Начало истории смотрите здесь:
В начале 90-х, когда государство окончательно «отпустило вожжи», состав общества любителей авто-мото старины в очередной раз переформатировался, разделившись на две основных группы. К первой относились те, кто научился зарабатывать на теме, став, по сути, профессионалами – «барыгами», покупавшими в глубинке за копейки технику и перепродававшими её за рубеж, либо реставраторами, иные авто-мото журналистами, некоторые - организаторами мероприятий. Вторая группа была представлена теми, кто сохранив основную работу, по-прежнему посвящал теме свободное время. Как ни странно, клубная деятельность очень быстро совершенно зачахла – общественные организации лишились поддержки государства, предоставлявшего помещения для встреч и какой-никакой деятельности, большинство владельцев машин и мотоциклов либо обеднели и были вынуждены их продать, либо наоборот – приобрели современные транспортные средства и избавились от «старого хлама». «В теме» остались только те, кто действительно всерьез ей интересовался – с целью заработка или же «для души».
Отнести самого себя к одной из двух вышеозначенных групп в начале 90-х мне было сложно - с одной стороны, степень погружения в тему и количество времени и сил, затрачиваемых на деятельность, связанную с исторической техникой, предполагали, что я профессионал; с другой стороны, заработки, связанные с этой деятельностью, были эпизодическими и случайными – то заплатят за участие в киносъемках, то удастся удачно «пристроить» какую-нибудь автомобильную железку, найденную на свалке или в заброшенном доме. Честно говоря, тогда я не сильно задумывался о перспективах собственной деятельности – я просто шел за своими интересами, попутно пытаясь совместить это с туристическими походами, всякими увлекательными путешествиями, военной археологией, учебой в институте и обычной жизнью вчерашнего школьника. Общий вектор моих интересов был направлен в сторону изучения истории и путешествий любыми способами, причем порой эти темы переплетались самым причудливым образом. Я был жаден до исторической информации и старался добывать ее в те «доинтернетные» времена самыми разными способами – из общения с представителями старших поколений, исследователями и коллекционерами, чтения литературы, работы в архивах, собственных наблюдений за окружающей жизнью и их анализа. Ну и конечно, нельзя забывать и поиске собственно предметов для коллекции – этот процесс никогда не останавливался и «съедал» львиную долю моего времени. По мере накопления знаний расширялся и спектр интересовавших меня материалов – от самих старых велосипедов и их частей до исторических фотографий, документов, книг, аксессуаров, предметов декоративно-прикладного искусства, старинной одежды и т.п. Общение с коллекционерами, музейными работниками различной направленности (научными сотрудниками, хранителями и экспертами), реставраторами и антикварными дилерами, регулярное посещение антикварных магазинов, тематических выставок и Вернисажа в Измайлово дали не только широкий спектр специфических знаний, но и так называемую «насмотренность» старинных вещей, позволявшую разбираться в материалах, технологиях, достаточно умело определять подделки и датировать коллекционные предметы. Все это приходило исподволь – я не фотографировал предметы для сравнения, не вел записей, кроме как по своей теме, но запоминал и анализировал, а осколки знаний сами собой строились в моей голове в довольно стройную систему.
Мое отношение к реставрации предметов коллекции к середине 90-х изменилось кардинально. Первоначально я, как и большинство моих коллег по клубу САМС, а также сотрудников государственных музеев, имевших в своих коллекциях авто-мото технику считал, что предметы нужно доводить до состояния «как с завода», т.е. был апологетом радикальной реставрации, если можно так выразиться. Мои первые реставрационные опыты были кустарными и в целом неудачными – катастрофически не хватало умения, опыта и технических возможностей. Покраска из краскопульта в коридоре квартиры или в гараже, даже если удавалось добиться отсутствия потеков и шагрени, все равно была далека от первоначальной заводской. Повторить на нормальном уровне декорирование линовкой также не удавалось, хотя технологию я освоил. Отыскав людей, работавших на предприятиях, оснащенных гальваническим производством, я надеялся, что хотя бы хром с никелем на старинные железки мне положат «как надо». Но не тут-то было…Всплыло множество нюансов – что между техническим и декоративным покрытием имеется огромная разница, что «правильное» покрытие – трехслойное (медь-никель-хром), да еще и с промежуточной полировкой. Что работяги могут окунуть твою единственную и неповторимую ценнейшую деталь в ванну и… забыть про нее, после чего она превратится в бесформенный блестящий ком или же просто бесследно растворится в реактивах. Что никто не станет полировать твою железку, да еще и заботиться о сохранении ее геометрических форм, а также не удосужится сохранением резьб на ней. В общем, с гальваникой все оказалось тоже непросто. С годами постепенно накапливался опыт различных механических работ, приобретался специальный инструмент и появлялись необходимые знания и умения – в основном из общения с коллегами и просто грамотными людьми.
Со временем удалось реализовать более удачные реставрационные проекты, однако их результат меня тоже не совсем удовлетворил – интуитивно я чувствовал, что тот самый «дух времени», сопровождающий каждый старинный предмет и являющийся неотъемлемой его частью, в отреставрированных вещах как бы стирается и потому они воспринимаются уже совсем иначе – нет к ним трепета и того интереса, который возбуждают вещи сохраненные. Кроме того, наступило понимание, что оригинальный предмет «со следами бытования», как говорят музейщики, несет гораздо больше ценной исторический информации, нежели такой же, но полностью отреставрированный. Ну и в качестве «вишенки на торте» родилась фраза, которую я и сейчас часто использую: «зареставрировать можно всегда, а вот вернуть сохраненный вид невозможно». Оговорюсь еще раз, что речь идет именно о «радикальной реставрации» техники – с перекраской и восстановлением гальванических покрытий.
После многих сомнений, опытов реставрации (удачных и не очень), в 1994-95 годах была сформулирована концепция, расставившая приоритеты и несколько меня успокоившая. Суть ее в том, что оригинальное аутентичное состояние экспоната считается достойным сохранения. Хоть какое-то наличие оригинальной окраски редкого экземпляра автоматически переводит его в категорию "сохраняемых". Не стоит думать, что сохранение подобного предмета не подразумевает никаких работ с ним. Ту же самую "родную" краску нужно очистить от грязи, восстановить состояние ее поверхности, по возможности очистить от ржавчины, законсервировать. При этом, прежде чем начинать какие-либо работы по сохранению окраски, необходимо выяснить химический состав оригинальной краски, а, вернее – к какой группе она относится. Это нужно для того, чтобы понимать, какие вещества можно использовать для снятия загрязнений без риска повредить оригинальные слои. Что касается гальванических покрытий, то я стараюсь сохранить оригинальный никель или хром в тех местах, где покрытие еще хорошо держится на детали. Ржавчина очищается механическим или химическим способом до металла. Голый металл покрывается бесцветным лаком для защиты от атмосферных воздействий.
Велосипед с интересной историей, доставшийся мне в довольно плохом состоянии, но сохраненный в аутентичном виде для коллекции:
Все эти работы тоже являются реставрацией – «музейной реставрацией», как ее называют в обиходе. Естественно, что параллельно с реставрационными и консервационными работами следует вернуть технике аутентичную комплектацию. Тут приоритет отдается, конечно же, оригинальным частям, но в случае невозможности отыскать оригинал, можно изготовить нужную часть заново, скопировав с сохранившейся. Признаюсь, я никогда не ставил цели доводить свои велосипеды до ходового состояния; более того, на подавляющем большинстве раритетов из своей коллекции я ни разу не ездил. Такой подход делает возможным использование оригинальных сохранившихся шин и седел на выставочных велосипедах. Надо сказать, что шины также являются значимым элементом аутентичной комплектации, поэтому я стараюсь монтировать на велосипедах покрышки соответствующей датировки, несмотря на то, что резина сохраняется много хуже, нежели металлические части.
В итоге, «тотальной реставрации» я подвергаю только те велосипеды, которые совершенно не сохранили оригинальной окраски или были полностью перекрашены прежними владельцами.
Вот пример велосипеда, подвергшегося полной реставрации с окраской и восстановлением гальванических покрытий:
Сохранение бумажных раритетов (книг, документов, фотографий) – как оказалось, дело также очень непростое, необходимы соответствующие знания и навыки. Многие предметы этой группы нуждаются в немедленной реставрации и консервации, поскольку век бумаги короток... Кроме проведения неотложных спасательных работ со вновь приобретенными раритетами, необходимо было создать специальные условия для хранения бумажных материалов. В середине 90-х в коллекцию в среднем поступало около десятка старых фотографий в неделю. Случались, (да и сейчас случаются) «дни повышенной добычи», когда удавалось разом приобрести целый архив из нескольких сотен, а то и тысяч фотодокументов. Каждую фотографию необходимо хранить в отдельном файле-холдере, что, во-первых, защищает ее от воздействия внешней среды, а во-вторых не дает деформироваться. Еще большую головную боль вызывает хранение бумажных материалов крупных форматов – афиш, постеров, графики, чертежей и т.п. Они должны храниться в развернутом и расправленном виде, что требует большой площади и специальных шкафов для хранения.
Окончательно сформулировав концепцию коллекции, я с удвоенной энергией взялся по пополнение собрания. Одним из способов поиска была публикация объявлений о покупке старых велосипедов и велоаксессуаров в нескольких газетах, в том числе и в провинциальных. Иногда по объявлениям предлагали какие-то интересные вещи. Вспомнился один курьезный случай, косвенно связанный с этими объявлениями…
Году в 92-м я, находясь дома, пытаюсь учиться, то есть подготовиться к сдаче очередного «хвоста» в институте, и тут раздается телефонный звонок. Приятный звонкий женский голос интересуется, не я ли давал объявление о покупке старинных велосипедов. Подтвердив эту немудрящую истину, я выслушиваю полный подробностей рассказ о том, что этой барышне от деда достался ретро-велосипед дореволюционного выпуска в отличном состоянии, который её дедушка очень ценил, но ей он не нужен и она готова передать технику в музей. На мои вопрос, как называется велосипед, она без малейших сомнений отвечает, что он именуется «Дукс», что на раме имеется заводская табличка и надписи золотом. Женщина уверенно рассказывает, как выглядят отдельные части машины и сомнениям не остается места. У меня начинают трястись руки и нападает заикание – я понимаю, что никто, кроме меня, не сможет так подробно описать велосипед «Дукс», не имея превосходно сохранившегося экземпляра перед глазами. Я уже готов ехать за велосипедом в любом направлении и на любое расстояние, но владелица говорит, что завтра сама привезет велосипед в Москву с дачи в Переделкино, где сейчас находится и позвонит мне, чтобы договориться о встрече. Я прошу дать мне номер телефона для связи, но она отказывается со смехом, мотивировав это тем, что у нее ревнивый муж. Проклиная про себя всех ревнивых мужей в мире, я заявил, что с нетерпением буду ждать ее звонка, после чего она положила трубку. Излишне будет уточнять, что ночь я не спал, да и днем опасался отойти от телефонного аппарата дальше, чем на метр, но… звонка не последовало. Три дня кряду я «весь на нервах» просидел безвылазно дома, пока не понял, что меня «прокатили» и этого «чудо-Дукса» мне не видать, как собственных ушей. Ну почему у меня нет определителя номеров; как же я не добился, чтобы мне оставили номер; может она попала в автокатастрофу? – все эти глупости будоражили меня круглосуточно. И тут на четвертый день мучений звонит мой приятель Серега Воробей и затевает разговор о какой-то ерунде, типа запчастей для его мотоцикла BMW R-12. Я отвечаю совершенно невпопад и тут он спрашивает со смехом: «Ну как, Дукс-то в родной краске купил?». У меня похолодело в сердце – «А ты откуда знаешь, сволочь?». В трубке слышатся взрывы хохота на три голоса… Короче, я сам за месяц до того рассказывал Сереге, как мечтаю найти дореволюционный «Дукс» и отвечая на его вопросы, чем же этот велосипед так запал мне в душу, детально его описывал, ориентируясь на старинные, имеющиеся у меня каталоги и собственные изыскания. Этот паразит вместе с еще одним нашим общим приятелем решил меня разыграть – подговорил жену, детально её проинструктировал и закулисно дирижируя разговором блестяще «развел» меня. Сколько у меня сгорело за эти дни нервных клеток – не знаю, но обиделся я на приятелей капитально и пару месяцев отказывался с ними общаться, ну а потом – как-то отпустило…
Один из самых забавных случаев, связанных с покупкой антикварного велосипеда:
В целом, публикации в газетах, как и бумажные объявления в подмосковных поселках оказались малоэффективными, сильно проигрывая «очному» так сказать, варианту – поездкам и разговорам с людьми. На удивление успешными оказались инспирированные мной обмены – почему-то владельцы старинных велосипедов, твердо отказываясь их продавать, при этом охотно меняли их на современные веломашины. Я совершенно точно знал, что по своим качествам довоенные «велики» на голову лучше современной продукции советского велопрома, но, как говорится, «хозяин – барин», так что спросом пользовались блестящие разноцветные «Камы», «Салюты» и «Аисты». Я покупал по объявлениям «свежие» велосипеды с механическими дефектами, но в хорошем внешнем состоянии, качественно ремонтировал их, а потом искал варианты обмена на «старьё». Надо сказать, что рекламация последовала только один раз – я выменял на почти новую «Украину» сильно потрепанный и перекрашенный австрийский Puch 1928 года, а через пару недель позвонил разгневанный бывший владелец «Пуха» и сказал, что привычно погрузил на раму велосипеда два мешка картошки, а у «Украины» «сложились» колеса. Пришлось ремонтировать убогое произведение Харьковского Велозавода, не выдержавшее всего двух мешков картошки и седока. ;-)
Поиск велораритетов был перенесен в старые дачные поселки высшего командного состава армии, работников Большого и Малого театров, художников, поэтов и прочие места, где жили люди с определенным достатком - ведь велосипед до конца 1940-х годов был доступен далеко не всем, являясь предметом роскоши. Приезжая в летнее воскресное утро к дачному магазинчику на вполне современном велосипеде, я частенько уезжал на другом, весьма почтенного возраста, некогда знаменитой фирмы, выменянном у столь же почтенного возраста дамы. Иногда в придачу к велосипеду доставался рассказ, как в девические годы каталась она на нем в обществе шикарных кавалеров, а то и фотография с этим самым велосипедом из пыльного семейного альбома. За старыми велосипедными фото я развернул целую охоту - что может лучше передать дух времени? Оказалось, правда, что попадаются они крайне редко, где-то штук пять на тысячу любых других исторических фотографий. Заведя знакомства среди коллекционеров всякого рода старины, я получил прекрасную сеть информаторов и "поставщиков" искомых раритетов. Я стал постоянным еженедельным посетителем Вернисажа в Измайлово, старого Тишинского рынка, (пока его не снесли) и всякого рода барахолок, причем я регулярно катался и по другим городам, подгадывая свои визиты ко времени работы местных старьевщицких рынков. Регулярно появлялся на встречах клубов филокартистов, филателистов, нумизматов и фалеристов. Нет-нет, да и находилось что-то меня интересующее. Если на барахолках все продавалось и покупалось, то в среде коллекционеров еще с Советских времен в ходу был обмен. После обнаружения интересующего меня предмета начинался всегда болезненный процесс обмена "шила на мыло".
Нужны граммофонные пластинки, запчасти к фонографу, старинный фотоаппарат, глушитель к довоенному "Харлею", антикварная люстра, наконечник копья? Нет проблем, найдем! Но тогда, извольте, во-о-он тот ржавый тарантас – мне! ;-)
Некоторые обмены длились неделями, месяцами и даже годами, пока мы с владельцем нужной мне вещи не приходили с согласию. Воспоминания о некоторых из таких обменов до сих пор вызывают у меня приступы изжоги. ;-) Помню, у одного коллекционера фотографий я обнаружил московскую кабинетную карточку, запечатлевшую спортсмена с велосипедом. Владелец карточки протянул мне ее и сказал: «Твоя тема, могу отдать тебе ее почти даром; не знаешь, случаем, кто на ней?». Я присмотрелся и простодушно ответил: «О, да это известный московский гонщик Александр Бутылкин, Чемпион России». После чего об отдаче «почти задаром» больше уже не могло быть и речи – сначала он захотел Высочайший Указ о коронации Александра II, имевшийся у меня, а когда я согласился, к «хотелкам» добавилось фото императора Александра III работы Левицкого и далее, и далее… Доводы разума и призывы к совести не работали и я отступился, владелец же раз в месяц интересовался, не готов ли я к мега-обмену на интересующее меня фото, которое само по себе представляло значительный интерес лишь для меня одного – ну кто знает, кто такой был А. Бутылкин? В результате, за три с половиной года этот коллекционер вытащил из меня все жилы, а также выпил все жизненные соки, включая желудочный, причем желаемый ассортимент обменного материала много раз менялся и увеличивался. И тут уже я уперся и сказал, что если этот безусловно выгодный для него обмен-таки не свершится, то я-таки прекращу это мучение волевым усилием и каждый останется при своем интересе. В связи с этим вспомнился старый анекдот:
— Что это была за станция?
— Одесса.
— А почему мы так долго стояли?
— Тепловоз меняли.
— Меняли?? А на шо?
— Как «на что»? На тепловоз!
— И шо, поменяли?
— Да!
— Так на так?! Не-е-е-т, это таки-была не Одесса!
Я получил вожделенную фотографию, а её экс-владелец – целую папку ценных коллекционных материалов, которыми тут же бойко стал торговать на Вернисаже. Однако, счастливее от этого не стал – через неделю там же на «Вернике» отравился «паленым» коньяком, в результате чего потерял зрение. Вернисажные знакомцы, любители чернушного юмора, меня еще долго спрашивали, не я ли подливал ему коньячок, но, на мое счастье, как раз в тот период я, воспользовавшись совершенно чудесной оказией, почти на три недели смотался в экспедицию на полярный архипелаг Новая Земля, так что обладал 100 %-м алиби.
Путем сложных многоходовых обменов, которые мне удавались благодаря широкому кругу знакомств и обширным интересам, "пришла" не одна сотня интереснейших экспонатов. Что-то покупалось у «барыг» и коллекционеров антиквариата по всей стране, что-то случайно попадалось на "блошиных рынках", находилось на свалках и в заброшенных домах, что-то было подарено добрыми людьми - так собиралась коллекция. Были случаи, когда вещь тщательно разыскивалась в течение нескольких лет по "цепочке" бывших хозяев и случайных свидетельств, а результат, (далеко не всегда положительный), достигался титаническими усилиями... Путешествуя (в том числе и на велосипеде) по стране, я искал велосипедную атрибутику, трофеи былых соревнований, принадлежности и запчасти, документацию и литературу. Пытаясь достичь максимальной достоверности в комплектации велораритетов, собирал их со всей территории бывшего СССР буквально по гайке, и порой этот процесс занимал несколько лет. У меня было, да и сейчас есть, множество «долгоиграющих» реставрационных проектов, длящихся даже не годами, а десятилетиями, и их трудно завершить, пока не найдутся необходимые аутентичные части или пока не дойдут руки до их изготовления «с нуля».
Поиск чего угодно - чрезвычайно затягивающее занятие и поиск антикварных велосипедов - не исключение. Ощущения сродни охоте - вот идешь по следу, цель все ближе и ближе, еще рывок - и мимо, надо начинать все сначала. Как-то осенью 1992-го года, возвращаясь из института, на трамвайной остановке возле Тимирязевской сельхозакадемии я совершенно случайно познакомился с одним интереснейшим дедом, рассказавшим мне историю, с которой началась одна из самых увлекательных моих поисковых операций. Дед был ровесником века, но сохранил в свои 92 ясность ума и великолепную память, а также юношескую непоседливость. Жизнь бросала его по всей стране, он воевал на пяти войнах, получив боевое крещение еще в 1916 году и выйдя в отставку уже после смерти «отца народов» полковником. Так вот, мой собеседник, узнав о моей страсти и покопавшись в памяти, выдал мне рассказ об одном русском офицере, с котором он был дружен, будучи молодым солдатом в памятном 1917 году. Офицера звали Григорий, фамилия, увы, рассказчиком позабылась. До Первой Мировой войны Григорий учился в Петербургском университете и увлекался велосипедным и коньковым спортом и охотой. Выйдя в отставку, неоднократно участвовал в гонках, был членом Петербургского общества велосипедистов-любителей, ездил на велосипеде марки "Россия". В 1914 году пошел на фронт добровольцем, воевал славно, удостоился нескольких орденов. В 1917-м, приехав после Февральской Революции к родителям в маленькое дворянское имение под Оршей, закопал в пристройке-леднике памятные для себя вещи, которые не имел возможности вывезти, в том числе свой велосипед, после чего отправился на Дон. Годом позже он погиб, участвуя в составе Добровольческой Армии в штурме Екатеринодара. Из рассказа следовало, что мой собеседник в 1918 году и сам воевал в Белой Армии, но на мой с подковыркой заданный вопрос, как же это он ухитрился уцелеть в ходе чисток и репрессий, да еще и сделать карьеру в Красной Армии, дед довольно мрачно заметил, что, мол, всякое в жизни видывал, и свернул разговор. Однако, мой информатор вполне уверенно назвал село, возле которого располагалось имение, после чего я побежал домой, надеясь найти его на карте. Спустя сутки, бросив на произвол судьбы занятия в институте, я запихивал свой велосипед на третью полку плацкартного вагона. Конечно, я понимал, что мои шансы найти велосипед "Россия" рижской фабрики А. Лейтнера, который для меня тогда был пределом мечтаний, не более, чем один к ста. На следующий день я стоял под дождем на станции Орша и пытался сориентироваться по дрянной карте неизвестного масштаба. Намотав на колеса велосипеда больше 50 километров, я все же попал туда, куда стремился... В ходе опроса местных жителей выяснилось, что усадьба была разрушена еще во время войны, а пристройку снесли недавно, лет пять назад. Я совсем упал духом, однако задал вопрос, не было ли чего необычного, когда ломали пристройку. Тут же мне с готовностью ответили: "Как же не было, клад нашли!" По поводу содержимого клада никто толком сказать мне ничего не смог, посоветовали обратиться к бригадиру экскаваторщиков. Еще день поисков, разъездов, сомнений и мучений - и вдруг- вполне "компетентный" ответ: "Разве это клад, пяток ружей красивых, но ни на что не годных, да велосипед ржавый".
- "А велосипед-то где?" - "Да вон, в огороде в бурьяне лежит, иди да бери".
Я с трудом поверил в свою удачу. Так в коллекции появился велосипед производства фабрики "Россия" Александра Лейтнера, изготовленный в 1913 году.
Подобных историй, успешных и неудачных, в моей практике было много. Так, на протяжении нескольких лет я разыскивал в Крыму велосипед, некогда принадлежавший Максимилиану Волошину. Сначала, собирая информацию об известных деятелях русской культуры, увлекавшихся велосипедной ездой, я выяснил, что Волошин был отчаянным велосипедистом и привез в Крым из Парижа велосипед. Изучив мемуарную литературу и сопоставив свидетельства с имеющейся у меня технической информацией, я установил, что Максимилиан Александрович владел велосипедом Terrot Levocyclette очень необычной конструкции – у него был привод качающимися рычагами с многоскоростным переключением передач. Согласно воспоминаниям, этот велосипед был конфискован у знаменитого художника и поэта большевиками в 1921 году. Предполагая, что столь сложная машина неминуемо и скоро попала бы в мастерскую для ремонта и вероятнее всего не могла быть исправлена, я попытался установить адреса крымских механических мастерских 1920-х годов и найти потомков владельцев. Эта работа длилась несколько лет с переменным успехом, но велосипеда я так и не отыскал.
Небольшое «лирическое отступление» - про путешествия. Надо сказать, что я всегда старался много путешествовать – для поиска исторической информации и раритетов для коллекции, а также просто с познавательными целями. Меня радовало все - туристический спортивный поход в горы Кавказа или водный по карельским рекам; поездка в какой-нибудь Таганрог в поисках еще живых мотогонщиков довоенного времени; археологическая экспедиция под Вязьму по местам боев 1941 года; сумасшедший рейд с чуть знакомыми геологами на Новую Землю или Таймыр. С какими бы целями не осуществлялось путешествие – я всегда интересовался историей мест, куда меня забрасывала судьба. Основным транспортным средством в Москве оставался велосипед, а в другие города я ездил из-за безденежья на «перекладных» электричках, прокладывая маршруты на сотни километров со многими пересадками, для чего просил знакомых из других городов присылать мне почтой местные расписания электропоездов. Случались поездки на товарных поездах, на самоходных баржах, промысловых судах и катерах по рекам и морям, полеты на вертолетах и самолетах гражданской и военной авиации по всяким труднодоступным местам. Каждый из вариантов путешествия требовал специального подхода и специфического опыта, который приобретался самыми разными путями. Для эффективного перемещения товарняками желательны знакомства с поездными бригадами и стрелками Вневедомственной Охраны, которые можно было завязать в рабочих столовках на сортировочных станциях. Поездки на тормозных площадках товарных вагонов (тогда такие вагоны еще эксплуатировались) и внутри порожняка были чреваты попаданием в облавы на узловых станциях и нежелательным общением со всякими персонажами, перемещавшимися по стране тем же способом, но стремящимся к скрытности и не утруждавшими себя соблюдением негласного «кодекса путешественника», декларирующего взаимопомощь и невмешательство в чужие дела, так что я предпочитал договариваться с охраной, сопровождавшей ценные грузы и ехал в относительном комфорте в «телятниках», благо рюкзак с ковриком и спальным мешком был в путешествиях всегда со мной. Порой удавалось договариваться с локомотивными бригадами и меня брали «на паровоз». Обычно «валютой», помогавшей попасть туда, куда надо, были не деньги, и даже не «пузырь», как было заведено в те времена, а умение быстро определить интересы собеседника и продолжать разговор «на его волне» и способность интересно рассказывать всякие истории, анекдоты и байки из жизни, почерпнутые из собственного опыта и такого же общения с другими людьми. Долгая монотонная дорога, как известно, способствует разговорам. Как известно, с древних времен всякого рода сказители и акыны были в привилегированном положении в походах, на промыслах и в путешествиях, ну а я вместо пребывания в железном душном брюхе корабля при переходе с Камчатки на Курилы мог рассчитывать на необременительный трёп с прекрасным обзором в ходовой рубке, а вместо телячьего вагона ехать с локомотивной бригадой по БАМу и рассказывать анекдоты. ;-) Плюс – я не гнушался помогать, даже если это было связано с тяжелой и грязной работой. Аналогичным способом удавалось «просочиться» на аэродромы, в том числе и военные. Одно случайное знакомство могло дать цепочку имен и рекомендаций, позволявших пересекать огромные пространства, номинально совершенно закрытые для обычных «штатских» людей. Имея бумажку с печатью от какого-нибудь государственного учреждения с туманной формулировкой «командируется для проведения исследовательских работ» в дополнение к хорошо подвешенному языку, можно было забраться туда, куда попасть официально заведенным путем было практически невозможно. До 2000-х чуть ли не десятая часть страны числилась погранзоной с ограниченным режимом пребывания, в том числе в тех местах, где до ближайшей границы было несколько тысяч километров. Парадоксом позднего советского и раннего постсоветского времени было то, что на фоне тотальных запретов всего и вся можно было эти запреты довольно успешно обходить, пользуясь личными взаимоотношениями с обычными (или не совсем обычными) людьми. Никаких взяток, явных и косвенных – все на общении и взаимном уважении, порой довольно странно возникавшем.
Автостоп я всегда недолюбливал, пользуясь им только тогда, когда других вариантов не было. Также неохотно останавливался в чужом жилье, предпочитая вольный воздух – палатки, шалаши или другие «ничейные» укрытия. Закон странствий прост – не бери чужого, не лезь в чужие дела и старайся понять собеседника и местную жизнь. Самое главное – не чваниться и не изображать того, кем ты не являешься на самом деле. Попользовался чьими-то запасами – компенсируй своими или работой. Чем суровее и отдалённее от цивилизации места, тем менее люди склонны задавать вопросы о личном – приехал человек, значит надо ему. Другое дело, что если будешь скрытничать, могут надумать про тебя черт-те чего и поступать потом соответственно – чужаков и потенциальных конкурентов нигде не любят, так что лучше сразу показать, что твой интерес не пересекается никак с их промыслом и достоверно доказать это. Попасть в категорию «неопасных чудиков» полезно – мешать не будут, а могут и помочь. А вот зачисление в категории «хитрожопых москвичей», «понторезов», «ментовских шпионов», «бизнесменов» и т. п. гарантировало проблемы – от скрытого противодействия до конкретной физической агрессии.
Вполне «обычный» диалог с хитроглазым мужичком на видавшей виды «буханке», остановившейся рядом со мной на разъезженной грунтовке с полуметровыми колеями в Архангельской области: - Тебе зачем туда, там людей нет уже давно, все заросло и развалилось? Погоды нет – холодина и дождь… - Да вот, интересное место, хочется исследовать, что там происходило 70 лет назад, пофотографировать. - И чего, ради этого попрешься за 100 км в глухомань? - А то! - Ружье есть, охотой занимаешься? - Не, не моя тема. - Может, строевым лесом интересуешься? - Не, тоже не в масть. - Ну ты псих… садись, я тебя закину ближе на 60 км до поворота, а там уж ты сам, ножками… И держи ухо востро – мишки шалят там. Если встретишь людей с оружием, скажи, что Семеныч привет передавал, только руки держи на виду…
Суть этого диалога в том, что я в двух словах объяснил человеку, что здесь по своим делам, которые никак не пересекаются с местными интересами. Мой внешний вид не противоречил сказанному и жизненному опыту моего собеседника, так что он вполне охотно вызвался поспособствовать. Кто были эти «люди с оружием», о которых он говорил - я знать не знаю; может, браконьеры или нелегальные лесозаготовители, старатели или добытчики чего бы то ни было – все было возможно в государстве, которое не раз «кинуло» своих граждан и эти граждане посильно налаживали свою жизнь сами, не особо заботясь о соответствии своих действий законоуложениям, просто стараясь не афишировать свою деятельность и «обламывать рога» слишком борзым пришельцам. Наивно полагать, что мне сразу и безоговорочно поверили – мужичок слишком явно обмял мой рюкзак при погрузке и предложил снять куртку в машине, чтобы посмотреть, как я экипирован – я не возражал. Сообщение о вооруженных людях тоже скорее всего было ненавязчивым предупреждением, чтобы не вздумал лезть в местные дела – мол, «все видим, все знаем». Но помочь – помог. Впрочем, и я не вполне верно назвал место своего назначения и маршрут – зачем давать лишнюю информацию кому попало? Привычка маскировать следы своего пребывания и перемещения, а также устраивать биваки в укромных местах тоже возникла не просто так… От наивных прекраснодушных иллюзий к середине 90-х я избавился бесповоротно.
Продолжение следует...