В школу девчонки уходили порознь. Возвращались тоже в разное время, – словно не учились в одном классе. Как-то Вероника Бирюкова подмигнула одноклассницам и кивнула на новые Алёнкины и Маринкины кроссовки, – отец недавно купил им обеим для тренировок:
- А ничё так!.. Мамаша Самарцевой не растерялась, – достойного папаньку подцепила на смену прежнему.
Марина вспыхнула, сделала шаг к Веронике. А Алёна не спеша завязала шнурки на кроссовках. Без слов, одним лишь взглядом, остановила Марину:
- Не переживай. Я сама.
Сочувствующе улыбнулась Бирюковой:
- А тебе тоже такого хочется?
Бирюкова растерялась. Но тут же съехидничала:
-И как вы с Самарцевой одного папаньку на двоих делите, Алён?.. Небось, до соплей обидно: то только твоим был… а тут – нежданно-негаданно! – ещё одна дочка появилась…Сеструха прямо на голову тебе свалилась… с ещё одной мамашей в придачу.
Бирюкова оглянулась на одноклассниц – в уверенной надежде, что они своим смехом поддержат её… Девчонки молчали. А через секунду всё же рассмеялись: от Маринкиного пинка носком под зад Вероника отлетела к противоположной стенке девчоночьей раздевалки.
- А ничё так, – серьёзно оценила Алёна молчаливый, но выразительный Маринкин ответ Бирюковой. – Тебе тоже понравилось, Вероник?..
Но дома Алёна с Мариной по-прежнему почти не разговаривали. При Алёне Марина старалась не показывать, как ей хочется самой добавить борща в тарелку Александра Степановича, выбрать для него самую румяную и сочную котлету, подать хлеб, налить чашку чая… Даже просто встретиться с его глазами, такими внимательными и всё понимающими… и ставшими очень родными.
Бывало такое, что сразу всем – Татьяне и девочкам – очень надо было постирать его рубашку или погладить брюки… Гаранин говорил серьёзно, а глаза его смеялись:
- Жизнь удалась. До чего же хорошо, когда у тебя три девчонки в доме! И все, как одна, синеглазые!
И невозможно было сдержаться, чтобы тоже не рассмеяться после его слов, и тут же все втроём замечали, что надо ещё почистить картошку, порезать капусту и натереть морковь со свёклой для борща. И оказывалось незаметным, кто в этот раз постирал и погладил ему рубашку – к завтрашнему совещанию директоров шахт…
Татьяна сдерживала Гаранина, когда он возвращался с работы и обнимал её, целовал её волосы, – ему этого целый день хотелось.
- Не надо при девчонках, Саша, – останавливала его Таня.
А он всё равно прижимал её к себе:
- Почему, Танюша? Пусть дочки знают, какое это счастье, когда мужчина любит женщину.
Александр осторожно ласкал, гладил ладонями уже заметный Танюшин живот, а она стеснялась девчонок, отводила его руки.
Конечно, в посёлке было, о чём поговорить, от души обсудить новости: кто-то видел, как в райцентре, в универмаге, Гаранин долго и серьёзно выбирал девчоночьи куртки, – и понадобились ему две. Купил самые красивые, тёплые, удобные и лёгкие. Потом кто-то пересказывал, как в школе, на родительском собрании, Гаранин попросил Елизавету Фёдоровну рассказать ему про обеих девчонок, Алёнку и Маришку… А самое главное, – Танька, заведующая шахтёрской столовой, беременной была. Словом, тем для разговоров хватало… А глазастый Заярский вдруг притих, – неожиданно, как-то очень бережно, чтобы в стороне от придирчивых глаз дать сбыться этому долгожданному счастью…
Как-то к Татьяне с Маринкой зашёл Юрий. Мариша нахмурилась, собралась уйти в свою комнату, – как обычно, когда отец приходил. Юрий виновато положил ладонь на Маринкино плечо:
- Погоди, дочка. – На Татьяну взглянул: – Я, это, Тань… Уезжаю. С Катюхой… расписались вот. Беременная она. У неё крёстный главным механиком на «Староандреевской», им там в технологический отдел инженер нужен. – Помолчал, вздохнул: – Мариша, дочка!.. Ты прости, что не всегда … не всегда у нас по-хорошему получалось…
Маринка шевельнула плечиком, сдержанно согласилась с отцом:
-Угу. Не всегда.
- А я всё равно счастлив, что ты есть у нас с мамой. – Непривычно застенчиво Юрий скользнул взглядом по Таниному животу: – Ты, Мариш, береги маму.
-Угу. Догадалась, – насмешливо бросила Марина.
- И… меня не забывай…
Эти слова Юрия остались без Маришкиного ответа…
Татьяна проводила Юрия до калитки. Юрий задержался:
- Тань!.. Пусть на каникулах дочка приезжает ко мне.
Татьяна кивнула.
На шахте работала инспекция по контролю за качеством угля. Гаранин сутками не появлялся дома, с Танюшей встречались в шахтёрской столовой, когда инспекторы приходили обедать. Александр Степанович успевал благодарно поцеловать Танюшу, задержать её ладошку в своей:
- Как дочки? Справляются?
- Справляются, – улыбаласьТанюша.
- У Маринки с геометрией как?
- Тройка по контрольной.
От жалости к Маринке у Гаранина чуть вздрагивали брови:
- Скажи, пусть не расстраивается. Приду, – позанимаемся.
Татьяна вернулась поздно вечером. За день устала так, что еле хватило сил улыбнуться девчонкам. Из кухни доносился аромат борщевой заправки, – у Алёнки она получается особенно вкусной. Татьяна прилегла, – думала, на минутку… И тут же закачали невидимые волны… и было какое-то счастье, – наверное, потому, что слышала тихие голоса девчонок. И уже сквозь полудрему Татьяна удивилась: вообще-то, Маринка с Алёнкой почти не разговаривали друг с дружкой…
Борщ был готов. Марина вымыла посуду и села за геометрию. Подумала, что надо заварить маме ромашковый чай, и тут же услышала запах сухой заваренной ромашки. Заглянула в спальню: Алёнка тихонько поставила на стол чашку с чаем и осторожно прикрывала маму тёплым пледом…
… Четвёртые сутки горноспасатели не поднимались из забоя «Заярской» . В первой западной рванула метановоздушная смесь. За считанные минуты в лаве разбушевался пожар. Пока оставались подступы к вспомогательному стволу, Гаранин приказал: срочно поднять на-гора всю третью смену. Но мужики оставались в забое, помогали горноспасателям тушить пожар. Связи с горной диспетчерской службой не было…
А наверху, в тополиных листьях, шумел дождь. Только угольная пыль под дождём может пахнуть такой свежей, пресной чистотой. Утомлённая многодневным июльским зноем степь дышала влажной, горьковатой от соцветий тысячелистника прохладой. И не верилось, что там, почти на километровой глубине, сейчас нечем дышать, что каждый вдох становится обжигающей болью…
Сегодня ночью Алёнкин крёстный отвёз Татьяну в родильный дом. Маринка с Алёнкой забрались с ногами на диван, прижались друг к дружке плечами. Незадолго до аварии в шахте отец улыбнулся:
- Придумали, как мальчишку назовём?
Марина с Алёнкой вдёрнули носики, – обе одинаково заносчиво, потому что каждая уже считала себя старшей сестрой, которая и должна придумать имя для брата.
Впрочем, кто родится, точно не знал никто. Но все ждали мальчишку: их трое, а папа один…
Алёнка была уверена, что придумала самое лучшее имя, и все непременно согласятся, что мальчишку надо назвать именно так. Сейчас она негромко спросила Марину:
- Помнишь, папа про имя говорил… Ты какое придумала?
- Саня. А ты?
Алёнка вдруг расплакалась. Марина обняла её, а она всхлипывала:
- И я… и я тоже придумала, – Саня…
О том, что происходит сейчас в шахте, говорить было очень страшно. Но Алёнка всё же вспомнила:
-Я совсем маленькой была. Там, на «Верхнекаменской», тоже авария была… Выброс угля. Папа потом долго в больнице лежал… У него позвоночник был повреждён. А мать тогда ушла к этому… индюку своему, Аркадию Антоновичу.
Девчонки помолчали. От недавних слёз, от тревоги всех этих бесконечных дней и ночей, когда шахтёры не поднимались на-гора, Алёнка глубоко вздохнула:
- Марин!.. А если…
Марина поняла. Покачала головой:
- С ним ничего не случится, ты даже не думай.
Алёна повторила:
- А если…
- Мать не уйдёт. Она его давно любит, – с тех пор, как вы в Заярский приехали. Я знаю. И я не уйду.
Шум дождя затихал, только за Терновой балкой вспыхивали зарницы. Девчонки не заметили, как уснули.
А проснулись на рассвете. Ещё не открыли глаза, ещё ничего не знали… Просто было счастье, просто чувствовали, что он рядом с ними. Его куртка так знакомо пахла углём, машинным маслом, раскалённым металлом, тревожной шахтной глубиной.
А потом они поехали к маме и крошечному Сане.
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Навигация по каналу «Полевые цветы»