Интервью с выпускницей программы «Мир моего ребенка», участница программы с 2012 по 2016 гг. Программа помогает родителям с сиротским опытом лучше понимать своего ребенка.
Из серии «История опыта».
Когда вы оказались в родительском центре «Подсолнух»?
Оказалась путем сарафанного радио. Подружка, которая ходила сюда чуть больше полугода. Встретились случайно на Литейном проспекте, я как раз только родила Веронику. Я не сразу пришла туда. Она говорит, Оля, вот подрастет Вероника — можешь попробовать.
Так получилось, что из-за того, что мне было действительно дома делать нечего с ребенком — я не знала как с ним обращаться, как элементарно играть. Ну, какие-то такие вещи я умела делать — материнское и никуда не денешься от этого. А вот именно занять, правильно играть с ним, чтобы это было интересно и мне, чтоб не через пять минут сбежать в другую комнату.
А вы хотели через 5 минут сбежать?
Если честно, то да.
Иногда думаю, блин, зачем эти игрушки. Сидишь ты в кровати и сиди. Не плачешь и слава богу. Как-то так казалось.
Я еще училась в институте, — Вероника родилась у меня на 4 курсе института (Институт космического авиа приборостроения ГОАП). Я была загружена учебой и работой — поэтому было очень «весело». Я не бросила ни учебу, ни работу — выживать же надо было как-то.
Я начала с кассиров валютных, через год поняла, что хочу выше. Я поступила в институт. Сама, на бюджет, что достаточно редко для детдомовских детей. Объективно — сразу все ворота были закрыты. На вечернее, правда, потому что мне надо было работать. Я работала год в обменнике и училась, а потом меня пригласили в офис, в банк и с тех пор у меня уже больше 20 лет опыт банковского сотрудника. Я сейчас специалист на рынке ценных бумаг, но переключаюсь совсем на другую отрасль.
Вы своих родителей искали?
Нет, я очень долго придумывала историю, что они попали в автокатастрофу. Когда я уже осознанно понимала, что я детдомовская и меня начинали обзывать — я говорила что родители попали в автокатастрофу, умерли и я их не видела. На самом деле все печально — меня оставили на холодильнике в Томбасово. В роддоме, который до сих пор действует. Врач, который меня нашел — Астахов. Дали мне его фамилию. Сейчас я этого не стесняюсь, так жизнь распорядилась, что я оказалась в системе госучреждений от первых дней жизни.
Когда вы выходили из системы детского дома вы ощущали себя достаточно взрослым человеком и перед вами наверняка стоял вопрос куда идти и что делать?
Стоял. Я вам честно скажу, когда нас выпускали были жесткие ограничения по получению специальности — не было выбора. Я не хвастаюсь, что хорошо училась, но я училась в общеобразовательной школе, не той которая в детдоме была. Там была школа попроще. И я дошла до губернатора (тогда Валентина Ивановна Матвиенко у нас была), чтобы выбить нам возможность учиться на бухгалтера, потому что на тот момент преподавали: маляры, швеи, парикмахеры. Из-за болезни (экземы) мне нельзя было и мы выбили себе бухгалтерию. Выбивать приходилось многое. Я вам честно скажу, в училище где мы учились на бухгалтеров нас называли культурными хамами. 5 канал рулили тогда. Мы тогда пошли на программу «Диалог с городом». Нас отправили на площадь Островского в Комитет Образования. Я собрала компанию из 4 человек, нам сказали, что этих ребят оставят учиться. С тех пор разрешили детдомовским еще быть бухгалтерами.
Когда вы принимали решение родить ребенка — насколько вы чувствовали себя самостоятельным и уверенным в себе человеком?
Я очень хотела ребенка. И в 19 и в 20 лет я думала «боже, как это здорово — иметь ребенка». Я, наверное, по своей сути всегда хотела быть воспитателем и работать с детьми. Долго у меня не получалось завести детей, я жила с молодым человеком 3 года и у нас не получалось, а потом мы встретились с моим мужем (царствие ему небесное) и как-то получилось. Мне было 25 лет. Я была на 4 курсе института. Это абсолютно осознанно. Больше скажу, я ходила в храм, чтобы у меня этот ребеночек появился. То есть, я понимала, что абсолютно готова — я стою на ногах, у меня есть комната, у меня есть профессия, работа и у меня есть образование. Муж тоже на тот момент стоял на ногах. Это все планомерно, я ждала, даже уже боялась, что я не могу детей иметь. В 26 лет я родила Веронику, считаю что я ее родила в любви, в счастье, в браке — то есть это была полноценная семья.
У вас не было сомнений «а смогу ля быть хорошей мамой»?
Нет, я вообще по жизни очень уверенный в себе человек. Я недоверчива, очень осторожна с людьми, но для себя знала, что Веронику рожаю кто бы что мне ни говорил.
Тогда зачем вам потребовался Подсолнух?
Вот тут как раз граница уверенности и умения общаться с ребенком — это немножко другое. Я такая крутая, я родила, а дальше — что с этим делать?
Современный мир требует каких-то других жертв и ты понимаешь, что тут ты в компьютере, тут ты на работе, тут еще что-то, а тут ты просто элементарно устал. Я понимала, что денег на развивашки особо не было, потому что 4 курс, 5 курс института. Муж работал поваром, но не много зарабатывал. Тут вроде подвернулось и я реально черпала максимально все что давали.
Мы не пропускали ни одного занятия и я прямо ходила, черпала все что можно.
Потому что я сама эмоциональный человек и с психологами общались и, естественно, ребенок получал… Я видела какое она получает удовольствие. Потому что в первую очередь это я делала для нее. Мне иногда было лень вставать, еще что-то, но я понимала, что если я сегодня не встану — день прожит зря.
Какой первый навык вы здесь получили, который перевернул какие-то представления?
Играть с ребенком. Научиться играть и не бояться играть. Потому что когда Света (психолог родительского центра) начинала играть с детьми, то мы думали «блин, да что она такое делает — зачем это?».
До года мы не ходили, но даже в год мы играли в те игры, в которые с грудничками играют. Я понимала насколько она счастливая и иногда себя корила, что поздно пришла в этот клуб. За этот год пока она в младенчестве, упущено было очень много. Потому что это просто было лежание на кроватке. Ну, там, гули-гули. Конечно я не назову себя мамой, которая кинула ребенка и ушла, я тоже максимально старалась для ребенка и для меня через какое-то время показало, что я абсолютно верно приняла решение пойти в этот клуб. Я сделала и себе легче и в первую очередь для Вероники.
Мы с Вероникой говорили, у нее тоже хорошие воспоминания чему она здесь научилась. Можно ли сказать, что с этого момента у вас началась определенная гармония?
Пока они маленькие слово гармония… когда мы находим общий язык, умеем разговаривать… Сказать что я сильно умела с ней разговаривать — нет, нет, не было гармонии. Были конфликты, были ссоры, были обиды, были посещения психологов. Я не знала как с этим бороться. На какой-то период я даже перестала ходить в центр, потому что мне показалось, что меня психология грузит. Я на два года ушла из центра в момент развода с мужем. Я закрылась для всех, я сказала «не надо мне ваши байки рассказывать — я сама разберусь». Но через два года я снова пришла и тут уже началось… с шести лет, наверное.
Я всегда советую выпускникам детского дома и я много сюда привела людей, которые до сих пор довольны и счастливы, что они посещают этот центр. Я по сути своей человек-помощь. Я люблю оказывать помощь. Люблю доказывать правду. Я довольна, что кому-то помогаю, я рада, что кого-то привела. Я благодарна человеку, который тоже меня сюда привел.
Я рада знакомству с теми с кем здесь встретилась. Сейчас мы реже общаемся, но я могу Наташе позвонить, либо Лене.
Я тут как-то Веронику спросила — ей сейчас 15 лет, 9 класс — я вспоминаю эти подростковые группы и понимаю, что мы может быть где-то не доходили. Потому что куча нерешенных именно подростковых вопросов, когда она уже имеет свое мнение, она его высказывает. А я должна научиться его принимать. Не всегда я его принимаю, как ей кажется верно. Кое-что упущено, но думаю что 60% я взяла отсюда.
Спокойствие, общение, умение слушать ребенка.
Есть какие-то вещи, где я сказала что так будет и меня никто не переубедит, какой-бы хороший психолог ни был. Может быть это плохо.
Мы собираемся сделать, информацию о том что происходит в Подсолнухе доступной большому количеству людей, чтобы они могли воспользоваться этой возможностью. Что вы можете посоветовать тем родителям, которым сейчас нужна помощь?
Смотрите какая ситуация, поскольку я с рождения в детском доме, дети там не приучены доверять. Их прямо натаскивают как собачек «вот этому не верить, этому не верить, вот это у вас отнимут, это заберут». К сожалению, это есть и будет. И для меня вот это все было слишком доверчиво. Сейчас я понимаю, надо научиться доверять людям. Не все всегда бывает плохое — конечно соразмерно, аккуратненько, смотреть что ты подписываешь. Потому что самое элементарное анкетирование сотрудниками центра — оно было. Просто я в свое время чуть в секту не попала. Устраиваясь на работу, будучи молодой девочкой меня в секту Иеговы затащили. Я чуть не подписала договор на комнату в коммуналке, которую город дал. Никто нас не защищал.
Не бояться спрашивать, задавать вопросы. Может быть какие-то документы спросить, в конце концов. Попросить дать доступ к интернет источникам — это сейчас все доступно. В «Подсолнухе» меня убеждали что это не секта, но я полгода ходила и опасалась, что это секта.
Если вы уже знаете кого хотите взять — можно им показывать источники и отзывы. Вы можете дать мой контакт. Я скажу что это не материальная помощь, для меня это ключевой вопрос, а это именно социальная и психологическая помощь. Если это выпускники детских домов в 16-18 лет — они документов не видят, не понимают даже что такое элементарное анкетирование. Можно ознакомиться с этим документом «вот мы составляем анкету, чтобы нам с тобой работать, прочитай вопросы, задай что тебя интересует, есть ли у тебя сомнения».
Комментарий специалистов
Елена Петрусенко, психолог, АНО «Родительский центр «Подсолнух»
Ольга из тех активных, включенных мам, которые идут по пути вопросов — почитать, спросить, узнать, но принять решение и сделать в отношение своего ребенка самостоятельно. Ольге трудно давались вопросы связанные с доверием, открытостью — рассказать о своих переживаниях, поделиться с ребенком. Ей всегда было сложно понять, что у ребенка могут быть другие интересы, нежели у нее. Тем не менее она смогла дать возможность Веронике поверить в то, что у нее получается заниматься спортом. Она смогла поддержать ее на тех этапах, когда ребенок очень чувствителен к конкуренции. Она очень своевременно и жестко отреагировала на буллинг и пресекла какие-то непонятные отношения дочери с мошенником. Ей всегда было важно, чтобы Вероника общалась, чтобы ее детские и подростковые потребности были удовлетворены — это какие-то игры, книги, путешествия.
Ольга не просто отводила Нику в бассейн — она поддерживала ее, она болела за нее на всех соревнованиях, на которых могла и не могла быть. Она всегда снимала, выкладывала, делилась и показывала дочери насколько это важно. Ольга очень трепетно относилась к физическому здоровью Ники и когда у той начались трудности с коленями быстро и оперативно поддержала ее и приняла решение “как ты скажешь — продолжим или нет карьеру, но лечиться будем прямо сейчас, потому что это важно”. Теперь Вероника не знает трудностей со здоровьем, потому что очень своевременно приняты решения.
Когда подростковые вопросы Ники были решены, Ольга смогла заняться своими вопросами, своей жизнью, своим путем. Свою достаточно высоко оплачиваемую работу (она квалифицированный, опытный сотрудник банка) Ольга разменяла на совершенно другую сферу деятельности. Как я понимаю, она сейчас занимается детьми (пока она нам почти ничего не рассказывала). Ее опыт внимательного, трепетного отношения к потребностям дал возможность ей понять, что можно в любом возрасте начинать.
Поддержав своего ребенка, поняв, что Ника уже не нуждается в помощи мамы, Ольга переключилась на себя, чтобы быть современной активной мамой, которая может продолжать показывать ребенку пример и стремиться к своим идеям, целям и мечтам. Это большая работа личностная и большая работа специалистов, которые на тот момент работали с Ольгой, потому что, повторюсь, проблемой была закрытость и такая позиция, когда детский дом говорит «ты лучшая, молодец, золотая медаль, грамоты, спорт» — это все дает выпускнику излишнюю уверенность, что он сам все знает. И именно та, тонкая черта Ольги, что знаешь-знаешь, но лучше все равно у кого-то спросить — это дало возможность ей пройти собственный путь как человека, как специалиста, как мамы и теперь снова вернуться к своему собственному пути.
Елена Сухорукова, координатор программы «Мир моего ребенка», директор АНО «Родительского центра «Подсолнух»
Задача 3 уровня серьезно акцентировать внимание на том как родитель может помогать ребенку адаптироваться в обществе, в создании новых связей и отношений. А для того, чтобы помогать — нужно самому осваивать этот путь… То есть, получается, что родителям, кому 23-25-30 лет — в этом возрасте, чтобы помочь своему ребенку, они как будто бы должны пройти механизм адаптации заново… Это становится важно на 3 этапе, потому что у них очень сложные возникают ситуации. Им хочется сбросить эту работу на детей, чтобы дети сами это делали. Но у них возникает конфликт — до сих пор они учились помогать ребенку, сопровождать, понимать его потребности. Это то, что заставляет родителей обучаться. Они понимают насколько это важный навык, они становятся смелыми. Они понимают какими способностями обладает их ребенок, где места, которые могли бы помочь их ребенку быть устойчивыми. Они научаются коммуникации в более широком сообществе.
Программа предполагает переход из 2 ступени в 3 ступень, когда семья завершает свою работу в программе и постепенно готовится к самостоятельной жизни. Она может сверяться со специалистами, может запрашивать консультации. Родители приходят, спрашивают “так ли, не так ли что-то делаю” и в ходе консультации выясняются точки беспокойства. То есть, родитель что-то почувствовал и не пытается это разрешить самостоятельно, потому что он сталкивается с тем, что для него до сих пор это было неведомо. Это могут быть возрастные изменения у ребенка, это может быть новый адаптационный период либо в школе, либо на работе, либо в личной жизни. И тогда родителю необходимы сверки — с чем он имеет дело. То что мы называем опознаванием.