Нам десятилетиями твердили — сталинские репрессии, кошмар, ужас. И в доказательство предъявляли жертв этих репрессий с их поломанными судьбами.
Среди поэтов одним из главных пострадавших от репрессивного государства считается Осип Эмильевич Мандельштам.
Его имя написали на знаменах борьбы с «репрессивным режимом». Его «светлый образ» использовали для развала СССР. А 1991 год стал не только годом геополитической катастрофы, но и объявленным ЮНЕСКО годом Осипа Мандельштама.
На фото — жители Воронежа, участвующие 15 января 1991 года в церемонии открытия мемориальной доски, посвящённой О.Э. Мандельштаму на доме, в котором ссыльный поэт жил в 1936 году.
Эти люди ещё не знают, что горевать впору не по Мандельштаму, а по своей разрушенной Родине. Скоро случится настоящая катастрофа — их великая страна перестанет существовать, и большинству собравшихся придётся переживать годы унижений и нищеты.
За что и как наказали поэта
По версии многочисленных исследователей жизни и творчества Мандельштама, репрессии в отношении поэта начались в 1934 году и стали ответом на его антигосударственную и оскорбительную лично для Сталина эпиграмму:
Мы живем под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца, —
Там помянут кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
Эта эпиграмма стала самым тиражируемым, самым известным, можно сказать знаковым произведением Осипа Мандельштама.
А знаете, на какое страшное наказание обрёк непокорного поэта «кровавый тиран» за это стихотворение?..
Мандельштама в наказание отправили в трёхлетнюю ссылку в Воронеж. Причём Воронеж в качестве места ссылки они с женой выбрали сами.
О том, что в Воронеже Мандельштамы жили, — как сыр в масле катались, имеется множество исторических свидетельств. Подробности пребывания поэта в ссылке изложены в другой нашей статье, здесь повторяться не будем.
Но есть один малоизвестный эпизод времён воронежской ссылки, который многое нам расскажет и о степени жестокости репрессий, и о характере самого Осипа Эмильевича. Это эпизод с тамбовским нервным санаторием.
Да, именно! Оказывается, репрессированный поэт с 19 декабря 1935 года по 4 января 1936 года, то есть в период отбывания «жестокого наказания», умудрился таки отдохнуть в санатории.
Санаторий
Хотя бытовые условия во время воронежской ссылки поводов для уныния совсем не давали, поэт всё равно страдал. Причину этих страданий лучше всего описал Ральф Дутли в своей книге «Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография»:
Духовное убожество, окружавшее его в Воронеже, вновь и вновь бросалось Мандельштаму в глаза. Ему непросто было отречься от своего европейства, своей укорененности в мировой культуре.
Вот так. Духовное убожество Воронежа. А вы нам говорите — народный русский поэт. Выходит, правильно, что в 2011 году жители Воронежа наотрез отвергли инициативу Мандельштамовского общества назвать улицу именем невзлюбившего город поэта.
Видимо, в результате страданий от воронежского духовного убожества, у Осипа Мандельштама в 1935 году резко ухудшилось психическое здоровье.
Другой авторитетный биограф Осипа Мандельштама, — глава Мандельштамовского центра НИУ ВШЭ Павел Нерлер, — в своей статье для журнала «Вопросы литературы» пишет:
19 ноября 1935 года Мандельштама осмотрел психотерапевт обкомовской поликлиники: диагноз — «истощение нервной системы», рекомендация — месячный отдых в санатории. Заключение огорчило поэта, чье тайное упование было иным — с помощью болезни и врачей вырваться из Воронежа и переехать в восточный Крым.
Удивительно, — оказывается, осужденный поэт хотел переехать с женой в Крым! А находящийся на службе кровавого сталинского режима врач из обкомовской поликлиники предложил всего лишь месяц отдыха в санатории.
Вот так в очередной раз по судьбе поэта проехалось «красное колесо» — жестокая репрессивная машина бездушного сталинского режима.
Ну что же, у истерзанного духовным убожеством Воронежа Осипа Мандельштама уже просто не было сил бороться с судьбой. Санаторий, — так санаторий!
Трудный пациент
О своей поездке в Тамбов в санаторий для нервно больных Мандельштам напишет стихи:
Въехал ночью в рукавичный,
Снегом пышущий Тамбов,
Видел Цны — реки обычной —
Белый-белый бел-покров.
Санаторий располагался в старинном, величественном особняке, известном как усадьба Асеевых. С архитектурной точки зрения это был яркий образец раннего модерна.
Тамбов в 2 часа ночи. Трескучий мороз. Меня везут куда-то бесконечно на дровнях (это здесь извозчики) — и привозят в палаццо, напоминающее особняк Кшесинской, увеличенный в 10 раз и охраняемый стариком с ружьем и в тулупе…
[Из письма О.Э. Мандельштама жене от 22 декабря 1935 г.]
Поначалу в этом лечебно-курортном заведении поэту даже понравилось:
Живем на высоком берегу реки Цна. Она широка, или кажется широкой, как Волга. Переходит в чернильные леса. Мягкость и гармония русской зимы доставляют глубокое наслаждение.
[из письма О.Э. Мандельштама жене от 26 декабря 1935 года]
Он с большим удовольствием принимает лечебные ванны и проходит курс новомодной «электризации позвоночника».
Но вскоре Осип Эмильевич по своему обыкновению проявил характер. Чуть привыкнув к санаторной среде, стал вести себя заносчиво, допускать оскорбительные высказывания в адрес других пациентов.
По свидетельству воронежского знакомого Мандельштама С.Б. Рудакова случилось вот что:
Осип Эмильевич все искал покоя и кочевал из палаты в палату (изводя персонал). Нашел пустую. Лег. Человек восемь больных стали в нее барабанить. Он выскочил и стал орать, зовя их сволочами и.т.п.; вызвал глав. врача; пять убежали, три остались. Один из трех обиделся за ругань на Осипа Эмильевича, а тот: «Назвал сволочами, и правильно сделал…»
Пациенты санатория в большинстве своём оказались людьми простыми, — и на известного в узких кругах поэта они смотрели, что называется, без придыхания. В итоге Мандельштама чуть не побили.
После ссоры с другими больными тон писем Мандельштама жене меняется:
Здесь так плохо, что очень многие уезжают до срока. Неизбалованные работники районов. Все за счет организаций. Чай без сахара. Шум. Врачи — вроде почтовых чиновников...
Эти дни вроде дурного сна. Какой-то штрафной батальон…
[из письма О.Э. Мандельштама жене от 1 января 1936 года]
Но с одним пациентом Осип Эмильевич всё же, можно сказать, сдружился:
Я тут брожу с одним пареньком. Он тракторист. Способный, открытый, но думает, что во Франции Советы и что Францию переименовали в Париж. Я его крою, а он ко мне привязался, большевиком меня зовет.
[из письма О.Э. Мандельштама жене от 1 января 1936 года]
Сдружился с одним трактористом, который ему говорил: «Ты уезжай — они (больные) тебя не любят, они тебя избить хотят»
[Из писем С.Б. Рудакова]
Дружба с молодым трактористом не смогла перевесить вдруг нахлынувшую на поэта тоску.
Очевидно, сыграл свою роль и страх быть побитым оскорблёнными пациентами. Осип Эмильевич решил возвращаться.
Однако измученный плохим питанием, шумом, скукой и тоской по Наде, он уже 5 января возвращается в Воронеж. Для сталинского психиатрического санатория Мандельштам навсегда останется трудным пациентом.
[из книги Ральфа Дутли, «Век мой, зверь мой. Осип Мандельштам. Биография»]
Хватит нам сказок!
Достаточно одного этого эпизода с тамбовским санаторием, чтобы судить, насколько мягкое наказание понес поэт за свои антигосударственные, оскорбительные стихи.
А если обратиться к воспоминаниям Анны Ахматовой, то воронежскую ссылку вообще можно считать чем-то вроде принудительного творческого отпуска. Ведь с её слов именно в Воронеже как поэт Мандельштам достиг своих вершин:
Поразительно, что простор, широта, глубокое дыхание появилось в его стихах именно в Воронеже, когда он был совсем не свободен.
О воронежском периоде как о рассвете творчества поэта высказывался также Иосиф Бродский.
Так что про жестокие репрессии за «Мы живём, под собою не чуя страны...» не надо нам сказки рассказывать!
Что же касается второго ареста Мандельштама, который состоялся в 1938 году, — то это уже другая история.
Рекомендуем статьи:
