А оказалось, пока дочка, Маришка, росла, все эти годы будто прибавляли Татьяне красоты, – простой, совсем не броской, но уверенной. Школьные подружки поглядывали на Таньку с завистью: откуда что взялось!.. Ладно бы, – муж холил-берёг… любил до беспамятства… Так не секрет же, – для всего посёлка! – как Танька со своим живёт… сколько слёз проливает из-за его гулянок. А в глазах так и оставалась синь васильковых бутонов, – ничуть не потускнела от слёз. И золотистые бровки не выгорели, а даже чуть потемнели за эти годы, – как и волосы. Прямо как цветок в здешней степи: и угольной пылью его присыпает, и дожди секут, и ветер клонит, а он цветёт до самых холодов. Случается, садовая роза уже лепестки роняет, а осот по склонам Журавлиной балки становится только румянее и ярче, и яснеют не вылинявшей желтизной льнянка и молочай.
И Татьяне вдруг жалко становилось своей неожиданной красоты, – не потому, что потерять боялась… а потому, что никто не радуется этой красоте, никто не любуется мягкими волнами тёмно-золотистых волос, не замечает упругих холмиков груди. И хотелось затаить дыхание, замереть от счастья, – так, наверное бывает, когда ждёшь нежности и ласки, и желание это сбывается…
А Юрий совсем не замечал, как с годами хорошеет Татьяна, не замечал, как нужна ей простая ласка. Домой возвращался крепко подвыпившим, в постель бухался прямо так, не раздевшись. Случалось, Дашка Сушкова или Катюха Аникеева после бесстыдных утех с Юркой всерьёз заводили такой разговор: так, мол, и так, Юрий Анатольевич,– разводись с Танькой своей, поженимся, семья чтоб… И ребёнка рожу тебе.
Юрка ухмылялся, доставал сигарету:
- Нам с тобой, Катюха… и так, видишь, хорошо. А жена мне как раз и нужна, – такая, как Танька. Прочный тыл!.. И постирает, и приготовит, и уберёт… и встретит меня в ночь-полночь. И не гавкает, – вот как ты, например. И в Заярском никто и полслова плохого о Таньке не скажет, – что, мол, бегает от мужа… к другому. Я в Таньке с самого первого раза уверен. А у тебя, Катюха… Сколько до меня было-то?.. А ты говоришь, – семья!
- Сам-то хорош! – напоминала Катюха. – Кто б говорил! Надоест Татьяне твоей слушать, что в посёлке о тебе говорят, – уйдёт она от тебя.
-Кто?.. Танька?.. От меня?.. Дура ты, Катюха. Я потому на Таньке и женился… что она никуда от меня не денется. Любит она меня.
Бывало, подружки Татьянины и соседки не сдерживали своего любопытства: дескать, в посёлке ничего не скроешь от чужих глаз… и всем известно, у кого твой Юрка ночевал после очередной гулянки… Чего не уйдёшь от него, Танюха?
Татьяна отвечала уклончиво и немногословно, – давала понять, что не собирается вот так, посреди улицы, в угоду любопытству соседок и подруг, обсуждать свою семейную жизнь, откровенничать, жаловаться на мужа и свою горькую судьбу. Да и какими словами объяснишь чужим людям: пока маленькой Маришка была, – всё надеялась, ждала, что муж остепенится, семью оценит, её, Татьянину, заботу рассмотрит. А теперь куда ж уходить, – не месяц и не год прожили вместе… Маришке – пятнадцать лет. Будто легко: взять и вычеркнуть из жизни эти пятнадцать лет!
… И ничего особенного не было во взгляде нового директора… Но случилось так, что из-за его усталой внимательности Татьяна и заметила, как похорошела за эти годы… И вдруг оказалось, – ей очень хочется вот такого внимательного взгляда. Ради одного его взгляда находила какие-то срочные дела в шахтоуправлении, – чтоб встретиться с ним. Чаще всего не получалось: он был занят, или вообще, – спускался в забой, уходил в ремонтные мастерские или на компрессорную станцию, уезжал в Управление. А при встречах Гаранин не всегда замечал её.
Как-то спросила Маришку о новенькой девочке в их классе, – знала, что дочка Гаранина учится вместе с Мариной. Маришка плечами пожала:
- Строит из себя… Думает, самая умная, – раз дочка директора. Терпеть не могу таких.
Татьяна замерла: Маришка от самой себя скрывала свою девчоночью обиду, даже боль, – в посёлке часто видели, что директор с дочкой, Алёнкой, часто ходят к Луганке или в степь. Значит, как бы ни был занят Гаранин, время для дочки у него оставалось. Однажды Маришка рассказала: за домашку по геометрии весь класс двойки получил, – никто не смог правильно решить задачу… Только у Алёны Гараниной домашнее задание оказалось выполненным правильно. Любовь Максимовна поставила Гараниной пятёрку. Алёна весь урок в окно смотрела, а уже в конце поднялась и сказала:
- Любовь Максимовна, не ставьте мне эту пятёрку в журнал. У меня тоже должна быть двойка, – это папа решил задачу.
Такая затаённая горечь и зависть были в Маришкином голосе, когда рассказывала про Алёну Гаранину!.. Татьяна молча прижала к себе дочку, потихоньку баюкала её… Понимала: как же хочется Маришке, чтобы и ей – хоть раз! – папа решил трудную задачу…
А потом, уже весной, перед Пасхой, они с девчатами устроили в столовой санитарный час: мыли столики в зале, кафельную плитку на кухне, стёкла в окнах. Заведующая, Татьяна Андреевна, в старом, да ещё и коротковатом платье, стояла на цыпочках на подоконнике, дотягивалась до самого верха высокого оконного стекла. Шумливые девчата как-то неожиданно прервали болтовню и смех, умолкли… Татьяна Андреевна оглянулась… и чуть не упала с подоконника: на неё с интересом смотрел Гаранин, чуть заметно улыбался. Заведующая поспешно одёрнула короткое платье. Почувствовала, что краснеет, поэтому суховато и холодно спросила:
- Вы ко мне?
А сама растерянно думала, как при нём – в таком коротком платье!.. – спрыгивать с подоконника… И хоть бы он не смотрел, а то бессовестно не сводит с неё глаз!
Пока Татьяна соображала, как бы ей на полу оказаться, Гаранин подошёл к подоконнику и просто протянул ей руку. Ну, и попробуй спрыгнуть, чтоб на секунду не прижаться к его груди… Потом Татьяна вспоминала это мгновение, и за него ей не жалко было целой вечности… А тогда, уже в своём кабинете, быстро набросила белый халат, мимолётно поправила волосы. Гаранин, как ни в чём не бывало, говорил о предстоящей комплексной проверке шахты, спрашивал, можно ли организовать обеды для инспекторов из Угольного надзора.
Татьяна не помнила, как отвечала ему. Потом он поднялся, подал ей руку… и задержал её ладошку в своей…
Почти целый месяц на «Заярской» длилась проверка. Татьяна прибегала в столовую далеко до рассвета, бывало, раньше поваров, чтобы всё самой сделать, за всем усмотреть, всё успеть, чтобы на столах было всё самое лучшее, – так хотелось помочь ему!
В самый последний день бригада инспекторов выбралась в столовую только к ужину. Обед тоже с удовольствием съели, – от Татьяниного борща отказаться было невозможно. На ужин налепили вареников с творогом, чем привели бригаду из Донецка в совершенный восторг. А Татьяна тайком смотрела на Гаранина… Он с таким серьёзным удовольствием ел вареники, – у Татьяны почему-то ресницы повлажнели. А он поднял глаза, увидел, что она смотрит на него, по-мальчишески застеснялся… но оторваться от вареников не смог.
Инспекторы уехали поздней ночью. Татьяна с поварами убирали зал, мыли посуду. Потом девчата разбежались, – чьи мужья не на смене были, за жёнами приехали. Татьяна ещё задержалась, – надо было просмотреть срочные документы. А когда вышла на улицу – ноги в коленках подкосились: у крыльца стояла директорская машина. Рядом с машиной курил Гаранин. Увидел Татьяну, потушил сигарету. Шагнул ей навстречу:
- Татьяна Андреевна, поздно уже. Я отвезу Вас домой.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 6
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Навигация по каналу «Полевые цветы»