Солнечные блики играли на новеньких обоях цвета топленого молока, а я стояла посреди гостиной, прижимая к груди образцы тканей для штор. Наконец-то ремонт подходил к концу. Три месяца жизни в строительной пыли, запахе краски и постоянном шуме дрели — все это скоро останется позади.
— Ну что, Ирочка, определилась? — Тамара, моя лучшая подруга еще со школьной скамьи, присела на подоконник, разглядывая комнату. — Я бы взяла вот эти, с птичками. И легкие, и уютные.
— Думаешь? — я приложила образец к окну. — А мне кажется, слишком пестро. Коля любит что-нибудь спокойное, без лишних деталей.
Тамара только хмыкнула, но промолчала. Она никогда не понимала моего стремления во всем угодить мужу. «Вечно ты под него подстраиваешься», — говорила она. А я считала это заботой. Мы с Николаем вместе уже восемнадцать лет, трудные времена бывали разные, но он всегда оставался надежным плечом.
— Знаешь, Том, я впервые за долгое время чувствую, что жизнь налаживается, — я опустилась в единственное кресло, которое мы не отдали на перетяжку. — Квартира своя, ремонт почти закончен. Коля на хорошей работе. Даже не верится, что теперь можно просто... жить. Без вечного страха за завтрашний день.
— Рада за тебя, — Тамара улыбнулась, но как-то натянуто. — Главное, чтобы эта стабильность не оказалась мыльным пузырем.
Я не успела ответить — входная дверь скрипнула, и в прихожей послышались тяжелые шаги. Николай вернулся с работы раньше обычного.
— Дамы, здравствуйте, — он заглянул в гостиную, прислонившись плечом к дверному косяку. Выглядел он уставшим: глубокие морщины вокруг глаз, поседевшие виски, плечи опущены. Но улыбка — по-прежнему теплая и родная.
— Коленька, ты чего так рано? — я поднялась ему навстречу.
— Решил сегодня пораньше, все равно завтра суббота, — он поцеловал меня в щеку и кивнул Тамаре. — Что, выбираете наряды для окон?
— Ага, никак не могу определиться, — я показала ему образцы. — Может, посоветуешь?
— Доверяю твоему вкусу, солнышко, — Николай бросил взгляд на ткани и устало потер глаза. — Я, пожалуй, прилягу ненадолго. День тяжелый был.
Когда он ушел в спальню, Тамара неодобрительно покачала головой:
— И так всегда? "Доверяю твоему вкусу", а сам даже не посмотрел толком?
— Он просто устал, — я машинально начала складывать образцы. — У него на работе сейчас аврал.
— Ну-ну, — протянула подруга, но развивать тему не стала.
А я подошла к окну и впервые за долгое время позволила себе помечтать. Вот повесим шторы, купим новый диван, может быть, даже съездим летом на море... Странное чувство — планировать что-то дальше, чем на месяц вперед. После стольких лет неопределенности и экономии каждой копейки, мы наконец обрели свой угол. Николай сдержал обещание, данное еще в начале нашего брака: "У нас будет свой дом, Ириша. Обязательно будет".
Когда Тамара ушла, я заглянула в спальню. Николай спал, раскинув руки. Его лицо во сне казалось моложе, беззащитнее. Я тихонько прикрыла дверь. Пусть отдыхает. Завтра мы вместе выберем шторы. И все остальное — тоже вместе.
Я тогда и представить не могла, что наше "вместе" скоро будет выставлено на продажу, как те безделушки, что мы распродавали в трудные времена.
Просто формальность
Вечер субботы выдался тихим и по-домашнему уютным. Я заварила чай с мятой — любимый Колин сорт — и принесла в гостиную вместе с вазочкой печенья. Николай сидел в кресле, что-то внимательно изучая в телефоне.
— Может, фильм какой-нибудь посмотрим? — предложила я, устраиваясь на диване.
— Ириш, нам поговорить надо, — Николай отложил телефон и как-то странно потер ладони. Это его жест всегда выдавал волнение.
— Что-то случилось? — я насторожилась.
— Да нет, ничего такого, — он помедлил, отводя взгляд. — Помнишь мою сестру Ларису?
Еще бы не помнить. Лариса была полной противоположностью Николая: шумная, напористая, вечно втянутая в какие-то авантюры. Виделись мы редко — она жила в другом городе и приезжала раз в пару лет, обычно когда ей требовалась Колина помощь.
— Конечно, помню. С ней все в порядке?
— Да, все нормально, — Николай сделал глоток чая. — Просто у нее сейчас некоторые... финансовые сложности. Она потеряла работу, а у нее дочка в институт поступает.
Я молча ждала продолжения. Если Ларисе нужны деньги, то наша помощь будет скромной — лишних средств у нас не было.
— В общем, я временно оформил нашу квартиру на нее, — выпалил он, глядя куда-то поверх моей головы.
— Что? — я не была уверена, что правильно его расслышала. — В каком смысле оформил?
— Ириш, это просто юридическая формальность, — Николай наконец посмотрел мне в глаза, говоря быстро и убедительно. — Понимаешь, ей нужно получить социальную выплату, а для этого требуется, чтобы у нее была собственность. Чисто на бумаге.
— Но... — я растерянно замолчала. В голове роились десятки вопросов, но я не знала, с чего начать.
— Это временно, всего на несколько месяцев, — уверял он, видя мое замешательство. — Потом она все оформит обратно. Я бы не стал этого делать, но у нее действительно тяжелая ситуация.
— А почему ты не обсудил это со мной раньше? — я почувствовала, как к горлу подкатывает обида.
— Не хотел тебя беспокоить, — он виновато развел руками. — У тебя и так столько забот с ремонтом. Да и решать нужно было быстро.
Я отставила чашку. Внутри нарастала тревога — смутная, похожая на предчувствие.
— Коля, это ведь наша квартира. Я думала, такие решения мы принимаем вместе.
— Ириша, родная, — его голос стал мягче. — Я же говорю — это чистая формальность. На нашу жизнь это никак не повлияет. Просто помощь близкому человеку.
Я хотела возразить, но он уже пересел ко мне на диван и обнял за плечи.
— Ты же знаешь, я бы никогда не сделал ничего, что могло бы навредить нам, — шептал он, целуя меня в висок. — Доверься мне, как всегда.
И я промолчала. Как всегда. Закрыла глаза и кивнула, хотя внутри что-то сопротивлялось, кричало, что нельзя так просто отдавать наше единственное имущество, даже если это "всего лишь на бумаге".
— Хорошо, — тихо сказала я. — Я верю тебе.
Николай заметно расслабился, словно камень с души упал.
— Спасибо за понимание. Я знал, что ты поймешь.
Остаток вечера мы действительно смотрели какой-то фильм. Только я не запомнила ни сюжета, ни актеров. Перед глазами стояла картина: наши документы, наша квартира, наша безопасность — все это теперь в руках женщины, которая за все годы ни разу не позвонила просто так, чтобы узнать, как у нас дела.
Я заснула с тяжелым сердцем. А на следующий день мы поехали выбирать шторы, будто ничего не произошло. Николай был особенно внимателен и даже сам предложил взять те, что с птичками, хотя раньше считал такой принт "слишком женским". Я улыбалась и благодарила, но не могла отделаться от мысли, что это его способ загладить вину.
Тогда я еще не знала, что это только начало. Первая трещина в фундаменте, который мы так долго и старательно строили.
Когда рушится мир
Конверт пришел в четверг. Обычный белый конверт с печатью районного суда, доставленный заказным письмом. Я расписалась за него, даже не подозревая, что внутри — мина замедленного действия, способная уничтожить всю мою жизнь.
Стояла на кухне, перечитывая строчки официального документа, и чувствовала, как холодеет всё внутри. "...исковое заявление... о признании права собственности... Ларисы Петровны Соколовой... на квартиру, расположенную по адресу..."
Руки дрожали, а перед глазами плыло. Не могла поверить. Не хотела верить. Лариса подала в суд на нас? Требует признать квартиру своей собственностью?
Я опустилась на табурет, пытаясь собраться с мыслями. "Это какая-то ошибка, — твердила я себе. — Коля говорил, что это временно, формально, просто помощь..."
Николай вернулся с работы поздно, когда я уже два часа сидела в темной кухне. Не включила свет — не было сил встать. Слышала, как он вошел в прихожую, разувается, вешает куртку, зовет меня. Потом щелкнул выключателем в кухне и замер на пороге, увидев меня.
— Ириш, ты чего в темноте? Что-то случилось?
Молча протянула ему конверт. Он включил верхний свет, достал бумаги, начал читать. И я видела, как менялось его лицо — недоумение, шок, паника.
— Что это значит? — мой голос звучал чужим, с металлическими нотками.
— Я... я не понимаю, — он опустился на стул напротив. — Это какая-то ошибка.
— Ошибка? — я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. — Твоя сестра требует нашу квартиру через суд! Какая тут может быть ошибка?
— Я звонил ей сразу, как прочитал, — Николай лихорадочно листал документы. — Она не берет трубку. Но я уверен, это недоразумение. Лариса бы никогда...
— Никогда что? — перебила я. — Не обманула бы нас? Не воспользовалась твоей наивностью? Не отняла бы единственное, что у нас есть?
Николай провел рукой по лицу, словно стирая невидимую паутину.
— Я подписал какие-то бумаги, — признался он едва слышно. — Лариса сказала, что это стандартные документы для оформления временной собственности.
— И ты не читал, что подписываешь? — я не верила своим ушам.
— Там было много страниц, — он безвольно опустил руки на стол. — Я доверял ей, она же моя сестра... Она заверила, что через пару месяцев все вернет обратно.
Я закрыла глаза. Восемнадцать лет брака, и я до сих пор не могла поверить в его безграничную наивность. Или это не наивность? Может, беспечность? Или что-то еще, чему я не могла найти названия?
— Завтра я поеду к ней, — твердо сказал Николай. — Выясню всё. Уверен, это какое-то недоразумение.
— Недоразумение? — я почувствовала, как к горлу подкатывает истерический смех. — Коля, очнись! Она подала в суд! Это официальный документ! Какое тут может быть недоразумение?
Он смотрел на меня растерянно, будто не понимая, почему я так реагирую.
— Ты представляешь, что будет, если она выиграет? — я задыхалась от бессилия. — Нам некуда идти! У нас ничего больше нет!
— Она не может выиграть, — голос Николая звучал неуверенно. — Мы вместе покупали эту квартиру, есть документы...
— Документы? — я горько усмехнулась. — Какие документы, Коля? Ты же сам всё переоформил на неё! Своими руками отдал нашу крышу над головой!
Он молчал, опустив голову. А я смотрела на него и не узнавала. Где тот надежный мужчина, которому я доверяла всю свою жизнь? Который обещал защищать меня? Который клялся, что никогда не даст меня в обиду?
— Я всё исправлю, — наконец произнес он. — Обещаю.
Но его обещание повисло в воздухе пустым звуком. Я больше не могла верить его словам. Что-то оборвалось внутри — та невидимая нить доверия, которая связывала нас все эти годы.
— Знаешь, что самое страшное? — тихо сказала я. — Не то, что мы можем остаться без квартиры. А то, что ты даже не посоветовался со мной, принимая решение, которое касалось нас обоих. Ты решил за меня. И теперь мы оба расплачиваемся.
Николай поднял на меня глаза — покрасневшие, полные раскаяния. Но было уже поздно. Я встала и вышла из кухни, оставив его наедине с бумагами, которые он так легкомысленно подписал.
Ночью не могла заснуть. Лежала, глядя в потолок, и думала: как быстро может рухнуть то, что строилось годами. Одна подпись — и целая жизнь под угрозой.
На дне пропасти
Телефон зазвонил, когда я чистила картошку на ужин. Мельком глянула на экран — номер незнакомый, но городской. Вытерла руки о фартук, нажала зеленую кнопку.
— Алло, Ирина Александровна? Беспокоит Сбербанк.
И тут понеслось! Девица с приторно-вежливым голосом тарахтела про просрочки, проценты, про какой-то кредит... я даже не сразу поняла, о чем она. Какой еще кредит? На какой ремонт?
— Минуточку, — перебила я ее, — вы что-то путаете. Я никаких кредитов не брала.
Она помолчала секунду, потом заговорила еще приторнее:
— У меня перед глазами ваш договор, Ирина Александровна. Потребительский кредит на сумму 450 тысяч рублей, целевой — ремонт жилого помещения. Ваша подпись стоит на всех страницах. Три месяца просрочки.
Я опустилась на табуретку. В глазах потемнело. Будто пропасть разверзлась под ногами.
Сколько еще сюрпризов приготовил мне Коля? Сначала квартиру на сестру переписал, теперь это...
— Вы меня слышите? — голос стал жестче. — Если ситуация не будет исправлена в ближайшее время, банк начнет процедуру принудительного взыскания. Это может привести к изъятию имущества.
— Какого имущества? — я нервно рассмеялась. — Квартиры, которую мой муж уже отдал своей сестрице? Или этой кастрюльки с картошкой?
Девица на том конце замялась, не зная, что ответить на мою истерику.
— Я свяжусь с вами позже, — сказала я и отключилась.
Схватила куртку и выскочила из квартиры, как была — в домашних тапочках и без шапки. Плевать! Сейчас главное — не разреветься прямо на лестничной клетке, чтоб соседи не видели.
Не помню, как добрела до парка. Октябрь выдался холодным, земля под скамейкой промерзла, ветер швырялся в лицо пригоршнями сухих листьев. А мне было все равно. Сидела, кутаясь в куртку, и тупо смотрела на детскую площадку, где какой-то папаша гулял с дочкой. Девочка, лет пяти, в розовой курточке, пыталась съехать с железной горки, но боялась. Папаша терпеливо уговаривал, обещал поймать. Я поймал бы, да? Я поймал бы?
Внутри что-то оборвалось. Слезы хлынули сами собой — горячие, злые. Нет, никто меня не поймает. Некому. Тот, кто должен был поддерживать и защищать, сам столкнул в пропасть.
Телефон зазвонил снова. Тамарка.
— Ты где? — без предисловий спросила она.
— В парке сижу, мерзну, — я хлюпнула носом. — Реву как дура.
— В каком парке? В нашем, возле дома? Сейчас приеду.
— Не надо, Том, — запротестовала я. — У тебя работа.
— Да пошла она, работа эта! — рявкнула Тамарка. — Сиди там, не вздумай никуда уходить.
Я послушно кивнула, хотя она не могла этого видеть.
Она примчалась через двадцать минут, запыхавшаяся, с красным от бега носом. Плюхнулась рядом на скамейку, обняла за плечи.
— Давай, рассказывай, что стряслось.
И я рассказала. Про звонок из банка. Про кредит, о котором и не подозревала. Про подпись, которую даже не видела.
— Погоди-ка, — Тамара нахмурилась. — Это что же получается, твой благоверный...
— Подделал мою подпись, — закончила я за нее. — Набрал кредитов и преспокойненько молчал.
— А ты не думала..."Может никаких кредитов и нет?" — она прищурилась. — Звонила левая тетка, назвалась банком. Мошенников сейчас полно.
Я покачала головой:
— Уже проверила через приложение. Кредит настоящий, Том. Всё по-честному. Кроме подписи, конечно.
Тамарка прикусила губу. Я знала, что она хочет сказать. Что предупреждала меня. Что никогда не доверяла Николаю. Но она промолчала, только крепче обняла:
— Поехали ко мне. Хватит тут мерзнуть.
Домой я вернулась поздно, промерзшая до костей, но странно спокойная. Будто все эмоции выплакала там, в парке, и внутри осталась только пустота.
Николай сидел на кухне в темноте. Даже чайник не поставил, так и сидел в потемках. Услышал, как я вошла — дернулся, но свет не включил.
— Ты где была? — спросил из темноты.
— У Тамарки, — я нашарила выключатель.
Яркий свет резанул по глазам. Коля сидел ссутулившись, скрючившись каким-то старичком. Краем сознания отметила: седины прибавилось. Когда успел так поседеть?
— Звонили из банка, — проговорил он, не поднимая глаз. — Насчет просрочки.
— Знаю, — я прислонилась к холодильнику. — Мне тоже звонили.
Он наконец поднял взгляд — потухший, загнанный.
— Ириш, я хотел как лучше. Ремонт, мебель новая, шторы твои любимые... Думал сам расплачусь потихоньку.
— На свою зарплату? — я хмыкнула. — Ту, что едва на еду хватает?
— Подработки брал... — он запнулся. — Только там платят мало, а проценты набегают быстро.
Я смотрела на него и не узнавала. Чужой человек. Осунувшийся, жалкий. Этому я доверяла всю свою жизнь?
— А подпись мою подделать — легко? — спросила тихо. — Сразу получилось или тренировался?
Он вздрогнул, будто я его ударила.
— Ирин, я все объясню...
— Не надо, — перебила я. — Уже наслушалась твоих объяснений. Что с Ларисой? Дозвонился до сестрицы?
— Дозвонился, — он потер лицо ладонями. — Говорит, ничего не может сделать. Что документы уже в суде, и процесс не остановить.
— И ты, конечно, поверил? — вырвалось у меня.
— А что мне еще остается? — он развел руками. — Она клянется, что ей самой угрожают какие-то люди, требуют денег. Что оформила нашу квартиру на себя, чтобы они не забрали ее дом. Обещает, когда разберется со своими проблемами, все вернуть.
Я прикрыла глаза. Снова сказки. И он снова верит.
— И что теперь? — спросила устало.
— Не знаю, — голос его дрогнул. — Пытался в долг взять, но таких денег ни у кого нет. Думал, может, продать что-нибудь...
— Что? — я оглядела нашу убогую кухоньку. — Этот допотопный холодильник? Или бабушкины чашки?
Он понуро молчал.
— Знаешь, что самое паршивое? — сказала я, борясь с подступающими к горлу слезами. — Даже не то, что мы можем остаться на улице. А то, что восемнадцать лет я жила с человеком, которого, оказывается, совсем не знала.
— Прости, — прошептал он. — Прости, я все исправлю...
Я молча повернулась и вышла. Не хотела, чтобы он видел, как из глаз снова потекли предательские слезы.
В спальне забралась под одеяло, не раздеваясь. За окном мигал фонарь — то вспыхивал, то гас. Завтра позвоню маме, думала я. Поеду к ней в деревню, если что. В сарайчике переночую. Или у соседки ее, бабы Клавы. Старая карга, конечно, но приютит.
А потом вдруг поймала себя на мысли: почему я думаю о сарайчике? Почему готова ютиться у скандальной бабки? Всю жизнь под кого-то подстраиваюсь, на что-то соглашаюсь. Пора перестать бояться и начать самой решать свою судьбу. Иначе, правда, так и останусь у разбитого корыта. Одна. Никому не нужная.
Перелом
Утром встала рано — в шесть, хотя обычно до будильника глаз не открывала. Да и какой там сон, если всю ночь проворочалась, подушка хоть выжимай. Коля на диване спал — слышала, как ворочается, вздыхает. Пусть, мне так даже проще.
Достала с антресолей старый чемодан — еще мамин, с металлическими уголками. Щелкнула замками. Так, что брать-то? В голове каша, руки дрожат.
Трусы, носки, футболки — сложила стопочкой. Юбку шерстяную, кофту теплую — зима на носу. Сапоги зимние не влезут, придется в них ехать. Шампунь, зубная щетка... Блин, а запасную пасту куда сунула? Порылась в ящике, нашла начатый тюбик. Сойдет.
Документы, конечно. Паспорт, медполис. Фотография родителей — папа на ней еще молодой, улыбается. Единственное, что от него осталось.
Мысли путались. Представляла, как приеду к Томке, и что дальше? Сколько у нее жить? На какие шиши? Работы у меня нет — все эти годы крутилась как белка в колесе с домом, ремонтами, Колиными проблемами. А теперь что? В пятьдесят два на кассу в супермаркет? Или полы мыть?
Руки сами остановились. А имею ли я право вот так все бросить? Может, еще можно что-то склеить? Восемнадцать лет все-таки вместе...
Тихий скрип половицы заставил обернуться. Коля стоял в дверном проеме — помятый, с красными глазами, в застиранной футболке.
— Уезжаешь? — спросил хрипло.
— К Тамаре, — буркнула я, продолжая складывать вещи. — Она приедет за мной.
— Не надо, — он шагнул в комнату. — Ириш, не уезжай. Давай вместе что-нибудь придумаем.
Я подняла глаза. Стоит, переминается с ноги на ногу, как нашкодивший мальчишка. Никогда его таким жалким не видела.
— Что придумаем, Коль? — я защелкнула чемодан. — Как твоя сестрица нас на улицу выкинет? Или как банк имущество описывать будет?
— Я все исправлю, — он шагнул ближе. — Поговорю с юристом, в банке еще раз объясню ситуацию...
Слушала его и понимала — не верю. Ни единому слову не верю. Слишком много обещаний я слышала за эти годы, слишком много "все будет хорошо". А в итоге — пустота. Квартира, которую мы так долго выплачивали, теперь не наша. Ремонт, который доставил столько хлопот, оказался долговой ямой.
— Послушай, — он сел на край кровати, — я понимаю, что ты злишься. Имеешь право. Но не бросай меня. Не сейчас.
— А когда, Коль? — я скрестила руки. — Когда на улице окажемся?
— Я найду выход, — он смотрел мне в глаза с отчаянием. — Обещаю. Только останься.
Сердце защемило. Было время, когда я верила в эти глаза, в эти обещания. Когда думала, что нет на свете человека надежнее. Какой же наивной я была.
— Мне нужно побыть одной, — сказала тихо. — Подумать. Решить, что делать дальше.
— А как же мы? — его голос дрогнул.
— Какие "мы", Коля? — я грустно улыбнулась. — Ты уже давно сам по себе. И решения принимаешь без меня.
— Но я люблю тебя, — он протянул руку и коснулся моих пальцев.
Странно, но я даже не отдернула ладонь. Просто смотрела на его руку — с мозолями от дрели, с облупившейся заусеницей на большом пальце. Рука человека, с которым я прожила почти два десятка лет. Который знал, где болит мой шрам от аппендицита, как я люблю чай, почему боюсь высоты.
Но знала ли я его? Того, кто за моей спиной вершил судьбу нашей семьи? Кто прятал правду и сочинял оправдания?
— И я любила тебя, — тихо сказала я. — Но сейчас не знаю, кого любила. Того, кто был на самом деле, или того, кого придумала.
Внизу раздался гудок машины. Тамарка приехала, как и обещала.
— Мне пора, — я высвободила пальцы и взялась за ручку чемодана.
— Когда вернешься? — в его голосе звучали слезы, хотя глаза оставались сухими.
— Не знаю, — честно ответила я. — Может, никогда.
Он вздрогнул, словно от удара.
— Что мне делать? — спросил растерянно.
— Впервые за долгое время я даю тебе совет, — сказала, направляясь к выходу. — Думай сам.
И вышла, не оглядываясь, хотя спиной чувствовала его взгляд. Тащила тяжелый чемодан по лестнице и думала: вот он, перелом. Момент, когда прежней жизни приходит конец. Страшно? Еще как. Но стоять на месте и смотреть, как рушится все, что было дорого — еще страшнее.
Тамарка гудела внизу нетерпеливо. Торопила. А я спускалась по ступенькам медленно, словно давая себе время передумать. Но внутренний голос твердил: "Иди. Не оглядывайся. Это твой шанс начать заново".
И я шла. Навстречу неизвестности, страху, одиночеству. Но, странным образом, и навстречу себе.
На обломках
Квартира без Ирины превратилась в склеп. Холодильник пустой, на подоконнике пыль, в раковине — гора немытой посуды. Колька и раньше не особо по хозяйству помогал, а теперь и вовсе руки опустил.
Снова набрал номер сестры — гудки, гудки, а потом равнодушный голос автоответчика: «Оставьте сообщение после сигнала». Блин, трубку возьми хоть раз, зараза!
— Лариса, это я. Надо поговорить. Перезвони.
Швырнул телефон на диван и уставился в окно. За стеклом хлестал дождь, мутные ручьи стекали по стеклу, размывая вид на унылый двор. Как там Иришка? Хоть бы весточку какую прислала...
Мобильник завибрировал — он кинулся как ошпаренный. Но это была Лариса.
— Чего трезвонишь? — недовольно буркнула сестра.
— Нам поговорить нужно. О квартире, — он старался говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало.
— А чего о ней говорить? — голос сестры стал жёстче. — Документы в суде, всё по закону.
— Лара, ты же обещала... — он сглотнул, — что это временно, просто поможешь с выплатами.
Сестра хмыкнула в трубку:
— Коля, ты что, правда поверил? Мне бабки нужны, понял? Продам твою халупу — долги закрою.
— Но мы с Ириной годами на неё копили! — он почувствовал, как задыхается от злости. — Куда нам теперь?
— А мне какое дело? — отрезала сестра. — У меня дочь в институт поступает, кредиты висят. Себя и свою бабу обеспечить не можешь — не моя забота.
— Лара, мы же родные люди...
— Родные? — она аж поперхнулась. — А где твоё родство было, когда у меня Катьку чуть опека не забрала? Когда я побираться ходила? Хоть раз помог?
— Я не знал...
— Вот и я больше знать не хочу! — отрезала она. — Не звони больше. Я уже покупателей нашла.
Гудки. Колька сидел, стиснув телефон так, что пальцы побелели. Ну и стерва! Своя же сестра! Кто бы мог подумать...
Он побрёл в спальню. Кровать не заправлена, пахнет затхлостью — окно неделю не открывал. На тумбочке Иришкина заколка валяется — синенькая такая, с цветочком. Забыла.
Рядом их свадебное фото в рамке. Молодые, весёлые... Он тогда ещё клялся беречь её, заботиться. Вот, сберёг. Без крыши над головой оставил.
Как она там у Томки? Позвонить? А что скажет? Что сестра нагло квартиру отжимает? Что даже юрист разводит руками?
Внезапно в голову пришла мысль. Валерка! Одноклассник, в прокуратуре работает. Может, подскажет что?
Он схватил телефон, нашёл номер.
— Валер, это Коля. Слушай, мне твоя помощь нужна. Срочно. Тут такое дело...
Может, ещё не всё потеряно? Хоть маленький шанс, но должен же быть! Иначе как он Иришке в глаза смотреть будет? Как прощения просить?
День правды
Зал суда оказался маленьким, душным, с деревянными скамейками, отполированными сотнями людских судеб. Я сидела, выпрямив спину, и старалась не смотреть в сторону Ларисы. Только мельком заметила ее — холеную, с модной стрижкой, в дорогущем пальто. На мои деньги, небось, прибарахлилась, стерва.
Рядом со мной сидела Тамара, как всегда собранная и деловитая. Две недели она меня по юристам таскала, документы копировала, свидетелей искала. «Ты что, Ирка, так просто сдаться решила? — возмущалась подруга. — Нет уж, будем биться!»
Коля на отдельной скамейке примостился, бледный, осунувшийся. Пару раз пытался со мной заговорить перед заседанием, но я отворачивалась. Не готова еще. Рано.
— Заседание объявляется открытым, — судья, женщина лет пятидесяти с усталыми глазами, оглядела присутствующих. — Рассматривается дело о признании права собственности на квартиру...
Я слушала формальности вполуха. Взгляд сам собой возвращался к Ларисе. Как же они с Колей непохожи. Он — весь открытый, доверчивый до наивности. Она — расчетливая, с холодным прищуром. Интересно, их родители заметили эту разницу? Или тоже были слепы, как мой муж?
— Истица, изложите суть вашего требования, — обратилась судья к Ларисе.
Та поднялась, одернула дорогой пиджак.
— Я прошу признать мое право собственности на квартиру, — звонкий голос звучал уверенно. — У меня есть документы, подтверждающие, что мой брат добровольно передал мне эту недвижимость.
— А также представить доказательства того, что ответчик осознавал последствия своих действий, — добавил ее адвокат, лощеный парень с папкой бумаг.
Судья кивнула и повернулась к нам.
— Ответчик, вы признаете факт передачи квартиры?
Николай поднялся, неловко одергивая пиджак. Я знала этот пиджак — единственный приличный, купленный еще к свадьбе племянницы. Теперь он висел на нем, как на вешалке — похудел за эти недели.
— Я... я подписал документы, — голос его дрогнул. — Но не понимал, что это дарственная. Сестра сказала, что это временная формальность.
Лариса фыркнула. Судья строго посмотрела на нее.
— Вы имеете документальные доказательства того, что были введены в заблуждение?
Николай растерянно покачал головой. Конечно, нет. Какие доказательства? Родная сестра же, поверил на слово.
— В таком случае, третья сторона, — судья повернулась ко мне. — У вас есть что добавить?
Тамара легонько толкнула меня локтем. Я поднялась, расправила плечи. Сердце колотилось как сумасшедшее.
— Да, ваша честь, — мой голос прозвучал неожиданно твердо. — Я хочу оспорить законность этой сделки.
— На каком основании? — судья приподняла бровь.
— Эта квартира — совместно нажитое имущество, приобретенное в браке. Мой муж не имел права единолично распоряжаться ею без моего согласия.
Лариса поджала губы. Ее адвокат что-то быстро листал в папке.
— У вас есть доказательства совместного приобретения? — спросила судья.
— Да, — я кивнула на Тамару, которая уже протягивала папку с документами. — Здесь выписки со счетов, подтверждающие, что первоначальный взнос был сделан с моего личного счета. Также квитанции об оплате ипотеки, которую мы выплачивали вместе.
Судья взяла папку, начала просматривать. Я продолжила:
— Кроме того, здесь документы из банка о кредите на ремонт, оформленном на мое имя с подделанной подписью. Экспертиза подтвердила, что я не подписывала эти бумаги.
По залу прошла волна шепотков. Лариса побледнела и что-то яростно зашептала своему адвокату.
— Тишина в зале, — постучала ручкой судья. — Продолжайте.
Я оглядела зал. Николай смотрел на меня с изумлением и... гордостью? Странно. Раньше я всегда была в его тени, позволяла решать за нас обоих.
— Ваша честь, я прожила с мужем восемнадцать лет, — голос мой окреп. — Все эти годы я доверяла ему, верила каждому слову. Позволяла решать финансовые вопросы, закрывала глаза на многое. И вот результат — я могу остаться без крыши над головой из-за чужой алчности.
Лариса вскочила:
— Ваша честь, это клевета! Я требую...
— Сядьте! — резко оборвала ее судья. — Вы получите слово позже.
Я сделала глубокий вдох.
— Долгое время я жила чужими интересами, — сказала медленно. — Сначала родителей, потом мужа, его семьи... Но теперь я здесь, чтобы защитить себя. Потому что больше некому.
Я села, чувствуя, как дрожат колени. Тамара сжала мою руку. Судья задумчиво постукивала ручкой по столу.
— Суд удаляется для принятия решения, — сказала она, поднимаясь. — Перерыв на тридцать минут.
В коридоре Тамара обняла меня за плечи.
— Молодец, Ирка! Как ты ее! Видела, как эта крашеная перетрухнула?
Я слабо улыбнулась. Храбрость улетучилась, оставив после себя опустошение и тревогу.
— А если не поможет? — прошептала я. — Если все напрасно?
— Не напрасно, — Тамарка крепче обняла меня. — Уже не напрасно. Ты наконец-то заступилась за себя. Это дорогого стоит.
...Судья вернулась через сорок минут. Объявила, что дело требует дополнительного рассмотрения, назначила новое заседание через две недели. Лариса злобно сверкнула глазами, что-то яростно выговаривала своему адвокату.
А я... я почувствовала странное облегчение. Будто тяжелый камень с души свалился. Что бы ни решил суд, я сделала все, что могла. Не сдалась. Не спряталась за чужую спину.
Когда я выходила из зала, Николай догнал меня у дверей.
— Ира, — он коснулся моего локтя, — подожди. Можно с тобой поговорить?
Я обернулась и впервые за две недели посмотрела ему в глаза. Возможно, теперь я была готова его выслушать. Не простить — еще нет. Но выслушать — пожалуй.
Разговор начистоту
Маленькая кофейня напротив суда казалась островком спокойствия после нервного заседания. Мы с Николаем сидели друг напротив друга, словно чужие люди на первом свидании. Он крутил в руках чашку с остывшим кофе, я рассматривала трещинку на блюдце. С чего начать разговор после такого?
— Ты была сегодня... потрясающей, — нарушил молчание Коля.
Я подняла глаза. Он смотрел на меня с каким-то новым выражением — смесь восхищения и растерянности.
— Да уж, пришлось, — я пожала плечами. — Не хочу остаться на улице в пятьдесят два года.
— Прости меня, — он наклонился ближе, голос дрогнул. — Я все разрушил. Нашу семью, наш дом...
— Почему? — этот вопрос мучил меня две недели. — Почему ты так легко поверил Ларисе? Почему не посоветовался со мной?
Николай опустил глаза.
— Я... я хотел как лучше, — он покачал головой. — Лариса позвонила, плакала в трубку. Рассказывала, что Катю могут отчислить из колледжа за неуплату, что ей нечем платить за квартиру. Что нужно срочно получить какую-то социальную выплату, а для этого нужно имущество.
— И ты решил просто отдать ей нашу квартиру?
— Я думал, это временно, — он поднял на меня измученные глаза. — Клянусь, Ира. Она обещала, что через пару месяцев все вернёт.
— А бумаги? Неужели трудно было прочитать, что ты подписываешь?
— Она принесла целую пачку, — он развел руками. — Сказала, что это стандартная процедура, просто формальность. Я доверял ей, она же... она же сестра.
Я покачала головой. Всю жизнь эта черта Николая — детская доверчивость — казалась мне милой. Теперь она обернулась кошмаром.
— А кредит? — спросила тихо. — Зачем ты подделал мою подпись?
— Я хотел сделать тебе сюрприз, — он опустил голову. — Помнишь, как ты мечтала о новой кухне? О шторах с птичками? Думал, сам выплачу потихоньку, ты и не узнаешь.
— На твою-то зарплату? — я горько усмехнулась.
— Я подработки брал, — он потер виски жестом смертельно уставшего человека. — По ночам таксовал, на выходных грузчиком... Только все равно не успевал с платежами.
Я смотрела на этого сломленного, поседевшего мужчину и не узнавала того Колю, за которого когда-то вышла замуж. Куда делся тот уверенный, полный планов парень? Или его никогда и не было, а был только в моем воображении?
— Знаешь, что самое обидное? — я обхватила чашку озябшими пальцами. — Даже не то, что мы можем потерять квартиру. А то, что ты мне не доверял. Не счел нужным поговорить, посоветоваться. Будто я не жена тебе, а так — приложение к дому.
— Нет, Ира, — он порывисто схватил мою руку. — Я просто не хотел тебя тревожить. Ты и так столько вынесла за эти годы...
— Это мне решать, что я могу вынести, а что нет, — я мягко, но твердо высвободила руку. — Мы должны были вместе принимать такие решения. Вместе разбираться с проблемами. А ты все взвалил на себя, а потом... не справился.
Он съежился, словно от удара.
— Я все испортил, — прошептал еле слышно. — Я потерял тебя, потому что всех ставил выше — сестру, свою гордость, свои дурацкие сюрпризы...
Странно, но я не чувствовала злости. Только усталость и глухую тоску по тому, что могло бы быть.
— Что будем делать дальше? — спросила я. — С квартирой, с судом?
— Я нашел хорошего юриста, — оживился Николай. — Он говорит, у нас есть шансы. Особенно теперь, когда ты предоставила доказательства, что квартира — совместно нажитое имущество.
— Одних шансов мало, Коль. Нужно действовать.
— Я поеду к Ларисе, — решительно сказал он. — Не по телефону, а лично. Поговорю. Может быть, еще можно как-то договориться.
— После всего, что она сделала? — я недоверчиво покачала головой.
— Она моя сестра, Ир, — он вздохнул. — Что-то с ней случилось. Лариса никогда такой не была. Жадной, злой. Раньше мы дружили, помогали друг другу.
Я промолчала. Не хотела говорить, что думаю о его сестре и ее "проблемах".
— А как ты? Где живешь? — спросил он после паузы.
— У Тамары пока, — я пожала плечами. — Тесновато, конечно, но она не гонит.
— Возвращайся домой, — он посмотрел на меня с надеждой. — Квартира пока наша, суд еще не решил...
— Нет, Коля, — я покачала головой. — Еще рано.
Он кивнул, принимая отказ.
— Я понимаю. Но знай — я сделаю все, чтобы исправить то, что натворил.
Я смотрела на него и думала: может, и правда что-то изменилось? В том, как он держался, говорил, смотрел на меня... Будто пелена с глаз спала. Будто очнулся от долгого сна.
— Мне пора, — я поднялась. — Тамара ждет в машине.
— Я провожу, — он тоже встал.
Мы вышли из кафе молча. На улице моросил мелкий дождь, но было уже не холодно — весна потихоньку вступала в свои права.
У машины Тамары он остановился, неловко переминаясь с ноги на ногу.
— Ира, можно я тебе позвоню? — спросил, глядя мне в глаза. — Просто чтобы рассказать, как дела с квартирой, с Ларисой...
— Звони, — кивнула я.
И села в машину, не оглядываясь. Тамара завела мотор, но не трогалась с места.
— Ну что, поговорили? — она покосилась на меня.
— Да, — я пристегнула ремень. — Кажется, он наконец-то проснулся.
— И что теперь?
Я пожала плечами.
— Не знаю, Том. Поживем — увидим.
Мы тронулись с места, и я не выдержала — обернулась. Николай стоял под дождем, смотрел нам вслед и не пытался спрятаться. Только рука дернулась, словно хотел помахать, но не решился.
"Странно, — подумала я, отворачиваясь, — когда человек, которого знал двадцать лет, вдруг становится почти незнакомцем. И в то же время... остается родным".
Свои правила
Два месяца не была дома, а ключ все равно провернулся в замке как родной. Переступила порог и замерла — квартира пахла чистотой и свежестью. Ничего общего с тем бардаком, который я оставила.
— Коля? — окликнула я, разуваясь.
Выглянул из кухни — в фартуке, как заправский хозяюшка. Губы дрогнули в улыбке:
— Проходи, чай как раз готов.
На кухонном столе — чашки, печенье и баночка малинового варенья. Помнит, стервец, что я люблю.
— Погоди с чаем, — я достала из сумки папку. — Вот, держи. Суд признал сделку с твоей сестрицей недействительной.
Он выдохнул с таким облегчением, будто гора с плеч:
— Слава богу. У нас получилось.
— У тебя получилось, — поправила я. — Твои доказательства, твои свидетели.
— Ерунда, — он махнул рукой. — Если б не ты, я бы сдался еще тогда, в первый день.
Я присела на табуретку, разглядывая этого нового Николая. Осунулся, постарел, но в глазах что-то другое появилось. Решимость, что ли?
— Лариса как? — спросила, чтоб не молчать.
— Злится, — он пожал плечами. — Но хоть поговорить получилось. У нее правда долги были, коллекторы грозились дочь из института выгнать. Испугалась. Ну и решила... не просить, а просто взять.
— И что теперь?
— Машину продал, занял у ребят с работы, — он потер затылок. — Немного, но ей на первое время хватит. Остальное сама пусть решает. Хватит жертвовать нашей семьей.
Я вскинула брови от удивления. Раньше бы он последнюю рубаху отдал, веря в родственный долг.
— А кредит? — перешла к главному.
— Договорился о рассрочке, — он кивнул. — Плюс вторую работу нашел. В автошколе вечерами лекции читаю.
— Ты? Лекции?
— Представляешь, — он смущенно улыбнулся. — Оказывается, неплохо объясняю. Немного платят, зато стабильно.
Я подошла к окну. В нашем дворе вовсю шумел май — яркий, свежий. Соседский мальчишка носился на велосипеде, старушки на лавочке грелись на солнышке.
— Я возвращаюсь, — сказала, не оборачиваясь.
Позади — тишина. Потом осторожное:
— Насовсем?
— Да, — я повернулась к нему. — Но жить будем по-другому. По моим правилам.
— Каким? — он весь подался вперед.
— Никаких секретов. Финансы решаем вместе, — я загнула палец. — Я выхожу на работу. Тамарка место в бухгалтерии предложила.
— Это... здорово, — он кивнул, хоть и видно, что удивлен.
— И начинаем с чистого листа, — добавила я. — Прошлое не ворошим, но и не забываем.
Он поднялся, подошел ближе:
— Я согласен. На всё. Эти два месяца без тебя... как будто проснулся. Всю жизнь плыл по течению, не видел, что происходит на самом деле.
Смотрю на него — морщины глубже, седины больше. И взгляд другой. Будто повзрослел наконец.
— Дашь мне еще один шанс? — спросил тихо.
— Не знаю, — честно ответила я. — Пока просто возвращаюсь домой. Остальное покажет время.
Он принял ответ молча. Не стал ныть и клясться, как раньше бы сделал.
— Ну что, — улыбнулась я, — наливай свой чай. С малиновым вареньем.
Через месяц сидела на балконе, глядя, как Коля возится с цветами в ящиках. Развел целый сад — петунии, бархатцы, анютины глазки. С чего вдруг? Раньше даже кактус поливать забывал.
— Красиво цветут, — он показал на розовые петунии. — Нравится?
— Очень, — кивнула я.
— Ир, я тут подумал... — он замялся. — Может, в субботу в кино сходим? Мелодраму хорошую крутят.
Смотрю на него — загорелый от работы на даче, в старой футболке. Такой знакомый и такой новый.
— Давай сходим, — улыбнулась я.
И вдруг поняла — это же как свидание! Муж зовет жену на свидание после двадцати лет брака. Забавно, правда?
Но на душе стало тепло. Может, и правда начинаем все заново? Только теперь по моим правилам. А там, глядишь, сложатся новые — общие, настоящие.
— Принесу еще чаю, — Коля отряхнул колени.
— С малиновым вареньем!
— Обязательно, — он улыбнулся и скрылся в квартире.
А я подставила лицо теплому солнцу. Впереди — новая жизнь. Моя.
