Она вернула в оперу страсть, размах, отвагу, жизнь... О своих встречах с дивой вспоминает Сергей Николаевич
Итак, место действия — кафе Bosco в Петровском Пассаже. Муж сидит за одним столиком. Жена — за другим. Свита — за третьим. Между нами бесшумно скользят с подносами официанты. А за спиной без устали щелкает своей камерой фотограф, на которого Анна ни разу за время нашего разговора даже не взглянула.
Она в совершенстве владеет искусством отсекать от себя все лишнее — посторонние взгляды, случайные голоса, нацеленные на нее объективы и даже сообщения, беспрерывно приходящие ей на айфон. Предельная концентрация на деле, в данном случае, на вопросах. Поначалу в ней чувствуется опасливая недоверчивость человека, раз и навсегда решившего для себя никогда ни с кем не быть откровенным. Тем более с журналистами! Да, она будет смотреть в глаза, заботливо подливать тебе чай, зачарованно слушать, подперев рукой щеку, пока ты рассказываешь, какая она великая. В жизни у Анны ласковый голос профессиональной консумантки, способной обаять любого. Я напоминаю ей о нашей первой встрече в Вене сразу после премьеры «Евгения Онегина». Тогда она замечательно спела Татьяну, но спектакль мне показался так себе.
— Да, спектакль был не очень, — кивает Анна, — хотя снег падал… А в Метрополитен «Онегин» был все-таки посерьезнее.
— Вы мне тогда сказали, что ваша жизнь расписана на годы вперед. Удалось ли осуществить все, что вы намечали?
— А я уже не помню, что я там намечала. Но много из этого сбылось. И много хорошего, я так думаю.
— Вы же по гороскопу Дева, значит, любите все планировать заранее.
— Ну да, у меня всегда все должно быть разложено по полочкам. Не терплю бардака ни в своей гардеробной, ни в делах, ни в личной жизни. Мы с Юсифом в этом смысле хорошо подходим друг другу.
— А он кто по знаку?
— Телец. Родился в один день с Гергиевым — 2 мая.
— Получается, что ключевые мужчины в вашей жизни — Тельцы.
— Но не все. Сын Тиша, например, тоже Дева, как и я.
— Как вы думаете, почему крупные оперные театры не очень-то жалуют семейные дуэты? Я что-то не припомню, когда муж с женой так же много, как вы с Юсифом, концертировали или пели на одной сцене.
— Во-первых, семейных пар на оперной сцене всегда было мало. Во-вторых, часто бывает так, что у одного карьера идет вверх, а у другого, наоборот, все плохо. И получается, что один тянет другого вниз. Ну и чужой успех не очень-то радует, когда сам ты не при делах. На самом деле непросто жить с успешным человеком, особенно если у тебя та же самая профессия, а спроса на тебя нет. В театрах это хорошо знают и стараются не осложнять себе жизнь приглашением семейных пар. Пусть каждый отвечает сам за себя.
— Вас обожают не только за голос, но и за позитив, который вы излучаете. В одном интервью на вопрос, откуда черпаете силы, вы доходчиво ответили — Россия, семья, Эрмитаж, рестораны. Что бы к этому ряду вы сегодня еще добавили?
— Хорошо сказанула. Но на самом деле для меня самое важное — долг. Меня никогда не покидает мысль, что я должна… Должна. Это дает мне энергию. Но сейчас энергии у меня точно поубавилось. Я стала уставать. Теперь я уже не в состоянии восстанавливаться так быстро, как раньше. Партии мои стали невероятно тяжелыми. Никакого сравнения с тем, что я пела раньше. Одна «Манон» способна убить. Два спектакля подряд вывернули нас наизнанку. Мы с Юсифом после них были как мертвые. Правильно сказал директор Большого театра Владимир Георгиевич Урин, это «животная музыка». Ты и поешь ее как животное, включая, кроме голоса, все, что у тебя имеется в наличии, даже кишки. Я чувствую, что с каждым спектаклем буквально вырываю из себя куски жизни. После этого надо долго-долго приходить в себя.
— Vissi d'arte, vissi d'amore. «Я жила искусством, жила любовью» — самая знаменитая партия Тоски. Чем сегодня живете вы? Что для вас важнее — искусство или любовь?
— Искусство, конечно, очень важно. Но любовь, отношения, семья — на сегодня содержание и смысл моей жизни. Без этого я бы не смогла не только петь, но и просто существовать. Пришла я к этому довольно поздно, но совершенно сознательно. Все-таки сначала мы люди, а потом уже артисты, музыканты, профессионалы. В какой-то момент мне вдруг нестерпимо остро захотелось нормальной, человеческой, обычной жизни, такой, как у всех. Я и семью-то первый раз попыталась создать, когда мне было 36 лет. О ребенке всегда мечтала, но долго ничего не получалось. Потом родился Тьяго, но его отец в совместной жизни оказался очень тяжелым человеком. А я не люблю тяжелых людей. У меня и так жизнь трудная. И дополнительное бремя в виде постоянных ссор, претензий и плохого характера мне выносить стало просто не под силу. Нам пришлось расстаться.
— Он как-то присутствует в жизни Тьяго?
— Нет, теперь его отец Юсиф Эйвазов. Тиша ходит в обычную школу в Вене. И если вы на него посмотрите, то никогда не подумаете, что врачи ставили ему диагноз аутизм. Стараемся с ним подолгу не расставаться. Максимум — две с половиной недели.
— Если уж у нас такой пошел разговор, тогда давайте о совсем сокровенном. Мне рассказывали, что в коллекции одного ночного клуба в Нью-Йорке, который специализируется на нижнем белье разных знаменитостей, есть и ваш бюстгальтер. Как он там оказался?
— Все брехня. Действительно, однажды я была в этом клубе. Но свое нижнее белье так просто нигде не разбрасываю. Я не пошла туда проверять, но наверняка у них не мой размер.
— Однажды вы с гордостью сказали, что в вашем гардеробе почти нет ни одной вещи черного цвета. Вы по-прежнему не носите ничего черного?
— Если мне надо куда-то одеться скромно, благородно, я, конечно, что-нибудь темненькое в шкафу непременно отрою. Но это буду не я.
— Вам надо, чтобы все уже за километр видели, что вот идет великая дива Анна Нетребко, чтобы никаких сомнений на этот счет ни у кого не было? Или тут есть какие-то другие причины?
— Нет, ничего никому доказывать я не собираюсь и не хочу. Просто я так выражаю себя. Мне нравится яркая одежда, чтобы было весело, чтобы на душе и вокруг был праздник. У меня много верхней одежды — шубы разные, пальто фантазийные. Зима у нас длинная. Но я однажды поклялась себе, что никогда не надену пуховик черного цвета. И клятву свою сдержала. Ненавижу серость и безликость. Все подруги, включая мою бедную сестру, хорошо усвоили, что если мы куда-то идем вместе, не дай бог, если они оделись скучно. Быстро отправлю домой переодеваться. Тут у меня поставлено все очень строго.
— Однажды вы стали блондинкой…
— И мне нравилось это безумно.
— Тогда зачем снова перекрасились?
— О, это целая история! Блондинкой я чувствовала себя просто супер. Но Юсиф страдал бесконечно. «Но когда, когда ты вернешься к своему естественному цвету?» — то и дело принимался он стонать. И дался ему этот мой естественный цвет! Ну ладно, мой сладкий, говорю я ему, вот вернемся из тура, и я снова стану брюнеткой. Но в салоне случился облом: мальчик, который меня красил, что-то там перепутал. И цвет получился жуткий. Даже не знаю, как описать. В общем, цвет дохлой крысы. Представляете, да? Я конечно впала в депрессию — на один вечер, на дольше у меня никогда не получалось, — и на следующее утро побежала за краской. Решила, что не надо мне больше никаких фирменных колористов, возьму цвет, который мне больше понравится, и покрашусь сама. Вижу, стоит шикарная краска. Зеленая! Ну, думаю, и пусть. Хочу быть вечно молодой и вечно зеленой. Получилось прикольно, но особо долго так не походишь. Половина гардероба к зеленым волосам трагически не подходила. Пришлось снова стать брюнеткой.
— А как все эти трансформации пережил Юсиф?
— Когда он первый раз меня увидел, сказал, что, если я в таком виде появлюсь в Милане, он переедет жить в другой отель.
— Значит, и он может вам диктовать!
— Он же восточный мужчина! Но мне диктат Юсифа совсем не в тягость, тем более что он всегда знает, когда отступить и пойти на компромисс. А главное — у него хороший вкус, он ненавидит любую вульгарность, крикливость, пошлость. Я стараюсь прислушиваться к нему и доверяю его советам.
— Есть вещи, которые вы никогда не делали и не стали бы делать?
— Например, я никогда не покупала билеты в жаркие страны. Ни времени, ни желания тащиться туда у меня нет и не было никогда. Сроду не покупала автомобили, поскольку так и не научилась водить. Ни разу не покупала себе дорогих украшений. Для концертов и разных гала меня исправно снабжает драгоценностями ювелирный дом Chopard. Мне раньше казалось, что это очень удобно — надела, посверкала, вернула обратно. К чему лишние страхи, тревоги, сейфы? Но вот Юсиф считает, что у настоящей женщины должны быть ее собственные драгоценности. Я его, конечно, останавливаю. Тут он мне на день рождения подарил такой роскошный браслет. Я просто обомлела. Зачем? Ты же хотел машину себе купить! Но ему, как восточному человеку, зачем-то нужно, чтобы на его женщине были дорогие украшения, которые он сам выбрал и купил. А я очень хочу подарить ему дорогое авто. Представляю, как он ненароком выглядывает в окно и видит, что там уже стоит она, его мечта!
— Что могло бы обрадовать Юсифа, я представляю, а что обрадовало бы вас?
— Все, о чем я мечтала и даже не смела мечтать, сбылось. Сейчас я живу в таком немного тревожном состоянии, что больше не жду и не хочу от жизни никаких подарков, зато очень боюсь, как бы не случилось чего-то плохого. Наверное, так устроена любая женщина, что, как бы она ни была счастлива и довольна своей жизнью, ее не покидает ощущение, что в любую минуту это все может закончиться. В 2017 году я простилась с моим дорогим партнером и другом Димой Хворостовским (умер 22 ноября 2017 года от онкологического заболевания. — Прим. ред.). А сколько еще близких людей живет под страхом этого страшного недуга. Пули свистят так близко. Вот о чем приходится постоянно помнить и ничего сверх того, что есть, у Бога не просить. Когда есть что терять, становится очень страшно. Поэтому я ничего не прошу, а только благодарю, всему радуюсь, ну и по возможности стараюсь радовать других.
Автор: Сергей Николаевич
