«В горнице было особенно чисто и опрятно. Мастер сидел у окна за работой. Чка, над которой он трудился, находилась в лежачем положении на столе. Прислоненные к стене, стояли доски, которые с графьей, а которые еще только в левкасе. Пахло льняным маслом и еще какими-то снадобьями, незнакомыми мне, но приятными.
Первое, что затронуло сильно мое внимание в этот приход, — это разложенные в фарфоровых баночках краски: они сияли девственной яркостью, каждая стремилась быть виднее, и каждая сдерживалась соседней. Казалось мне, не будь между ними этой сцепленности, они, как бабочки, вспорхнули бы и покинули стены избушки. Это впечатление от материалов врезалось в меня на всю жизнь. Даже теперь, когда на чистую палитру кладу я мои любимые краски, во мне будоражится детское давнишнее мое состояние от первой с ними встречи».
К. С. Петров-Водкин «Пространство Эвклида»
Так и я, зайдя в мастерскую иконописца, очутилась в трепетном творческом пространстве. На белой полке аккуратно расставлены цветные баночки; деревянные мольберты, прислонены к стене — некоторые из них будто палитра; стены увешаны фотографиями, работами, эскизами и образцами. В центре комнаты художница, опершись одной рукой на хрустальный курант, круговыми движениями растирает по стеклу цветные пятна. Завораживающий процесс прерывается, краска собрана… Кажется, можно приступать к вопросам.
Татьяна: Начнём. Расскажите пожалуйста, как вы пришли к профессии иконописца, с чего все началось?
Мария: Наверное, все началось с моего прихода в храм, — Всехсвятский собор, в 14 лет… Мне было уже почти 16, когда я, будучи поющей на клиросе девочкой, попала в иконописный кружок. Вёл его тогда Сергей Егорович Щербатых, преподаватель Богородицкой художественной школы и ученик архимандрита Зинона, известного иконописца.
И, конечно, это было сильнейшее впечатление! Строгие лики, глядящие с репродукций, запах охры, благоговейный настрой, знаменное пение: греческое, сербское, которое мы слушали за работой… Необыкновенный вид на Тулу из окон колокольни собора, дружеские посиделки, поездки за пигментами в Богородицкий карьер: там мы нашли охру потрясающего темно-вишневого цвета, которой я пользовалась много лет. Очень живо вспоминается и сейчас.
Затем в 18 лет я поступила в Иконописную школу Троице-Сергиевой Лавры (в городе Сергиев Посад, около 75 километров от Москвы). Там был другой подход к обучению. Плюсом этого подхода была возможность копирования древних икон в разных музеях страны.
На 2-м курсе я копировала в музее Лавры необычайно красивый образ Праведной Анны с маленькой Богородицей на руках, сербский, 14 века. Яркая красно-зеленая гамма, мастерски выписанные лики. Помню волнительные попытки разглядеть и разгадать сложную технику, ошеломляющее впечатление — как можно создать такую тонкость человеческой рукой? И удрученность от собственной некомпетентности на тот момент.
Татьяна: Чем вы вдохновляетесь, на что ориентируетесь, как иконописец?
Мария: Меня всегда больше влекло к греческой и византийской иконе, возможно, потому, что в душе я человек южный, все мои предки жили на юге России.
Еще в юности меня поразил альбом с мозаиками монастыря Хора. Тогда я почувствовала, что это и есть вершина искусства, его квинтэссенция! Легкость, светоносность, нежность и точность изображения фигур захватывает полностью. И кажущаяся простота, но сколько десятилетий можно добираться художнику до такой кажущейся простоты!
Могу сказать, что византийская иконопись XIV-XV века является моим ориентиром в творчестве.
Татьяна: Давайте поговорим про технологию. Как создается икона?
Мария: Работа над иконой начинается с доски, покрытой меловым левкасом, — гладкой белой поверхностью. Здесь важно уточнить, что левкас должен быть очень качественным, так как на него кладется сусальное золото, которое выявляет своим блеском любые мельчайшие недостатки.
Поверх левкаса наносится рисунок, карандашом или охрой (минеральная краска желтого или красного цвета), тушью, затем графья — процарапывание острой иголкой, — чтобы сохранить рисунок под слоем краски. За этим следует золочение фона, возможно, чеканка по золоту, роскрышь — прокладка основных тонов, цветовых пятен. И, соответственно, — сама живопись. Прорисовка пейзажных деталей: горки, деревья, листья, земля; фактуры одежды, складок, затем лики. В конце — покрытие олифой или лаком.
Татьяна: Когда я зашла в мастерскую, вы растирали на стекле мелкие цветные камешки. Это процесс создания краски, верно?
Мария: Да, краски для икон представляют собой натуральные пигменты: глины, земли (охры) и камни — лазурит, малахит, гематит, киноварь и другие. Растираются на стекле с яичной эмульсией (желток плюс белое сухое вино) с помощью специального инструмента — куранта.
Пожалуй, изготовление красок таким образом — важное отличие иконописи от других живописных техник. Более полное владение материалом, проникновение в его свойства и структуру. К тому же натуральные пигменты обладают собственным свечением благодаря их кристаллической структуре. Это свечение можно заметить, зайдя в храм в сумерках. Иконы же, написанные, например, акриловыми красками, как правило, темны и тусклы. Есть интересная теория, что древние иконы разных областей отражали, так сказать, геологическую цветовую гамму своего региона, так как краски для работы брались тут же, под рукой. Например, некоторые иконы, написанные в северных регионах, отличаются нежными, мягкими тонами: голубыми, сероватыми, розовыми, — это все местные земли, охры.
Татьяна: Да, получается, что большая работа проделывается и вне мастерской… Можно ли сейчас назвать иконопись ремеслом? Ведь эти знания могут передаваться из поколения в поколение, дети могут работать подмастерьями, а затем становиться самостоятельными мастерами.
Мария: Интересный вопрос. Конечно, иконопись включает в себя все ремесленные компоненты, но при этом она несравненно глубже и серьезнее. Опять же, все художники очень разные, в подходе к профессии особенно. Здесь раскрывается полная гамма человеческих характеров — от бездумной штамповки или слащавого хобби до мастерских шедевров, откровений или авторских, неповторимых изысков.
Татьяна: Вы работаете одна? Бывают иконописцы, которые объединяются в одну артель, как вы считаете, как лучше? Самостоятельно или в коллективе?
Мария: Это все очень индивидуально, зависит от характера художника. Конечно, артель может брать на себя более масштабные задачи и проекты. Но сейчас, в наше время развитых коммуникаций, иконописцы постоянно собираются в команду на время больших или даже очень крупных работ, а потом разъезжаются вновь по своим мастерским. В этом смысле понятие артели стало гораздо более гибким.
Татьяна: А где сегодня встречаются или пересекаются художники, как происходит общение?
Мария: Ну, например, во время большой совместной работы, о которой я упомянула. А некоторые просто дружат долгие годы, даже десятилетия. Мы с моими лаврскими однокурсниками поддерживаем постоянную связь, обмениваемся какими-то новостями. В позапрошлом году мне посчастливилось поучаствовать в серьезной работе: реконструкции иконостаса Успенского собора нашего Кремля, в мастерской В. Снытина. И даже приобрести новые навыки золотопробельного письма (это когда высветления на одежде пишутся твореным золотом, а не красками). Очень интересная работа и коллектив.
Ещё я немного сотрудничала с тульским иконописцем Ю. В. Земцовым, писала праздничный ряд иконостаса для храма в с. Фомищево.
Ну и, конечно, такой прекрасный формат как мастер-классы, проводимые в разных городах. Практически в любое время есть возможность выбрать какое-то направление и углубиться в него: золочение, фреска, мозаика, живопись. Там же пообщаться с коллегами, познакомиться с мастерами и улучшить свои навыки.
Татьяна: Кто в основном заказывает иконы?
Мария: Заказывают у меня иконы и обычные прихожане, для себя и близких, и священники для храмов, из разных городов, и даже стран (Северный Кипр, Канада, США) Недавно был написан образ новомученика, а заказчиком выступал его правнук. В Туле можно увидеть несколько работ в храме Николы Зарецкого, в храме Рождества Христова на К. Маркса (нижний ряд иконостаса).
Татьяна: Это скорее философский вопрос, но все же, для чего нужна икона?
Мария: На этот вопрос можно ответить по-разному. Во первых, для самого иконописца это каждодневный духовный труд, без которого он не может прожить. Постоянное очищение ума, иначе ты не сможешь передавать образ таким, каким он должен быть. Это процесс, делание, путь. Во вторых — это просто красиво! Я шучу (улыбается).
Для верующих, да и для многих обычных людей, — икона — окошко в небесный мир, полный Божественной любви… Конечно, я говорю о хороших, добросовестно исполненных образах.
Икона — важная, незаменимая часть церковного богослужения для православных людей, и средство познания Бога через молитву: «Честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу, и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней».
Татьяна: А можно ли увидеть какие-то ваши работы как художника-живописца?
Мария: Когда у меня есть свободное время, я пробую, например, темперную технику в неиконных изображениях или занимаюсь акварелью. Так недавно появились две птички:
Татьяна: Мне известно, что вы ездили в Италию какое-то время назад. Как известно, Италия — Мекка для творцов, поэтов, художников. Расскажите, как она вам?
Мария: Я была в Италии три года назад. Венеция, Равенна… Знаю, что эта страна всегда была местом паломничества для людей искусства, как колыбель всей нашей культуры. И, да, она кажется волшебной, сказочной страной. Но мне было интересно, помимо всего прочего, увидеть живопись итальянского позднего Средневековья. Тогда ещё сама техника темперной живописи соответствовала нашей возрожденной иконописной.
И здесь есть интересный момент, когда ты пытаешься проникнуть в душу художника через его технику, его мазки, представить себе его состояние в момент наложения этих красок. Вдруг понимаешь, насколько более сложным и богатым было его восприятие мира тогда, лет 500 назад… Сколько оттенков чувств, эмоций, переживаний! Это вряд ли можно передать словами, нужно увидеть, всмотревшись.
Татьяна: Послушав вас хочется оказаться там… А что же насчёт современной иконографии?
Мария: В последние годы приходится часто писать иконы новомучеников, убиенных или пострадавших от рук большевиков (в храм свщмч. Серафима в Лобне, икона собора св. Домодедовских в с. Константиново, икона святых юристов-новомучеников, заказанная одной юридической фирмой). Такая работа имеет свои особенности, потому как мы пишем образы практически наших современников, людей, лица которых сохранились на фотографиях. И здесь, помимо портретного сходства, надо решать дополнительные задачи, т. к. иконография еще не до конца устоялась. Например, известный спор о блаженной Матроне, которая была слепой при жизни. Или святитель Лука Войно-Ясенецкий, иногда его пишут в очках. По иконографическому канону, святые изображаются в Царствии Небесном, и их телесные недостатки не передаются. Но люди привыкают к определенным фотографиям и не хотят расставаться с привычным образом. В любом случае, такая работа всегда волнующая, ведь эти люди жили почти в одно время с нами, и можно живо представить их мысли, чувства, даже бытовые моменты, и то, как их обычную, скромную жизнь разметал вихрь событий 20 века.
Татьяна: Кажется, что сегодня религия перестала так много значить для людей, как раньше. Сказывается ли это на вашей профессии?
Мария: Я думаю, мнение о том, что религия теряет свое значение сейчас — глубокое предубеждение. Как раз наоборот, к удивлению многих. Время, в которое мы живем — очень трудное. Перемены выбивают почву из-под ног, я уже не говорю о нынешней ситуации и её влиянии на душу и психику людей… Вопросы о вечности, смерти, о надежде и утешении горя как раз встают перед людьми именно в такой сложный период, и многие обращают их к Богу.
Татьяна: Это правда, что вы сейчас начали заниматься новым для себя направлением?
Мария: Да, мне захотелось поработать в новой технике и я решила заняться именно мозаикой. Это здорово расслабляет (смеется).
Татьяна: А почему вас заинтересовало именно это направление?
Мария: Искусство мозаики настолько древнее, живет и сохраняется буквально тысячелетиями. Как раз в Италии меня поразила красота каменной отделки храмов, ничего лишнего в ней нет, но столько природных оттенков, нежнейших, мягких цветов! Серые, розовые, теплые охристые, багряные, зеленые… Можно любоваться часами!
В прошлом году я ездила на курсы мозаики в Москву, в храм Марона Пустынника, было очень интересно. Конечно, сейчас можно учиться и по множеству видео в интернете, но ничто не заменит живого обучения у опытного мастера, это просто бесценно!
Татьяна: Благодарю за столь развернутые ответы, надеюсь встретиться и пообщаться в будущем.
Мария: Большое спасибо.
