В 1903 году, в редакцию грузинской газеты «Цнобис Пурцели» явился некто С-дзе, про профессии железнодорожный кондуктор, и заявил, что он и есть князь Шакро Птадзе, из рассказа М. Горького «Мой спутник», только что переведенного на грузинский язык.
Но только в предательстве, описанном в конце рассказа, он не повинен, потому как честно делил с будущим известным писателем все невзгоды. Вот что кондуктор рассказал журналистам.
Познакомился я с Горьким в Одессе, в тяжкие дни безработицы и голода. Два дня ничего не ел и сильно голодал. Костюм у меня был хороший, почти новый, как и рассказывает сам Горький. В это время подошел ко мне здоровый детина в изодранном платье и попросил пятачок, я засмеялся – сам голоден, а этот еще денег просит. Рассказал ему о себе, так и познакомились. Он оказался Пешковым из Нижнего Новгорода, возрастом года 22-23, мне же тогда было 18 лет. Случилось это в 1891 году.
Много претерпели путники пока брели пешком из Одессы в Тифлис.
Я должен заметить, - рассказывает С-дзе: - что Пешков обращался со мной очень хорошо. С состраданием отзывался о том, что я не привык переносить трудности, и когда хлеба у нас было мало, большую часть уделял мне. Вообще, во время путешествия, ничего плохого я от него не видел. Много несчастий и горя пришлось пережить. В одном месте мы заблудились и попали в дремучий лес – чуть было не стали жертвами кабанов; еле-еле удалось взобраться на деревья, где мы сидели голодные, пока кабаны не разбежались.
Наконец, достигли Владикавказа, а оттуда в семь дней дошли до Тифлиса – около 200 верст. Когда мы миновали Владикавказ, Пешков заявил: «теперь мы пришли в твою страну – ступай и достань чего-нибудь». И действительно, до этого времени все Пешков доставал деньги. Начал и я попрошайничать, но ничего не вышло: некоторые прогоняли меня с бранью, иные и собак натравливали. Взялся за дело опять Пешков. Ловкий был человек! И здесь он доставал кое-что у ямщиков.
Во время семидневного пути, в Душете застал нас снег. Мы были совершенно оборванные, особенно Пешков, совсем уже в лохмотьях, обуви у него совершенно не было, ниже колен и брюки оборваны. В Мцхете я направился к старшине, просил приюта, говорил, что я грузин, но и это не подействовало: «Таких, говорит, как вы, проходимцев много» - и засадил нас на ночь в арестный дом.
На другой день направились в Тифлис, было еще рано, когда спустились к городу. Стыдно было мне в таком виде проходить по Тифлису, могли знакомые увидеть. Подождали до вечера, перешли Верийский мост и направились к вокзалу. Здесь в железнодорожных мастерских служил мой дальний родственник слесарем, к нему и пошли. Сначала меня не узнал, я и Пешков были похожи на настоящих чертей, давно не стриглись, да и лохмотья совершенно истрепались.
Но все-таки узнали и хорошо приняли, накормили, дали платье мне и Пешкову и даже в баню отправили. У Пешкова в правлении железной дороги оказался какой-то знакомый – пригласил на следующий день зайти к нему. Он и пошел, я же на базар, после договорились встретиться возле правления. Но Пешков к правлению не пришел, и след простыл, целый месяц я оставался в Тифлисе, но Пешкова больше не видел.
Его рассказ, будто я обманул его и оставил у Верийского моста – уже вымысел, больше о Пешкове я и ничего не слыхал, на этом и подвел итог своей повести кондуктор.
Ну, сложно, что-то сказать. Может и был он, кондуктор, частичным прототипом героя горьковского рассказа, а может, как и многие в то время просто хоть как-то решил прикоснуться к славе уже популярного автора.
