Для промышленного рывка требовалась дорогостоящая закупка оборудования и технологий из-за рубежа. Самым активным торговым партнером довоенного СССР стали США и Германия. Из-за океана в Советский союз были приглашены инженеры многих известных иностранных компаний (Сименс, Форд, Дженерал Электрик и т.д.). В Москве был открыто советско-американское предприятие Госпроектстрой, в котором американский опыт изучили более 4 тыс. советских инженеров, и филиал немецкой компании Демаг – Центральное бюро тяжелого машиностроения. В развитии советской нефтехимии большое участие приняла компания Винклер-Кох, которая построила в СССР пятнадцать заводов по крекингу тяжелой нефти [740].
Главными источниками финансирования индустриализации в первую пятилетку стал экспорт сельхозпродукции (в 1927 году он составлял 57,2% от всего экспорта, в 1928 – 46%, в 1931 – 42,1% и т.д.) и промышленной продукции, причем с развитием индустриализации экспорт промышленности постоянно увеличивался, а сельхозпродукции падал, к тому же существенно менялась качественная структура экспорта: необработанное сырье замещалось готовой продукцией или прошедшей более глубокую обработку (вместо трепаного льна – чесаный и готовая пряжа, вместо кожи – обувь и т.д. [741]
И все равно денег на осуществление грандиозных планов не хватало, поэтому руководство страны стало искать альтернативные источники финансирования. Микоян, возглавлявший с 1926 года Наркомат торговли выступил с инициативой продажи культурных ценностей страны. В течении 5 лет с 1928 года Наркомторг проводил беспрецедентную эпопею по распродаже музейных ценностей, в том числе 2880 полотен Эрмитажа. Однако, разбазаривание национального достояния не привело к обещанным результатам. Выкинув на мировой рынок массу антиквариата, советские торговцы спровоцировали резкое падение их стоимости. В итоге за пять лет было выручено только 20 млн. рублей – сумма несоизмеримая с потерянными музейными ценностями. [742, 743]
Более эффективно действовал Торгсин, осуществлявший продажи населению продуктов питания и потребления за иностранною валюту и драгоценности. В условиях страшного голода начала 30-х годов и последующего непрекращающегося товарного дефицита у людей часто не было выбора: золото или жизнь. За первую пятилетку Торгсин выручил 287 млн. зол. руб. [744]. Были способы отбирать ценности у населения и вполне открыто. Так, ОГПУ под лозунгом борьбы со спекуляцией осуществляло насильственное изъятие ценностей и валюты у населения. Только за 1930 год таким способом было собрано более 10 млн. золотых рублей [745]. Таким образом, государство всеми возможными способами выкачивало золото.
Первый план пятилетки не был выполнен. Основными причинами стало заведомое завышение плановых заданий, отсутствие серьезного анализа финансово-экономических возможностей страны, нехватка квалифицированных кадров и ресурсов, искусственный характер роста городов и промышленных районов. Но несмотря на это, промышленный рост все равно был впечатляющим. Производственные фонды тяжелой промышленности за 4 года увеличились в 2,7 раза. За первые 2 пятилетки с 1928 по 1937 гг. выплавка чугуна выросла на 439%, стали – 412%, добыча угля – 361%, нефти – 246%, выработка электроэнергии – 724%. Невиданных успехов достигло машиностроение, продукция станков выросла на 2425%, автомобилей – на 25000%! [746]. Уже в 1934 году на 17 съезде партии Сталин констатировал, что удельный вес промышленности в валовой продукции народного хозяйства составил 70,4% [747]. В среднем в первые две пятилетки ежегодный рост ВВП составлял около 5-6%, почти сравнявшись с ВВП Германии в 1939 году [748].
Отдельное слово хочется сказать о развитие пищевой промышленности, которая существенно повлияла на продовольственную безопасность СССР. История многосторонней деятельности Анастаса Микояна, который в 1930 году возглавил наркомат снабжения, отображает всю противоречивость той эпохи: он занимался распродажей музейных ценностей, поддерживал сталинские репрессии и принимал в них активное участие, в том числе на своей родине в Армянской ССР, при этом сумел добиться заметных успехов в развитие пищевой отрасли. Как отдельную отрасль пищевую промышленность не рассматривали до 1930 года, пока не был основан новый наркомат снабжения. Микоян предложил обратиться к опыту зарубежных государств, как это делали в других отраслях. В СССР было приглашено около 70 специалистов-инженеров. В 1931 году в Москве был основан институт «Гипромясо», в рамках которого советскими и американскими инженерами были разработаны первые московские мясокомбинаты. Помимо иностранных специалистов в СССР стало поступать и самое современное зарубежное оборудование. Его общая стоимость для первых четырех мясокомбинатов составила 4,75 млн. рублей. [749]. Аналогично фактически с нуля стали развиваться другие направления отрасли: консервная, холодильная, молочная, кондитерская, крахмально-паточная, витаминная и т.д. При этом импортируемые высокотехнологичные машины служили образцом для организации их дальнейшего серийного производства в Советском Союзе. Например, на основе чаеупаковочных британских машин были созданы советские аналоги для Тбилисской чаеразвесочной фабрики.
Вопреки идеологическим противоречиям, советское руководство, сознававшее технологическое превосходство западных стран, тесно сотрудничало с капиталистическими державами: США, Германией, Великобританией, Италией и др. Для пищевой промышленности главным партнером также стали американские фирмы. В 1936 году «для ознакомления с пищевой промышленностью Северо-Американских Соединённых Штатов и перенесения опыта США в СССР» Микоян посетил Северную Америку [цитата по 751]. Примечательно, что это был исключительный случай в то время. До этого за океаном из советских руководителей на уровне Политбюро не бывал никто, а на уровне наркомов – только глава внешнеполитического ведомства Литвинов. Поездка оказалась исключительно плодотворной. За 2 месяца Микоян посетил более ста различных предприятий пищевой промышленности. Одновременно с ознакомлением, сразу же заключались договоры на покупку оборудования и технологий, для этого советская делегация предусмотрительно взяла большую сумму в валюте. [750, 751]
Результаты работы наркомата были значительными. К 1936 г. было построено и пущено в эксплуатацию 17 крупных мясных комбинатов, 8 беконных фабрик, 10 новых сахарных заводов, 41 консервный завод, 37 крупных холодильников, 205 механизированных маслодельных заводов, 9 кондитерских фабрик, 33 молочных завода, 11 маргаринных, 178 хлебных, 22 чайные фабрики. Во многих отраслях пищепрома СССР вышел на ведущие места в мире, например, по производству свекловичного сахара (130 млн. тонн, на втором месте была Германия – 91,8 млн. тонн). [752]
Благодаря таким успехам в городах уже в 1935 году была отменена карточная система. В январе 1936 за перевыполнение плана и достигнутые успехи А. И. Микоян был награждён орденом Ленина. В годы второй пятилетки было уделено большое внимание хлебной промышленности. К 1940 г. в строй вошло 280 хлебозаводов, которые вырабатывали около 60% всей хлебной продукции страны [753]. При этом Микоян не ограничивался «управлением из кабинета», чем сильно отличался от остальной партийной верхушки. «Он часто выезжал на предприятия своего наркомата, чтобы без посредников вникнуть во все производственные детали, поговорить с рабочими» [цитата по 754]. Несомненно, и то, что развитая пищевая промышленность сыграла важную роль в победе над фашизмом. Благодаря построенным заводам советская армия и работники тыла регулярно получали качественную продукцию, в первую очередь долго не портящиеся консервы и концентраты [751]. Но важно не забывать, каким образом и за счет каких ресурсов был достигнут столь прекрасный результат – благодаря жесткой эксплуатации русской деревни и ее населения, о чем речь шла ранее.
Понятно, что при такой взрывной индустриализации должна была произойти не менее стремительная широкомасштабная урбанизация. Советская урбанизация имела свои особенности, которые в наше время оцениваются в основном отрицательно. Главной причиной такой оценки является сам характер стремительности, породившей множество просчетов и «издержек», которые Россия расхлебывает до сих пор.
Так, если в 1897 году городское население не достигало 10 млн, т.е. составляло 1/7 населения в современных границах, то к концу 1930-х годов горожане уже составляли 1/3, в 1957 году - 1/2, а в 1991 году - почти 3/4 населения России, достигнув наивысшей в XX веке численности- 109,8 млн человек. Таким образом, за неполных сто лет численность городского населения увеличилась в России в 10 раз. При этом сельское население снизилось за этот же период с 108,1 млн. человек (84% от всего населения) до 38,7 млн. (26%). Наиболее интенсивный рост пришелся на первые две пятилетки. С 1929 по 1937 гг. прирост составил 18 млн. человек, увеличившись вдвое. После этого темпы роста городского населения постепенно снижались. [755]. Разберем подробнее отрицательные особенности советской урбанизации эпохи 1930-х (по Ю.Л. Пивоварову [755]):
- Переходный и незавершенный характер развития урбанизации, как следствие форсированной индустриализации. Именно в эпоху индустриализации рост городов стал четко привязываться к росту промышленности и плановой экономике. Это привело к формированию, так называемой, ложной урбанизации, характеризующейся искусственным и чрезмерным ростом городов в короткие сроки, создающим диспропорции в территориально-экономическом развитии страны. В СССР сложилась деформация отраслевой структуры занятости при сравнительно низкой производительности труда в промышленности и сельском хозяйстве. По подсчетам Горностаевой для нормального функционирования экономики доля городского населения в 1989 году должна была составлять около 60%, а не 66% (это в целом по СССР, а для РСФСР доля городского населения была еще выше – 73%), как это было в реальности [756]. После распада Советского союза в условиях наступившего глубокого экономического кризиса, когда промышленность многих моногородов рухнула, это соотношение ещё больше отклонилось от нормального состояния. Более того лихие девяностые стали отчасти следствием плохо продуманной плановой экономики, которая характеризовалась хаотичностью и произволом командных решений, не обладающих инструментами рыночного ценообразования, позволяющими более точно судить о спросе, предложении и издержках. Никакой «научной основы» в таком типе экономике быть не могло, она была эффективна в кризисных ситуациях, когда необходимо было срочно нарастить производство в определенных отраслях, например, в военное время, но в мирной долгосрочной перспективе оказалась нежизнеспособной.
Некоторые зарубежные исследователи также отмечали, что в советской плановой экономике эпохи индустриализации отсутствовали эффективные стимулы повышения производительности труда. Быстрый рост экономики был обеспечен перераспределением ресурсов, перетекших из сельского хозяйства в промышленность, что дало краткосрочный эффект, но не запустило процесс устойчивого развития экономики. Потому экономический рост имел свои пределы, как только численность городского населения в конце 1970-х в развитых советских республиках достигла 70% экономический рост практически прекратился. [757]
- Жесткое централизованное регулирование городского развития с минимальными затратами на человека. Командно-административная система планирования быстро охватила все стороны городской жизни – социальные, демографические, культурно-бытовые, градостроительные и т.д. Однако если в нормальных условиях город был явно антропоцентричен, то есть направлен на создание комфортной среды для проживания человека, то в эпоху индустриализации – техноцентричен, то есть город стал лишь средством обеспечения индустриального рывка, роста промышленности. В такой системе ценностей человек и его потребности оказывались на последнем месте, что привело к минимизации расходов на повышение уровня жизни, что отразилось в зарплате, товарном дефиците особенно в сфере продовольствия и товаров широкого потребления, в удешевлении жилищно-коммунального строительства, инфраструктуры и т.д. [758] Как писал С.А. Коростин: «жилищная политика осознанно использовалась советской властью как мощное и эффективное средство управления людьми, в частности, как средство дисциплинарного воздействия», что в частности выразилось в национализации городской недвижимости, строгим распределением и запретом ее обретения вне государственного контроля (см. декрет СНК РСФСР от 23 ноября (6 декабря) 1917 года «Об отмене частной собственности на городские недвижимости» и декрет ВЦИК от 6(29) декабря 1917 года «О запрещении сделок с недвижимостью», а также их последующие аналоги) [цитата по 1395]. Одним словом, экономическая эффективность в те годы еще не коррелировалась с социальной справедливостью.
Романтические проекты раннесоветских архитекторов с формированием «города-сада будущего» были чужды реальному планированию. Стране нужны были дешевые поселения при крупных предприятиях. Именно этот фактор обезобразил облик многих русских городов, застраивающихся дешевыми типовыми панельными домами жилого и общественного назначения с минимальным благоустройством. Хотя в эпоху первых пятилеток это еще была редкость. В это время жилое обустройство государство пыталось полностью переложить на плечи местного населения. Переселенцами и горожанами самостоятельно строились целые жилые кварталы, состоящие из низкоэтажных бараков самого низкого качества. Но даже в таких домах у людей не было отдельных квартир. Коммуналки стали настоящим символом советского периода истории. Так, согласно архивным данным в 1953 году здания барачного типа составляли 18 млн. кв. м, или 10% всей жилплощади [759]. Даже в Москве до конца 1930-х гг. большинство населения жило в домах без ванных и мылось раз в неделю в общественных банях. В Люберцах при населении 65 тысяч человек не имелось ни одной бани. Полумиллионный Сталинград в 1938 году еще не имел канализации. В целом на каждые 100 жилищ в конце 1930-х гг. приходилось чуть больше 150 семей. В 1932 г. в среднем на душу городского населения приходилось 5 кв. м жилья, в 1940 - 6,7 кв. м, а в 1950 г. - 7 кв. м. При взрывной урбанизации решить жилищную проблему быстро было невозможно, поэтому, несмотря на выдающийся экономический промышленный рост, уровень жизни населения был еще низкий. [1396, 1397]
Хотя успехи СССР в жилищном строительстве в последующие годы вызывают уважение. Так, «жилищная революция» в Хрущевскую эпоху дала свои заметные позитивные результаты: с 1956 по 1963 г. жилищный фонд СССР увеличился почти вдвое: с 640 млн кв. м до почти 1,2 млрд. Этот прирост был значительно больше, чем весь объем жилья, построенного за первые 40 лет советской власти. В порядке очереди, жилье выдавалось бесплатно, да еще и с отделкой. С 1966 года ежегодно вводилось около 100 млн кв. м общей площади жилья. О социальной напряженности, накопленной в эпоху индустриализации, свидетельствует множество жалоб «очередников» в органы власти на несправедливые решения. Так, согласно отчету Ленисполкома только за 1959 год им было получено 53007 жалоб и письменных обращений, из которых 65% затрагивали жилищные проблемы. [1389, 1397]
И все же проблема расселения горожан не была решена и после распада СССР. Как ни парадоксально, но многие советские города оказались лишенными городской среды в ее современном понимании, что стало важнейшим тормозом урбанистического развития страны. По материалам выборочного обследования бюджетов домашних хозяйств, проводимых Госкомстатом, к началу 90-х в целом по РСФСР отдельную квартиру имели 73,7% домохозяйств, отдельный дом 17,7%. В коммунальной квартире проживали 2,4% домохозяйств, в общежитиях — 19%, а в части дома — 4,3%. В 1994 г. количество домохозяйств, проживающих в отдельной квартире, увеличилось на 5,8%, а число живущих в собственном доме уменьшилось на 1,8%. В очереди на получение нового жилья или увеличение жилой площади на 1 января 1991 г. стояло 14 млн 524 тыс. семей (24,2% от общего числа семей). [755, 1394, 1395]
Позже, во второй половине 20 века урабанизационные процессы были характерны не только для города, но даже и для сельской местности. Конечно, они также во многом оказали положительное влияние на уровень жизни: во многие села пришло электричество, газ, дороги и т.д. Строились новые дома. В соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совете Министров СССР от 12 сентября 1968 «Об упорядочении строительства на селе» были развернуты работы по проектированию, планировке и застройке центральных усадеб совхозов и колхозов, осуществлялось комплексное экспериментально показательное сельское жилищное строительство.
Однако, и здесь городские черты часто принимали агрессивные формы, противоречащие крестьянскому сознанию. Например, для того, чтобы получить ордер на квартиру в новом доме, людей вынуждали уничтожать свои избы. Вот как об этом вспоминал Пименов Г.С., житель деревни Сенькино Московской области: «Дочь получила квартиру в п. Берендино, дом заставили сломать. Такой был дурацкий порядок. Из-за квартир немало порушили в деревне домов. Мой родной дом настигла та же участь. Сколько лет прошло с тех пор. Зимними долгими вечерами прогуливаясь по деревне, нет, нет, да и подойдешь к родному пепелищу – постоишь, повздыхаешь» [цитата по 1388].
- Сельское происхождение большинства горожан. После 1917 года состав городского населения стал сильно меняться. За несколько лет был уничтожен весь костяк дореволюционной городской интеллигенции, определяющий социокультурное развитие городов, при этом к ним принадлежали не только, дворянство, купечество и другие враждебные советской власти классы, но и потомственные городские рабочие, по уровню жизни, образованию и культуре сильно отличавшиеся от новоиспеченных советских. Рост городов в эпоху индустриализации был обеспечен в первую очередь миграцией сельского населения, а не рождаемостью (уже в 19 веке демографами было замечено, что горожане рожают меньше, чем селяне, так в среднем по России в конце 19 века в семье было 5-7 детей, а в семьях рабочих Петербурга – 1-2 ребенка [1357]). По подсчетам Зайончковской русская деревня только в 1951-1980 годах в результате миграции отдала городам 37,8 млн человек, и еще 5,2 млн города «получили» благодаря преобразованию сельских поселений в городские [760]. Это серьезно повлияло на социальную адаптацию и культурное развитие городского населения. В 1989 году, когда доля городского населения СССР составляла 66%, среди жителей страны старше 60 лет коренных горожан было не более 5-17%, среди сорокалетних примерно 40% и только среди 22-летних и более молодых - свыше половины [755]. Социокультурный городской кризис отчасти породил в стране и продолжительный экономический кризис конца 20 века. Почти полвека советские города интенсивно окрестьянивались, теряя среднюю прослойку городского населения. Бывшие крестьяне, оторванные от своих корней, находясь в промежуточном состоянии, не смогли до конца стать нормальными горожанами, что привело к следующей проблеме.
- Маргинализация городского населения. То есть массовое социологическое явление, обозначающее промежуточное положение человека в культурном отношении, которое способствует социокультурному упрощению и примитивизму, что в целом понижает культурный и образовательный уровень отдельного человека и общества в целом. Советский городской житель оказался в сложном культурном положении. Покинув деревню, оторвавшись от традиционной устойчивой культуры, этот невольный мигрант не попадал и в устойчивую городскую культуру, т.к. она была фактически уничтожена, те же «остатки» интеллигенции, которые выжили, держались очень замкнуто. «Целые поколения потеряли одну систему ценностей и не обрели другой» [цитата по 761]. Человеку оставалось воспользоваться только плодами упрощенной советской политизированной культуры. Не буду отрицать, что советское воспитание имело свой положительный эффект, но все же разрушить старое оказалось легче, чем создать новое. Известный демограф и социолог А. Вишневский признавал, что в городах СССР преобладали «маргиналы-выходцы из села, которые, внешне приспосабливаясь к городским реалиям, на деле оставались аграриями с ярко выраженными чертами приспособленчества, предприимчивости и расчетливости» [цитата по 762]. При этом из-за тотального контроля в советской культуре непропорционально развивались коллективизм и индивидуализм. Явное предпочтение оказывалось первому. «Новый, советский, человек должен был соответствовать советской модернизационной формуле, жить внутри соответствующего коллектива, полностью отождествляя себя с ним» [цитата по 763]. Важной чертой советской повседневности стала коммунальность (преобладание коллективистских форм жизни). Именно она стала основным механизмом адаптации огромных масс сельского населения, хлынувших в города.
Отметим, что маргинализации были подвержены не только города, но и села, а также поселения переходного типа. Также на маргинализацию миллионов горожан влияло множество сельских жителей, которые жили в пригородной зоне и ездили на работу в город. К маятниковым мигрантам позже прибавились и, так называемые «лимитчики» - бесправные выходцы из деревни, попадавшие на самые непрестижные и низкооплачиваемые работы в город по распределению.
Но что же плохого было в советской маргинализации? Ведь процессы модернизации были весьма противоречивы и не всегда приводили к отрицательным последствиям. Прежде всего снижение культуры вело к росту преступности, городским порокам и алкоголизации населения, которая во второй половине 20-го века стала настоящим бичом общества. Официальная пропаганда и распространяемая ей модель жизни устраивала далеко не всех. Для маргиналов, оторванных от глубокой культуры, привлекательным стала тюремная романтика со своими четкими и строгими «воровскими» законами, в особенности это затронуло молодое послевоенное поколение. Но об этом подробнее поговорим позже.
- Наконец, дополнительным обременением как для роста урбанизации, так и для общего экономического и культурного развития России стал (и всегда был) суровый климат и огромные малоосвоенные пространства. Еще в 1909 году академик Любавский констатировал: «Нельзя не признать, что разбросанность населения России была и продолжает быть сильным тормозом в ее культурном развитии, в экономическом, умственном и гражданском преуспеянии» [цитата по 764]. Для освоения и колонизации огромного пространства, находящегося в зоне вечной мерзлоты требовалось колоссальное напряжение материальных сил. История 1930-х годов красноречиво показала какой ценой эти территории осваивались, поэтому особенно прискорбно видеть как ныне эти города пустеют и разрушаются.
Не будем забывать и о психологическом эффекте переселения. Насильственная и вынужденная миграция сельского населения повергала людей в продолжительный психологический кризис. Не готовые к городской среде и жизни люди, находились в постоянной депрессии, что передавалось и детям. Для нормального врастания в городскую среду требовалось время и хорошие условия жизни, а именно этого в эпоху индустриализации и не было.
Исходя из всего вышеперечисленного многие современные отечественные урбанисты делают неутешительный вывод, что Россия до сих пор находится лишь на пороге настоящей урбанизации и для ее нормализации потребуются годы [755, 762, 765, 766].
В настоящее время научное представление о процессе постиндустриальной урбанизации претерпело серьезные изменения. На смену идеологизированным мифам, абстрактным и упрощенным моделям пришло более глубокое и обоснованное понимание реальных процессов урбанизации. Современная урбанистика и планирование городов стала более антропоцентрична. Уйдя от материально-пространственной основы, градостроительного проектирования, географической и экономической формы, научные исследования стали больше ориентироваться на человека, его поведение и жизнь в городском пространстве. И все же следует признать, что наука как у нас, так и за рубежом, не успевает за реальной обстановкой, чаще правильные выводы делаются уже после совершения ошибок. Современные города с каждым годом растут, а с ними усложняются и умножаются различные проблемы. Но о состоянии современных городов разговор впереди.
Конец главы 3.4.
С предыдущей частью главы 3.4. можно ознакомиться здесь:
С предыдущими разделами книги можно ознакомиться в подборке.