С болгарским княжеским троном, пока еще вассальным по отношению к Османской империи (по итогам Сан-Стефанского мира и Берлинского Конгресса 1878 года), все вышло как-то запутанно. Своего болгарского кандидата, или даже влиятельного человека, подобного Каподистриасу, здесь не было. Ни одна, собственно, болгарская кандидатура, в принципе не обсуждалась.
Российский император Александр II, предложил в князья родственника – Александра Баттенберга (1857-1893), племянника своей жены. Блистательная карьера для принца, у которого в родном Гессен-Дармштадте стать владетельным князем не было даже теоретического шанса. Александр мало того, что был из младшей линии своего рода, так еще и сыном от морганатического брака – с исключением из общей линии наследования.
Князем Болгарии (находящейся в автономии от Османской империи) он стал в 1879 году и, как человек достойный и честный, Александр I Баттенберг, был, во-первых - верен народу правителем которого стал, а во-вторых - также считал себя обязанным России. Вот здесь-то и возник конфликт интересов. После убийства Александра II и восшествия на российский престол Александра III, русско-болгарские отношения стали охлаждаться, причем недовольство проявляла российская сторона.
В 1885 году, восстала населенная болгарами Восточная Румелия, не присоединенная к автономному княжеству по итогам Берлинского конгресса. Князь не мог не откликнуться на призыв об объединении, и Восточная Румелия вошла в состав княжества. С Турцией Баттенберг решил вопрос этого союза в итоге дипломатическим путем - получил признание султана и стал де-юре губернатором спорной провинции.
Но неожиданно возмутилась Сербия, точнее ее князь Милан I Обренович, раздосадованный усилением соседа. Он и начал краткосрочную Сербско-Болгарскую войну 1885 года (боевые действия 14 ноября – 28 ноября), к удивлению всех европейских держав, закончившуюся поражением Сербии.
Увы, но дальнейшие события заставляют крепко сомневаться в государственной мудрости российского императора Александра III. Желавший стабильности, он не был доволен таким объединением Болгарии – с ущербом для Османской империи, император придерживался идеи сохранения «равновесия». Российский император не придумал ничего лучше, как инициировать низложение Александра Баттенберга, который и был свергнут в результате переворота 21 августа 1886 года. Баттенберг отрекся от княжеской короны, арестован и вывезен в Россию. В России его немедленно освобождают и предоставляют полную свободу передвижения – отрекшийся князь спокойно выезжает в Австрию.
Тем временем в Болгарии происходит контрпереворот, отстранивший от власти прорусскую партию, новое правительство немедленно оповещает Баттенберга, предлагая ему вернуться на княжеский трон. 29 августа (события разворачивались стремительно) князь возвращается в Болгарию, при этом уведомляет Александра III, что, получив княжескую корону из рук русского царя, вернет ее обратно по первому требованию. Александр III, не замедлил высказать свое «фи», то есть в ответном письме упрекнул Баттенберга за возвращение, тот же верный своему слову отрекся вторично и удалился в Австро-Венгрию, где до самой своей кончины в 1893 году вел жизнь частного лица.
Вакантный титул болгарского князя был предложен не одному представителю европейских княжеских родов. Вот только болгары, обеспокоенные столь агрессивным вмешательством Александра III в их внутренние дела, с ходу отвергли российскую креатуру – последнего владетельного князя Мегрелии, Николая Давидовича Дадиани (1847-1903). В общем итоге Болгарское Собрание, уже «самочинно», без предварительного согласования с великими державами, предложило стать князем принцу Фердинанду Саксен-Кобург-Готу, который незамедлительно выехал в Болгарию. Международное сообщество князем признало его уже постфактум.
В общем, для российской стороны, это был довольно нелепый и неловкий прецедент. «Обмен» лояльного князя и к тому же двоюродного брата императора (а Баттенберг, в отличии от многих относился к такому родству более чем серьезно) на другого немецкого принца, совсем нелояльного и ничем лично России не обязанного, вряд ли можно поставить в заслугу дому Романовых. Последовал разрыв отношений на долгое время, они были восстановлены, но… результат известен – Болгария все равно воевала против России в Первой Мировой Войне. И, в частности, потому что теперь у Болгарии не было Баттенберга и его наследников. Дьявол его знает, куда бы повернула история, но… определенные шансы на союз с Болгарией были.
Несколько иное положение на Балканах имели Черногория, Дунайские княжества и Албания. В Черногории, первой фактически освободившейся от турецкого завоевания, сформировалась своя правящая элита, во главе которой стоял клан Петровичей-Негошей. Так сложилось, что во главе освободительного движения встало духовное лицо – Данило Петрович Негош (1670-1735), ставший митрополитом уже в 27-летнем возрасте. Но эта духовная и государственная власть в Черногории передавалась по наследству. Черногорские митрополиты не были подобиями Римских Пап эпохи Ренессанса и не превращали идею целибата в клоунаду, они назначали своими преемниками племянников – сыновей своих братьев и кузенов, не состоящих в духовном звании.
В 1852 году, уже другой Данило Петрович Негош (1826-1860), не без трудностей унаследовал митрополию от своего дяди Петра II. Данило был жестким и амбициозным человеком, но помимо жажды власти у него было и самое простое человеческое желание – иметь семью, тем более, что и невеста на примете имелась. Но как совместить несовместимое? В итоге Данило инициировал разделение светской и духовной власти, сняв с себя духовный (только что полученный) сан и стал первым светским князем Черногории. Разумеется, из-за особенностей данного государства и гордости черногорцев, никто и помыслить не мог, что правящим князем здесь может стать кто-то другой – не то что не черногорец, а даже черногорец не Негош.
Княжества Валахия и Молдавия находились на периферии Османской империи, поэтому свое боярство у них сохранилось. Вот только две самые значительные господарские династии, валашские Басарабы и молдавские Мушаты окончательно угасли, Басарабы в XVII веке, Мушаты в начале XVIII-го. Впрочем, султаны старались исходя из своих интересов продвигать в господари своих ставленников из греческих фанариотов.
Казалось бы, за исключением Черногории (где уже была правящая династия), у Молдавии и Валахии были наибольшие шансы также получить свою национальную правящую династию, и действительно, первым правителем объединенной Румынии стал представитель местного боярства – Александру Ион Куза (1820-1873), но сохранить наследственную власть ему, как и многим его предшественникам не удалось.
Куза был свергнут недовольными его реформаторской деятельностью и новым господарем был избран представитель небольшого немецкого владетельного дома Кароль Гогенцоллерн-Зигмаринген, он же позже и стал королем Румынии. Определенный резон в этом был. Наднациональный монарх исключал возможность грызни между боярскими кланами, ни один из которых не был достаточно силен, чтобы удержать власть.
Некоторым особняком на Балканах стояла Албания. В отличии от Сербии и Греции местная знать смогла уцелеть, сохранила отчасти свою власть и большие амбиции. Представители албанской аристократии и возглавляли борьбу за независимость против османов. Но автономию Албания получила последней, лишь по итогам восстания 1912 года. Европейские державы и здесь решили учредить наследственную монархию, конечно же, во главе с немецким принцем. Первым и последним князем Албании стал Вильгельм Вид, из княжеских земель в составе Пруссии. Правил он с 21 февраля по 3 сентября 1914 года, в итоге был вынужден бежать в Германию.
Маленькое княжество сотрясали восстания и здесь был слишком сложный клубок международных противоречий. Формально Албания оставалась княжеством до января 1925 года, но фактически эта была разобщенная республика с первого года Первой Мировой Войны, оккупированная Австро-Венгрией.
Так что, сразу, окончательно и бесповоротно, отбиться от «интересных европейских предложений», удалось только Сербии. Знати у них в отличии от Греции и Дунайских княжеств не было, но по-видимому, сербы и слышать не хотели об иностранных вариантах. Образно выражаясь, сербы сразу решили, что лучше уж буйный и недобрый, но зато свой - Милош Обренович.
Вот только народ от этого не особо выиграл. Бывшие крестьянские роды, что Обреновичей, что дважды сменявшие их Карагеоргиевичи, в кичливости и снобизме не уступали ни одной немецкой династии самой голубой крови. А уж в плане выбивания налогов и притеснений, Обреновичи и Карагеоргиевичи, перещеголяли многие древние династии.
