В воскресение к Татьяне приехала пятидесятилетняя дочь Светлана с тортом. Приехала маму навестить, за чашкой чая с ней немного посплетничать.
- Мамочка, кажется, твоя внучка скоро выйдет замуж! - радостно доложила она в этот раз. - Нагулялась моя девочка.
- Ну, слава Богу, - перекрестилась Татьяна. - Теперь мы с тобой успокоимся. Парень-то, у неё, ничего, что ли?
- Хороший парень, - кивнула Светлана. - Серьёзный, не легкомысленный.
- Вот и хорошо. Значит, скоро и ты, Светочка, станешь бабушкой.
- Кем? - поморщилась Светлана. - Какой ещё бабушкой?
- Обычной. Через годик прибежит к тебе твоя Верунчик, и скажет, мол, мамуля, внуку, или внучке, срочно нужны твои руки и сердце. Вот тогда ты и поймёшь, что такое настоящее бабушкино счастье.
- Ещё чего? - хмыкнула дочь. - Если они так быстро заведут ребёнка, пусть сами с ним и справляются. Я им не нянька. У меня в мои пятьдесят лет, мамочка, вся жизнь расписана по минутам. Мне с внуками возиться пока некогда.
- Ах ты, dрянь такая... – резко изменилась в лице Татьяна. - И ты смеешь такое говорить?!
- Мама, ты чего? - опешила Светлана. - Не надо называть меня dрянью. Я этого не заслужила.
- Ах, ты не заслужила?! – Татьяна сверлила дочь суровым взглядом. - И как тебя тогда называть? Когда мне было пятьдесят, ты, как что, сразу бежала ко мне с Верунчиком. Мол, нянчись, бабушка. А теперь, значит, сама ты бабушкой быть не желаешь?
- Мама, прекрати меня учить. Тогда было совсем другое время, – огрызнулась дочь. - Тогда у женщин вообще никаких соблазнов и развлечений не было. Только и оставалось, что сопли внукам и внучкам подтирать. Разве не так?
- Как это развлечений не было? А танцы? А кино? А женские мечты, в конце концов?
- Какие ещё танцы? Какие мечты в то время? Не придумывай. Я прекрасно помню те времена. А теперь в пятьдесят лет жизнь у женщины только начинается. Я, например, хочу всю Россию объездить, раз теперь за границу сложно выехать. Сейчас для путешественников такие льготы. А ты говоришь - бабушкой быть. Вот скажи мне, куда ты в свое время могла уехать?
- Я? - Татьяна посмотрела на дочку с презрением, потом подошла к шкафу, покопалась в нём и положила перед дочерью на стол кипу конвертов.
- Что это? - не поняла Светлана.
- А это дорогая моя, письма от людей, с которыми я тогда переписывалась. Не хотела я тебе этого показывать, но видать, у тебя с совестью что-то случилось.
- Какая совесть, мама? Какие ещё письма? О чём ты?
- А вот, например, письмо от мужчины из Сочи. Папы твоего уже два года не было, как ты, Верунчика родила. А этот мужчина, очень положительный, между прочим, звал меня навсегда к нему переехать. Замуж звал.
- А почему ты не поехала? – в недоумении спросила дочь.
- Потому что тебе тогда помощь моя нужна была. Вы же с Николаем оба студенты были. Или, нужно было бросить вас и уехать?
- А почему, нет? - легкомысленно пожала плечами Светлана. - Я бы на твоём месте уехала. Тем более в Сочи.
- Я вижу, что ты уехала бы, - хмуро заметила мать. - А это письмо вообще из Болгарии. Там у меня однокашница работала. Звала меня к себе. Там люди с моей профессией очень нужны были.
- Из Болгарии? - Изумлённая дочь стала разглядывать конверт с иностранными марками. - Ничего себе. А почему я этого не знала?
- Ты много чего не знаешь. Эта подружка знаешь что говорила? Зря ты со своей взрослой дочкой возишься, говорит. Оставьте её, пусть она сама в этой жизни барахтается. Если выплывет, глядишь, и плавать научится. А у тебя в это время сессия была, и Верунчик заболела сильно. Помнишь, я целый месяц с ней, годовалой, возилась, чтобы ты госэкзамены могла сдать? Или ты и это тоже забыла?
- Вроде, помню, - нехотя ответила дочь. - А где сейчас эта твоя подружка? Всё ещё в Болгарии?
- Не знаю. Я после тех слов обиделась на неё и вычеркнула из своей жизни.
- Почему?
- Потому что поняла я, что она за женщина, если может такое про детей говорить. Так не только говорить – так даже думать нельзя. А у неё и своих детей никогда не было, и чужих она, похоже, ненавидела. Зачем мне такая подруга?
- Странная ты, мама, - хмыкнула дочь.
- А может, это ты странная? Про другие письма тебе рассказывать? Кстати, я могла и на Сахалин тогда уехать. А я тебя вечно спасала. Кстати, подруга из Болгарии мне ещё кое-что говорила. Говорит, вот ты возишься с ней, ради неё от всего отказываешься, а она когда-нибудь все твои добрые дела забудет, а потом ещё и смеяться над тобой станет. Ведь как в воду она глядела. Да? - Татьяна так посмотрела на дочь, что та даже поежилась.
- Что, да?
- Ты, ведь, смеёшься надо мной, и такими как я? Думаешь, мы были неправильные, а ты вся такая правильная?
- Мама, я современная женщина. И в пятьдесят лет не собираюсь сажать себя под замок.
- Ах, ты... - Татьяна опять хотела обозвать дочку, но сдержалась. – Значит, права была та подруга. А ты хоть знаешь, почему женщины на этом веку дольше мужиков живут?
- И почему?
- А потому что есть особое предназначение женщины. Или ты думаешь, мне Бог позволить так долго жить только для того, чтобы я, мужа похоронив, тут же забыла про тебя, и занялась своей жизнью? Неужели ты этого не понимаешь?
- Не понимаю, мама, и понимать не хочу. Потому что, стоит только начать такое понимать, можно сразу превратиться в домашнюю клушку. А я свободная женщина. Дочь я вырастила, и больше я ей ничем не обязана.
- Ну, во-первых, Верунчика ты вырастила благодаря мне. А во-вторых, судя по твоей логике, и я, вырастив тебя, больше не обязана слушать твои глупые слова, - Татьяна решительно стукнула ладонью по столу. - Всё! Давай, забирай свои сладости, и иди отсюда.
- Мама… - Светлана замерла. - Ты что? Я же твоя дочь.
- Иди-иди. И не появляйся здесь до тех пор, пока не одумаешься и не поймёшь, в чём главное предназначение женщины. Бабушкой она быть не желает, видишь ли... Иди. А когда Верунчик родит, я вместо тебя опять бабушкой стану. Если доживу. А ты летай, мир смотри... Только чего ты в нём увидеть-то сможешь, если ты душой слепая...
Татьяна встала из-за стола, и, сгорбленной, старческой походкой побрела в свою комнату.
А Светлана ещё долго сидела за столом и о чём-то думала, размазывая по щекам слёзы обиды…