорело. Даже по примерным расчётам, суммы получались совершенно заоблачные. И теперь Толик подозревал, нет, был уверен — Татьяна не против «кинуть» Мамаева по всем фронтам в момент дележа. У него тоже такая мысль мелькнула, но обольщаться на свой счёт не стал: ни темперамента, ни сил не хватит, чтобы отгрызть кусок побольше. Так что приготовился снова молча довольствоваться тем, что достанется.
Вышли на лестницу в подъезд, Толик прислонился к стене в облупившейся краске и закурил. Татьяна подпёрла противоположную стенку, облокотившись о батарею, и закинула в рот конфету. Пышные каштановые локоны рассыпались по плечам и спадали на грудь. Под распахнутой короткой шубкой на девушке обтягивающее трикотажное платье, которое заканчивалось почти сразу после широкого ремня на бёдрах. Стройные ноги в полусапожках на каблуках притягивали взгляд.
— Ты не понимаешь! Ты просто представь, какие это деньги! — взмахнула она кукольными наращенными ресницами.
— Это ты не понимаешь! — он нервно затянулся, после вчерашнего в гудящей голове невыносимо стучал пульс. — Учти, если всё вскроется, я молчать не буду и вас обоих сдам! Один отдуваться не стану! Пойдём, как группа лиц по предварительному сговору.
Демидов видел, как действуют на недостаточно образованную Таньку жёсткие и сухие грамотные формулировки. Она боялась, но, к сожалению, не колебалась в своём намерении.
— Но ведь ты же поможешь?
— Почему бы просто не втереться в доверие, как и в прошлые разы? —пожал он плечами, недоумевая. — Совсем немного ведь подождать! Гедиминовым же на двоих почти двести лет!
— Не хочу я ждать! Сколько можно в этом болоте сидеть?
— Сидела и ещё посидишь. Работать иди, — хмуро рекомендовал Толик.
— Спасибо, кэп! — скривилась она. — Это, может, тебе в кайф полы мыть, дерьмо подтирать и утки вонючие таскать. А меня заманало! Пойми, такой шанс всего раз выпадает, надо правильный выбор сделать, чтобы всю жизнь перевернуть!
— Вот-вот! Думаешь, таким деньгам дадут уплыть? Стариков наверняка пасут, у фонда не может не быть своей службы безопасности!
— Ну, не нагнетай, Толь! — её голос зазвучал ниже, вибрируя и волнуя.
Таня плавно качнулась от стены и перетекла к нему, прильнув мягким упругим телом. Забрала из пальцев сигарету, коротко затянулась, выдохнула дым и прижалась ко рту молодого человека сладкими губами. Сочетание вкусов клубничной карамели и табака было мерзким и приторным, но прикосновение к девушке возбуждало. Демидов скользнул руками по талии к крепкой заднице и несмело стиснул, распаляясь. Татьяна совсем недолго грелась и тёрлась об него, потом решительно отпрянула:
— Обещаю! Если поможешь, и всё срастётся, уедем вместе! — чмокнула его в кончик носа и побежала вниз по лестнице, стуча каблуками.
Остывая, Толик раздавил окурок в грязной мятой банке от консервированного горошка. Вздохнул и тупо уставился на одну из соседских дверей, украшенную объёмной новогодней открыткой.
«Праздник всё-таки. Надо как-то комнату нарядить...» — шевельнулась вдруг где-то на задворках сознания нелепая мысль.
До пяти лет Демидов жил с бабушкой, матерью отца. И он помнил: колючие охапки пахучих еловых веток, стоявшие в единственной хрустальной вазе на маленьком телевизоре, их короткая хвоя осыпалась и путалась в вязаной салфетке. Над зеркалом в коридоре вешали стеклянные бусы из разноцветных шариков и трубочек со сколотыми краями. Приплюснутые оранжевые мандарины — душистый сладкий символ зимы и праздника.
Бабушка на всём экономила, часто пекла пирожки, потому что дёшево и сытно. Но раз в году у неё получался совершенно особенный огромный пирог с картошкой и луком. А ещё непременно делала салат с дефицитным майонезом. И они вдвоём с бабушкой долго убирались в квартирке «к празднику», потом смотрели по телику новогоднюю программу с песнями и танцами. К бабуле приходили в гости соседки и коллеги из поликлиники, он мало, что понимал в их шумных разговорах, но было весело и необычно: не ложиться спать после «Спокойной ночи, малыши», а сидеть за красиво накрытым столом, таращиться в телевизор до глубокой ночи, смотреть на всполохи салюта над крышами. И помнил свой сладкий подарок из-под еловых веточек — хрустящий красивый кулёк, волшебно пахнущий шоколадом!
Толик был в детском садике, когда бабушка умерла прямо на работе: в столовой в обед прихватило сердце. Мутным смазанным воспоминанием остались тягучие месяцы, пока опека и попечительство решали, что с ним делать. Потом безрадостные и сухие, как старый плесневый сухарь, будни детского дома, где всем на тебя плевать. Там тоже отмечали новый год, дарили подарки, но праздника уже не было. После выпуска началась усердная учёба, ведь всю жизнь мечтал стал врачом, как бабушка.
Жил в общаге, подрабатывал, дело шло к диплому, а тут квартира от государства сироте досталась, и внезапно объявились родители. Вместе с квартирой Толик неожиданно стал для них нужным и любимым единственным сыном. И ведь был момент, что поверил им, поверил совершенно чужим и давно уже больным людям.
Итог? Втянулся в череду обманчиво весёлых попоек, и как-то незаметно прогулял и диплом, и квартиру. Да и родители быстро растворились в облаке перегара. Он не видел их лет пять, но тяжёлый, обточенный временем булыжник обиды всё ещё ворочался где-то глубоко в душе. И Толик часто вглядывался в разбитые опухшие лица бомжей и алкашей, которых едва живыми привозили в больницу. Но сам не знал точно, ждал встречи, чтобы простить родителей и спасти никчёмные жизни, или чтобы, зло торжествуя, помочь умереть.
Глава 5.
Татьяна плотно завязала пакет с мусором и вдруг почувствовала сверлящий затылок взгляд. Натянув на лицо вежливо-радушное выражение, обернулась к Гедиминовой.
Но та невозмутимо раскладывала запутанный пасьянс. Старушка задумчиво переложила потёртые цыганские карты по красно-коричневой плюшевой скатерти с лохматой бахромой. На высохших пальцах с пожелтевшими ногтями странно чужеродно смотрелись два золотых кольца, одно обручальное, другое — в блестящих камешках. Она подняла на Симонову глаза: мутные и выцветшие, в красной каёмке вывернутых нижних век.
— Я сейчас до помойки спущусь, потом в магазин, Глафира Пафнутьевна, — Таня старательно улыбнулась, подавив в себе неприязнь. — Вам только по списку покупки? Мне не сложно до рынка смотаться, я быстро, если надо.
— Говорю же тебе, Танечка, не нужно ничего! Продукты нельзя брать где попало, места знать надо, где молоко, где мясо хорошее! А ты и так, словно заводная носишься. Я же не павлинье жаркое на обед собралась делать, а просто потушу цыплёнка с чесноком и эстрагоном.
Симонова спустилась вниз и повернула к мусорной площадке. На углу около универсама, ёжась на ветру, дожидался Жора, как и условились.
— На! — Танька выронила второпях на мёрзлый асфальт, подобрала и поспешно сунула ему связку ключей в потную ладонь. — Давай быстрее!
Мамаев рысью направился через улицу, где присмотрел закуток «Металлоремонта». Когда Таня подошла с пакетом, оказалось, дубликаты ещё не были готовы.
— Долго тут? — нахмурилась она.
— Да погоди ты, — отмахнулся Георгий.
Он наблюдал за пожилым мастером, в ловких руках которого взвизгивали на фрезерном станке металлические заготовки. Через несколько минут комплект вторых ключей был заботливо нанизан на кольцо вместе с новой «таблеткой» от подъезда.
— Держи. Теперь в квартиру можно попасть в любой удобный момент, — он отдал Тане хозяйскую связку. — Так сказать, с наступающим!
Симонова поднялась в квартиру. Гедиминова, шурша тапками, вышла в коридор из кухни.
— Как там погода, Танечка?
Расстегнув и поставив на низкую полку ботильоны с опушкой из чёрного меха, Танька подняла голову и замерла. В метре от неё стояла Глафира Пафнутьевна в замызганном мясницком клеёнчатом переднике, державшая в одной руке широкий нож в грязных разводах, а в другой — наполовину выпотрошенную куриную тушку, из которой свисали оборванные внутренности.
— Похолодало? — морщинистое лицо бабки озаряла детски-радостная улыбка. — А я-то и не успела ничего приготовить.
«Она так смотрит, будто бы готова меня сварить!».
Проглотив ком в горле, Таня медленно шагнула в сторону к кладовке и открыла неприметную дверь. Занесла покупки, двигаясь бочком и не поворачиваясь к хозяйке спиной, на всякий случай.
— Ветер, зябко. Снег с дождём срывается, — она с усилием заставила себя звучать уверенно и беззаботно, аккуратно ссыпала крепенькие и чистенькие лук и картошку в ящики в узкой сухой кладовой, вернулась в столовую.
Гедиминова оставила мясо и нож в миске у раковины, спрятала жуткий фартук в нижний шкаф и поправила на груди брошку с янтарём. Засуетилась с чашками.
— А, может, чайку, Танечка? Ведь пока обед, да то, да сё... Весь аппетит растеряешь. Смотри, пшённая каша осталась, так я из неё оладьи испекла. К ним — сыру два сорта. Желе из айвы достала... Подкрепишься и чаю выпьешь. Или вот, может быть, с холоду-то... — хитро подмигнула старуха, доставая из резного буфета небольшой хрустальный графин с напитком рубинового цвета. — Ратафию на малине — это водочка сладкая, раньше так на ягодах готовили. Будешь?
Желудок у Симоновой тоскливо сжался. С самого утра она перехватила только кофе без сахара да сухой бутерброд. Режим вынужденной экономии давался тяжело.
— А вот ещё масло к чаю, — хозяйка достала из холодильника серебряный судок с крышкой, открыла и показала в нём какую-то странную застывшую сероватую мешанину. — Это так делали раньше, чтоб употребить остатки дичи, буженины, говядины. Всё изрубить меленько и с маслом смешать. Давай, багет свежий отрежу? Угощайся!
Сложно изображать сытое достоинство при пустых карманах. Татьяна благодарно кивнула хозяйке, уселась за стол и стала с удовольствием отогревать замёрзшие пальцы о чашку горячего чая.
Глава 6.
За прошедший месяц Симонова приводила Толика к Гедиминовым ещё два раза. Старуха поскользнулась у подъезда, жаловалась на ушибленное колено. Дед показывал рецепты, что выписал участковый терапевт. Демидов пересказал Тане потом, что по всем документам у стариков пышный букет на двоих: из бумаг и выписок от кардиолога, невропатолога и хирурга можно собрать целую летопись.
Имея перед глазами полный анамнез и возможность проанализировать динамику историй болезни, бывший студент-медик не мог не поражаться бодрости и подвижности стариков, ясности рассуждения и сохранному интеллекту.
«Неужели так бывает? Это же невозможно!».
А потом обнаружил в перечне предписанных препаратов ряд обезболивающих, назначаемых на разных стадиях онкозаболеваний. Решив, что Гедиминовы оба уже «на краю», Демидов пытался убедить сообщников не совершать необдуманных поступков, не рисковать, а просто подождать немного.
Но Таня с Мамаевым никак не могли прийти к общему единому плану. И этим морозным утром они в очередной раз поссорились, пытаясь договориться о том, как следует действовать. Их примирение, как обычно, было громче и жарче спора.
Татьяна вышла из душа, прошлёпала босыми ступнями по ламинату, скользнула в розовую атласную сорочку на тонких бретельках и устроилась рядом с любовником. Жора чувствовал приторный запах геля «Персик и сливки», исходивший от её распаренной кожи. Девушка, прильнула и прислушивалась к размеренному стуку его сердца. Чуть влажные каштановые пряди щекотали накаченную грудь молодого человека. Заскучав, Танька поднялась и потянула из сумочки пачку сигарет.
— Не дыми при мне, — не попросил, а велел тоном, не терпящим возражений.
Она вздохнула, кокетливо надула пухлые губы и хотела покапризничать в ответ, но отвлеклась на телефон, прожужжавший уведомлением. Симонова достала из сумки смартфон и улеглась обратно на кровать. Мамаев заметил, как сердито сдвинулись брови девушки, когда она просмотрела сообщение.
— Случилось что? — насторожился он. — Серьёзное?
— Нет, — пробормотала Таня в ответ.
— Зая, я же вижу. Что-то не так, — Жора потянулся к ней, проводя ладонью по тёплому крепкому бедру под гладкой тканью, по широкой полосе шершавого синтетического кружева. — Что там такое, зай?
Ветер с шорохом бросал в оконное стекло льдинки и песок.
Девушка бросила телефон на тумбочку, помолчала, потом зло глядя в стену буркнула:
— Мать мозги выносит.
— Чего хочет? — Жора удивился, потому что впервые слышал от подружки о взаимоотношениях с матерью.
— Да у неё одно: деньги! — фыркнула Танька.
— На что?
— На Коську... — нехотя промямлила она.
— Кого? — Жора приподнялся на локте.
— Костика. Костю, — Танька оглянулась, отвечая на удивлённый и непонимающий взгляд. — Сына моего. Вот, всё фоточки шлёт, думает, что разжалобит. Я удаляю, не глядя. Нету у меня к нему никакого материнского инстинкта!
— У тебя ребёнок есть?
— Считай, что нету. Ну чего вылупился? — глянула она на него с раздражением. — Молодая была, глупая. Залетела. Он с бабкой живёт почти с рождения, под опекой.
— И как он там... Без тебя? Сын всё-таки... — почти с укоризной проговорил Жора.
— И чё? Из-за какой-то глупости мне теперь этот балласт тащить? Я жить хочу. На ноги встану, заберу его у матери. Потом. Когда-нибудь.
— Тогда почему деньги не переводишь?
— Мне пока нужнее, а она и так зарабатывает, и опекунские гребёт, — было отмахнулась Танька и стала одеваться.
— Но как-то же это...
Жора начал нерешительно, сам толком не понимая, что хочет донести до подруги. Но та мгновенно сдетонировала, и от её взвившегося голоса задребезжал стеклопакет:
— Слышь, исусик, ты сам-то сколько своих детей кормишь? Ну и завали! Всё!
Пойманному на двуличии Мамаеву нечего было ей возразить. Внешность, обаяние и материальное положение родителей с юных лет обеспечивали Жоре внимание девушек. Избалованный обожанием, он не был способен на «серьёзные чувства», считал долгие романы скучными и пресными, легко увлекался, но ни к кому не привязывался. Да, были подружки, связь с которыми имела последствия, но родители всегда решали за него все проблемы:
«Нам не нужны внуки от кого попало, и не вздумай отца записывать, никакого «днк» не будет, девочка! Вот тебе «на первое время», катись к мамаше на хутор, если проблем не хочешь! И на деньги Георгия не рассчитывай!».
Мамаев легко врал и манипулировал, привык с детства. Но жутко бесился, когда собственное враньё тыкали ему в лицо. Любоваться на Таньку расхотелось, он резко встал и прошёл на кухню, щёлкнул кнопкой на кофемашине.
Эту чистенькую двушку в новом районе родители подарили ему на двадцатипятилетие ещё до того, как начали экономить на презентах. В одной комнате — просторная спальня для утех и отдыха, во второй — несколько тренажёров и домашний кинотеатр с игровой приставкой.
От его компании друзей многие уже откололись, завели свои семьи, родили детей, работали, платили ипотеки, или шумно толклись друг у друга на голове тремя поколениями в одной квартире или доме. Это зрелище «семейного счастья» Жору не вдохновляло, и он, страшась одиночества, окружал себя всё новыми прихлебателями, такими же прожигателями времени и родительских денег.
Будущее он не планировал, предпочитая кайфовать в настоящем. А, скорее, боялся остановиться и задуматься, опасался столкнуться с бессмысленностью и пустотой, которую так торопился наполнить удовольствиями и развлечениями. Летом Жора снова поменял автомобиль. Казалось бы, чего желать ещё? Живи, да радуйся! Но Мамаеву вечно всего было мало...
Глава 7.
Через шестнадцать дней уже Новый год, а на пушистые сугробы нет и намёка: порывистый ветер смёл с тротуара снежинки и отполировал редкие островки гололёда.
Пятницы давно перестали быть для Толика тем радостным обещанием свободы и выходных дней. Ведь на смену в травматолого-ортопедическом отделении Демидов чаще всего выходил на сутки: с восьми утра до восьми утра. Сутки через двое. Такой режим он считал оптимальным, давно привык к проблемам с неровным сном и разбитым вдребезги распорядком дня.
Сегодня пришлось помыть два холодильника, в которых сотрудники хранили продукты, и раздражённую кожу до сих пор противно саднило. За смену трижды помогал убраться в операционных. Вечер в приёмном отделении выдался относительно спокойный, вот с тридцать первого декабря на первое января дежурить — та ещё каторга! Но это планы на будущее. Толик быстро шагал по улице, глубоко и ровно дышал, чтобы из лёгких выветрился запах дезинфицирующего средства для транспортных тележек, белья и многоразовой тары.
Сжимаясь от пронизывающего ветра и пряча руки поглубже в карманы куртки, Демидов торопился к автобусной остановке. Хмуро смотрел под ноги на объеденную солью грязную ледяную корку, когда его окликнул хриплый голос:
— Анатолий Николаевич! — Гедиминов, опираясь на скамью, махал ему рукой.
«А, чёрт! Чтоб тебя! Нет, заметил уже! Надо было раньше на ту сторону перейти!» — успел подумать бывший студент.
Развернуться и сделать вид, что не услышал и не узнал, избежать встречи уже не получится, метры между ними стремительно сокращались. Придётся ответить на приветствие.
— Доброе утро, Дормидонт Иванович!
Вздрогнув, Толик тихонько пожал хрупкую стариковскую руку в узкой перчатке, оглядывая добротное шерстяное пальто собеседника, чистые ботинки и чёрную шляпу из толстого фетра. Его не оставляло тревожное чувство от того, что он беседует с почти мёртвым человеком.
— Здравствуйте, молодой докторант! Вы всё по вызовам бегаете, коллега, — кивнул дед на его сумку через плечо, аккуратно придерживая на ветру головной убор.
— Да уж, забот полон рот, — отшутился Толик и указал подбородком на поликлинику. — А вы к врачу ходили? Или за талоном в регистратуру?
— Нет, в аптеку. Там же в вестибюле пункт, пенсионерам скидка хорошая, — доверительно понизил голос Гедиминов и вздохнул: — Завтра же в Змиёвку ехать. Глафира моя за город хочет, воздухом подышать. Вот, вынь, да положь ей в декабре самовар на веранде. Говорит, если любишь, хоть костьми ляг! Никакого укороту бабе!
Дормидонт Иванович сипло рассмеялся и легонько ткнул Толика пальцем в живот, призывая разделить веселье.
— Так снегопад обещают, да и гололёд уже, осторожно надо, — с сомнением покачал головой молодой человек.
— Побережёмся, спасибо. Мы ж потихоньку. Куда нам торопиться-то... Ну-с, будьте здоровы, коллега! — старик учтиво коснулся шляпы и пошаркал дальше по улице.
«Вот это поворот! Неожиданные новости!».
Не обращая внимания на порывы ветра, Толик замер на несколько минут. Медленно достал из внутреннего кармана тёплый смартфон, потом нерешительно спрятал. Передумав, снова взялся за телефон и всё-таки набрал Симоновой:
— Привет! Говорить можешь? — зябко выдохнул Демидов.
— Привет. Чё хотел? — слышно, как девушка чавкнула жвачкой.
— Я сейчас около поликлиники Гедиминова встретил. Они с женой уезжают на дачу в эти выходные. Их дома не будет и...
— Ясно, окей. Молодец! Я Жоре наберу! Будь на связи! Чмоки-чмоки! — весело прощебетала Татьяна и бросила трубку.
«Ты рассчитывал на более горячую благодарность? Да с чего бы? Эх ты, лошара. Ни черта уже не умеешь обращаться с трезвыми женщинами!».
Устроившись на жёстком сиденье в автобусе, он пригрелся, чувствуя, как давит на затылок тяжёлая дремота, да привычно гудят спина и ноги после рабочей ночи. Не проспать бы свою остановку. Против воли Демидов постоянно возвращался мыслями к Гедиминовым.
«Не хотелось бы, чтобы старики пострадали. До чего эти лётчики-налётчики договорились-то, не знаю. Но раз не звали за компанию, значит, в этот раз без летального исхода. Примитивный грабёж... Надеюсь, этот альфа-дятел не оставит их без гроша. Совесть-то иметь надо! Совесть... Уж кто бы говорил о моральной стороне? Сам-то хорош, подставляешь пенсионеров. Они же безобидные, такая милая пара. Вот был бы ты человек, нашёл бы себе такую же подругу жизни, чтоб любила и поддерживала до глубокой старости, а не динамила, как Танька...».
Но смутное и неясное беспокойство не оставляло Толика с того момента, когда он первый раз переступил порог огромной шикарной квартиры на Лермонтовской. Не мог понять, что же неправильно, что же не так-то с этой милой парой...
Тут переполненный автобус чуть занесло на повороте к перекрёстку. Тётка, стоявшая у Демидова над душой, качнулась над ним, почти ткнув в лицо хозяйственной сумкой, от которой стойко несло гнилой картошкой. И внезапная догадка ввинтилась тонким сверлом в позвоночник:
«Они не пахнут! У них нет запаха!».
Толика встряхнуло адреналином, и сон будто бы смыло ледяным душем. И как же сразу не понял? Уж кому, как не ему, хорошо знать об удушливом смраде прогорклого жира в складках полуистлевшей морщинистой кожи, трупной вони сгнивших зубов и разлагающихся желудков, кисло-остром запахе пота и спрятанного в слоях белья аммиака. Эти запахи старости и болезни неистребимы, сколько не маскируй их мылом и рассыпчатой пудрой, дорогим тальком и тройным одеколоном.
«У них нет обычных человеческих запахов! Еда, цветы, средства для мебели и паркета — их в квартире слышно. Но сами старики ничем не пахнут!».
Так не бывает, это не нормально! Они вообще люди?
Надо предупредить Таню! Вдруг они опасны!? Демидов неловко полез в карман трясущимися руками, выронил смартфон к ногам той тётки с хозяйственной сумкой. Подобрал, протёр от грязи и спешно разблокировал. Открыл список набранных номеров, но пальцы замерли над экраном: мельком глянув в окно, он увидел на тротуаре обнимающуюся пару, у мужчины в руках пакет продуктов и коробка ёлочных украшений, женщина удерживала накрытую одеяльцем детскую коляску.
«Стоп. Возможно, всё это просто бред, ведь ты сутки не спал. Я промолчу, и ничего не изменится, ничего не произойдёт. А позвонишь и ещё больше оттолкнёшь от себя, тогда точно не светит тебе ничего! Никогда ничего не будет. Таньке начхать на тебя, она пользуется тобой так же, как и Мамаевым. Она никого не любит... Поделом! Можно просто промолчать, и пусть сама разгребается!».
Паника сменилась усталым безразличием. Толик с минуту колебался, но всё же отключил телефон. Через минут десять он будет дома, там допьёт пиво: в холодильнике осталась литрушка светлого. Потом спать.
«Пусть без меня попробует обойтись! Вот, проснусь, тогда и посмотрим, что к чему...» — перетекали в голове заторможенные мысли.
Глава 8.
В субботу Таня и Жора сидели в засаде с пяти утра. Просыпаться в такую рань было мучительной пыткой, но ожидание большого улова бодрило лучше самого крепкого кофе. Мамаев припарковался во дворе, чтобы издалека видеть подъезд и окна нужной квартиры.
Удача не отвернулась: около девяти часов на их глазах Гедиминовы просеменили, шаркая, к такси. Водитель помог старикам, загрузил в багажник небольшую сумку на колёсиках.
Жора дважды обошёл дом, проверяя, не горит ли свет в соседских окнах. Но ничего не увидел, кроме огоньков новогодних гирлянд в двух квартирах выше этажом.
Они прокрались в подъезд мимо смачно храпящей консьержки. Лифт вызывать не стали: в холле и в кабинах камеры. Пряча лица, обошли в фойе две кадки с раскидистыми фикусами и быстро прошли на пожарную лестницу. Для предосторожности надели тонкие хлопковые перчатки.
Некоторое время пришлось потратить на замок, новые ключи не сразу провернулись до мягкого щелчка. Хмуро сосредоточенный Жора косился на Таньку, на лице которой бродила возбуждённая улыбка. Она всегда заводилась от адреналина, когда им угрожала опасность быть пойманными. Сообщники осторожно разулись на входе. Свет включать не стали, могут увидеть с улицы, ограничились фонариками на телефонах.
В прихожей Симонова впилась в парня нетерпеливым поцелуем, прошептав: «Ты просто супер, сладкий!». Потом сбросила на пол в прихожей короткую шубку и помчалась в туалет за облегчением. Оттуда прошла в хозяйскую спальню, стала рыться на туалетном столике.
Весь подобравшийся, как пружина, Мамаев, не снимая чёрного пуховика, мягко шагал, легко поворачиваясь в носках по натёртому полу: ни пылинки и лишь прозрачный свежий запах моющего средства.
«Лишь бы эта дура ничего не своротила там! Не хватало только разбить что-нибудь!» — разозлился Жора.
Напольные часы тяжело и раскатисто прозвонили девять, и Мамаев подскочил от неожиданности:
«Да чтоб тебя!..».
В кабинете Жора небрежно пролистал бумаги на столе у Гедиминова, подёргал за ручки-кольца ящики. Заперты. Открыл стеклянную дверцу шкафа и пробежался взглядом по книжным полкам с потёртыми томами, на корешках — латинские названия. Наверняка, что-то очень умное и скучное. Напротив тщательно отполированного стола на стене телевизор, пульт рядом на полочке. Нет, должно же быть тут что-то...
Стоп!
Мамаев, наклонив голову, прищурился и пригляделся к широкому комоду с инкрустацией перламутром, пятью ящиками и на низких гнутых ножках. Подсветил фонарём под другим углом. Точно, так и есть: отметины по лаку, следы от движения. Редкие, старые, но всё же... Значит, этот комод отодвигали от стены.
Его отвлёк шум, что-то из мебели проскрипело по паркету.
— Тихо ты там! — громко прошипел он в коридор.
В дверях показалась сияющая Танька. Довольная находкой, она крепко держала в руках изящный ларчик с тонким золотистым рисунком по чёрному лаковому фону. Хвастая добычей, она потрясла ящичек над ухом, прислушиваясь к шуму перекатывающихся украшений, потом приподняла крышку:
— Жора! Гляди, сколько тут золота и брюликов! — она подхватила тонкий ободок диадемы, усыпанной переливающимися камешками и, приложив к голове, стала рассматривать своё отражение в стеклянной створке шкафа. — Вот на фига этому чучелу такая красота?!.. Слушай, я на первый раз возьму что-то некрупное, чтоб не сразу заметили, сдам в ломбард на Добровольского, там...
— Забудь, — бросил он, не глядя. — Иди сюда, помоги лучше. За угол ухвати и приподними, чтобы пол не поцарапать.
Озадаченная девушка, помедлив, поставила шкатулку на стол и послушно взялась за угол комода. Вдвоём они еле сдвинули мебель с места.
— Вот, видала?
Мамаев торжествующим жестом указывал обалдевшей подружке на квадратную матовую дверцу сейфа, вмурованного в стену.
— Ух ты... — заворожённо выдохнула Танька. — А как его открыть?
— Я-то откуда знаю? Нужен код и ключ. Вот сюда, видишь?
Он был страшно горд своей сообразительностью и наблюдательностью. Но при этом его не оставляла и очень беспокоила неприятная мысль: «Эту бандуру старик сам бы ни на сантиметр не подтолкнул. Нет ли у него какого-нибудь сильно накаченного помощника или охранника?».
В этот момент Танька потянулась к дверце, и Мамаев тут же перехватил её руку:
— Не трогай, вдруг там сигнализация или ещё что.
— И что делать теперь?.. — задумчиво протянула она.
— Да я хэ-зэ, что делать...
Жора сосредоточенно размышлял: в сейфе наверняка ценные бумаги, может быть банковские документы, крепенькие пачки наличных. Он почувствовал, как закипает в нём ядовитая злоба, разъедающая остатки человеческого.
Вот же, богатство сказочное, казалось бы, протяни руку и возьми, так близко новая жизнь — машины, женщины, путешествия, все мыслимые удовольствия мира. От этих денег зависело будущее, за них ведь можно купить вообще ВСЁ! И как несправедливо, что столько ресурсов в руках ходячих мумий! Они же едва живые, зачем им вообще деньги?! Он почувствовал, как затряслись руки от возбуждения и едва сдерживаемого гнева.
— Поехали в Змиёвку!
Глава 9.
За окном порхали редкие снежинки. Толик проснулся и бессмысленно таращился в кружащийся потолок. За окном светло. Как-то странно тихо. И вообще, который час? Он вспомнил, что выключил вчера телефон. Дотянулся до тумбочки. Стоило реанимировать смартфон, как сразу пришёл входящий вызов. Демидов чуть не выронил телефон и прищурился на фамилию, светящуюся на экране.
— Анатолий Николаевич! — обеспокоенно звучал хриплый голос Гедиминова. — Коллега!
— Что... — откашлялся спросонья Толик. — Что случилось, Дормидонт Иванович?
— Глафире плохо, а звонить в скорую не разрешает, ругается! — торопливо объяснял старик. — Пожалуйста, приезжайте на такси. Я вам смс с адресом пришлю! Возьмите с собой всё необходимое. Я думаю, у неё давление повышенное. А в тонометре батарейки сели... Анатолий?
— А?! Да! Да, конечно же! Ждите! Я скоро!
Демидов потёр щёки и лоб руками, чтобы проснуться окончательно, и стал надевать джинсы. Спохватившись, попробовал дозвониться Тане, но абонент был недоступен. Странно. Ладно, надо поторопиться. А вдруг бабуля помрёт, менты приедут и загребут? Некогда думать!
Толик умылся, безуспешно пытаясь придать лицу более или менее свежий вид. Зубной пасты в ванной не оказалось, забыл купить. На подоконнике нашел полкружки позавчерашнего холодного кофе и с отвращением опрокинул в себя мерзкий кисловатый напиток.
На мобильный пришло сообщение с адресом и уведомление о переводе тысячи рублей на банковскую карту. Хмыкнув, Толик вызвал такси через приложение, накинул куртку и спустился к подъезду.
Дожидаясь машину, Демидов поднял лицо к серому небу. Невесомые поцелуи снежинок ласкали кожу и бодрили. Он вспоминал о вчерашних своих бредовых умозаключениях и усиленно отгонял от себя сомнения:
«Тебе показалось просто. После ковида, видать, нюх совсем пропал. Не бывает так, тебе привиделось. Ты болен, нервы издёрганы. Надо завязывать с синькой!» — изводил он себя по дороге.
На Судостроительной улице такси чуть подпрыгнуло на железнодорожном переезде. Толика тряхнуло:
«Очнись, урод! Вон, жизнь вокруг! Город просыпается! Для тебя тоже пока ничего не закончилось, ты всё ещё можешь... Ну да, ну да, как же, самое время вспомнить о блестящей карьере! И вообще, скоро Новый год! Соберись, тряпка, у тебя пациенты! Надо помочь старикам. Может быть, у них этот Новый год последний в жизни?».
Минут двадцать потеряли в центре на светофорах, но по улице Доватора было не очень оживлённое движение — всё-таки утро выходного дня. Между фонарными столбами натянуты шнуры с лампочками, в окнах мигающие гирлянды и наклейки со снежинками. Западный жилой массив — большой спальный район, развитой и современный, но пока тихо дремлющий. Часа через два народ проснётся и ломанётся за покупками — запасаться продуктами к празднику.
Свернули на Сестрорецкую улицу с рядами ладных нарядных домиков. У некоторых на фасадах приветливо и празднично светились разноцветные огоньки. На глаза Демидову попался забавный надувной снеговик, колышущийся над парадным входом в трёхэтажный каменный особняк.
«Все люди, как люди, отмечать будут, радоваться в кругу семьи, вкусняшки хомячить, салюты запускать... А ты на работе спирта у медсестры выклянчишь, вот тебе и «С новым счастьем!» — грустно размышлял он.
Такси остановилось у крепкой высокой стены, увитой обледенелыми стеблями и ветвями плюща, напротив широких автоматических ворот. У приоткрытой дверцы топтался Дормидонт Иванович, потирая покрасневшие руки. Провожая медика, старик суетился и торопился, даже не стал запирать замок на входе. Толик прошёл по ровным мощёным дорожкам к кирпичному двухэтажному дому. Долгожданный снегопад всё-таки не прошёл мимо города и теперь заметал зелёный газон, будто бы стараясь наверстать бесснежные зимние недели.
В пустом небольшом холле Толик повесил куртку и оставил ботинки, не захотел пачкать сероватую плитку полов с подогревом. Смущённо поджимая пальцы ног в старых носках, Демидов следовал за хозяином в кухню-столовую. Из этой просторной светлой комнаты стеклянные двери вели на террасу, где одиноко мёрз садовый столик. Снаружи разгулялась метель, с шорохом бросая льдинки в окна.
Свои недавние умозаключения и наблюдения он было списал на усталый бред изменённого сознания после бессонных суток на работе. Но всё же не мог отделаться от странных мыслей, и машинально украдкой принюхивался к обстановке и хозяевам дома.
«Тепло, красиво и очень чисто. Полы мыли, лавандой пахнет. И больше ничем. Так, выдохни, расслабься! Тут нет других запахов, потому что в доме давно не были, небось с самого лета не приезжали сюда. Зачем одиноким пенсионерам такой домина? А не твоё дело! Ты должен оказать помощь и вызвать скорую, если что, вот и всё! Не думай, не думай, не думай...!».
Глафира Пафнутьевна в шерстяном вишнёвом платье и толстой вязаной кофте сидела у стола с клетчатой скатертью, недовольно нахмурившись и выпятив губы. Перед ней стояла чайная чашка и хрустальная вазочка с вареньем. На полированной каменной столешнице дизайнерской кухни в углу поблёскивал электрический самовар. Он шумел, пуская пар в прорези на крышке, на которой сверху был установлен небольшой заварочный чайник.
— Вот, видите! — сердито махнул рукой на жену Гедиминов.
— Что? — не понял Толик.
— Бледная! На кухне чуть не упала! А я ей говорил, что...
— Хорошо, хорошо! Давайте-ка!
Демидов уселся напротив старушки, достал из сумки глюкометр с полосками, потом тонометр. Стал аккуратно заправлять в широкую манжету худую, едва тёплую руку.
«Кожа да кости. И в чём только душа держится?».
— Сто двадцать два на восемьдесят три. Вполне себе нормальное давление, всё хорошо. Так, сахар... Пять и три. Чтоб я так жил! Всё в порядке, как мне кажется. Есть ли какие-то жалобы, Глафира Пафнутьевна? — осведомился Толик.
— Голова чуть закружилась, встала резко за чашкой. А этот устроил балаган, полюбуйтесь! — сердито отмахнулась бабка, указывая на мужа.
— Отведите её в спальню, Анатолий, да уколите там чем-нибудь, пусть поспит. А мы с вами чаю попьём, да побеседуем. Знаю, вы... — пристально посмотрел на гостя старик. — Вы предпочитаете в минуты досуга другие напитки.
Демидов замахал руками и открыл рот, чтобы протестовать.
— Не спорьте. Я на своём веку повидал много пьяниц среди нашего брата. Ничего зазорного, не смущайтесь. Всегда есть выбор, и я вам хотел предложить... — не договорив, Дормидонт Иванович вдруг вскинул голову и чутко прислушался.
В этот момент на террасе показались Мамаев с Симоновой. Жора решительно дёрнул за ручку и распахнул створку, впустив порыв ледяного ветра и колкую россыпь снежинок. Молодые люди быстро вошли и грохнули следом дверью, в которой задребезжали стёкла. Таня придерживала на груди расстёгнутую короткую коричневую шубку. Жора выхватил пистолет:
— Всем сидеть на месте! Не дёргаться!
Глафира Пафнутьевна охнула ивыронила чайную ложечку, та обиженно звякнула под столом. Демидов прирос к жёсткому стулу, чувствуя только шершавую грубую ткань скатерти под похолодевшими ладонями. Гедиминов по-птичьи наклонил лысую голову набок, невозмутимо разглядывая нежданных гостей:
— По-моему, вы адресом ошиблись, юноша, и я...
— Заткнись, старый хрен! Никакой ошибки! — нетерпеливо грубо перебил его Жора и мельком глянул на Демидова: — А ты откуда тут? Чего тут делаешь?
«Облом тебе, придурок! Никто не обделался от одного твоего взгляда!» — не без злорадства подумал Толик, радуясь про себя, что хоть раз Жора не смог произвести сногсшибательного впечатления ни на своих жертв, ни на подругу. И одновременно он ощущал зудящее желание сбежать. — «Валить отсюда надо, а не гангстера изображать!».
— Меня пациенты вызвали, я-то, по крайней мере, должен тут находиться, — скривился он. — Что расстроился, Жорик? Теперь делиться придётся?
— Посмотрим ещё, причитается ли тебе хоть что-то, алкаш! — сквозь зубы прорычал Мамаев, пиная в сторону стол, который мешал на пути к беспомощным жертвам.
Продолжение следует...
Автор: Анастасия Альт
Источник: https://litclubbs.ru/articles/64286-milaja-para-chast-1.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Содержание:
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: