Под ногами чавкает грязь. Местами она стянута прозрачными кристаллами северного утра, а местами уже расползлась безвольно под лучами редкого, но пока ещё способного греть сентябрьского солнца. Иду без остановок, чувствуя как ускоряется дыхание. Надо успеть. Успеть до того, как солнце поднимется слишком высоко и зальёт всё вокруг бликами.
Сильно пересеченный рельеф Лапландского заповедника состоит из пяти горных массивов, разделённых речными долинами. Главный массив — Чунатундра — поднимается до 1114 метров в высоту и соседствует, соприкасаясь перевалом, с Мончетундрой. Расположенные вдоль восточной границы заповедника, эти горы служат ему щитом.
Названия рек, озёр и гор на Кольском полуострове похожи на музыку — музыку природы, в которой звуки журчащей воды, хруст ягеля под ногами и шум северного ветра в кронах. Многие названия до сих пор хранят в себе предания саамского народа. Чунатундра — это Гусиные горы, Мончетундра — Красивые горы, Эбрчорр — Дождевой хребет.
Само слово «тундра» тоже пришло из саамского языка. Так называют безлесные возвышенности в противовес варакам — горам, полностью покрытым лесом. С каждом шагом вверх по склонам тундры и без того негустой заполярный лес становится всё реже и ниже. Он доходит до высоты немногим более 300 метров над уровнем моря.
Уже второй раз я иду на вершину Ельнюн — одну из нескольких юго-восточных оконечностей Чунатундры. Первая попытка была вчера, когда внушавшие надежду проблески солнца вдруг закрыл серой пеленой ветер. Сначала он принёс дождь, который пришлось покорно переждать под пышной юбкой последней ели, а потом — уже в открытом пространстве тундры — мощные порывы. Требовалось усилие, чтобы устоять на ногах.
Но сегодня север подарил прекрасный день. Такие ясные и яркие дни заполярной осени можно пересчитать по пальцам. С рассветом я решила, что ещё раз пойду на Ельнюн. Весь подъем занимает около часа. Сначала тропа ведёт по лесу, где между худыми томно-тёмными елями трепещут ярко-жёлтые осины и рябины.
Ещё немного по камням — и теперь вокруг бескрайняя горная тундра с редкими субтильными соснами и искривлёнными берёзами. Нигде не спрятаться. Ветер мечется по этому открытому полигону, перебрасывая обрывки облаков с одной покатой вершины на другую, и, спрятав лицо в капюшон, ты понимаешь, что здесь, в горах, осень уже заканчивается.
Облетел ерник, и только на некоторых кустиках карликовой берёзы, спрятанных от ветра за изгородью камней, сохранились мелкие фигурные листья, окрашенные в ослепительное золото. Там, где укрытия нет, у них менее вычурные оттенки красноватой меди и благородной бронзы.
Когда ветер подвинет облака и расчистит горизонт, на востоке откроется вереница заснеженных вершин — ночью в Хибинах выпал снег. В детстве, когда горы становились белыми, это значило, что зима близко. Выпал снег в горах, скоро придёт и в город. Но климат меняется, и в этом году самое первое белое покрывало смыл со склонов неугомонный дождь. Этот снег в конце сентября был вторым.
Сверху открывается вид и на обширные пространства воды. К востоку под тёмно-зелёным склоном вараки тянется длинная полоса озера Ельявр, а на юге лежит Чунозеро. Отсюда хорошо видно слияние Чуны с Большой Имандрой. Одно огромное пятно воды переходит в другое, ещё более бесформенное и неопрятное. Имандрой саамы называли большие озера с извилистыми берегами и множеством заливов.
Мимо саамского сейда, священного камня на трёх точках опоры, я ухожу ещё дальше, в царство лишайников. Они повсюду — в виде пятен, ажурных кустиков, плёнок и чешуек. Серые, зелёные, оранжевые, снежно-белые. Молчаливые и неприхотливые обитатели севера. Здесь они очень разнообразны — свыше 1200 видов.
Многие из них эпилиты, растущие на камнях. Самый распространённый — ризокарпон географический, узоры которого похожи на карту. Особенно красивы очертания этих неизведанных континентов и островов на фоне белоснежного кварца.
Осень ускользает, но на невысоких прибрежных горках Чунатундры ещё визуально чувствуется её тепло. Между россыпями остроугольных камней горит алым цветом большая поляна низкорослых кустарничков. Это листья черники покраснели после заморозков, но пока ещё не успели облететь.
Другие яркие пятна в окружении камней и бледных ягельников — это созданные самой природой круглые клумбы арктоуса альпийского. Саамы называют его «гром-ягодой». Весной арктоус первым цветёт в горах, а осенью окрашивает склоны в багряный. Ягодами, листьями и почками арктоуса питаются обитающие здесь тундряные куропатки.
Поздней осенью в тундре ещё встречается и перезревшая брусника, и очень крупная здесь шикша (водяника), которую ценили саамы. Ни черника, ни голубика не считались у них настолько важными для сбора на зиму ягодами, как шикша. Её заливали оленьим жиром, чтобы лучше усваивались витамины, и ели по несколько штук за раз как лекарство.
Возле тригопункта на вершине Ельнюн, я огляделась по сторонам. Тепло продуваемых ветрами осенних заполярных гор создают красновато-бурые и жёлтые оттенки напочвенной растительности. Её сплошные ковры на покатых вершинах напоминают старинные шпалеры, сотканные вручную из шерсти, шёлка и золотых нитей.
Но только творения природы, в отличие от произведений искусства, не ограничены ни размерами полотна, ни сюжетами. Это живой пейзаж, прекрасный в своей подвижности и непостоянности.
Все заметки о природе Заполярья в рубрике «Мой Кольский».
