Это продолжение подробного обзора произведения Франца Кафки «Процесс».
Разбираем произведение подробно и выясняем, что же на деле происходило с Йозефом К., и какой процесс его погубил.
Первая часть разбора здесь
Первое следствие по делу К. проходит на окраине города в канцелярии, которая размещается в жилом доме. В описании этого жилого дома и его обитателей есть такой эпизод:
«Больше всех суетились девочки-подростки; казалось, что, кроме фартучков, на них ничего нет. Во всех комнатах стояли разобранные кровати, везде лежали люди – кто был болен, кто еще спал, а кто просто валялся в одежде»
Возникает образ больницы. Больница всегда полна бытового оживления: кто-то идёт на процедуры, кто-то ест, кто-то спит, к кому-то пришли родственники. И между всем этим оживлением снуют медсёстры в фартуках… В больницах очень много кроватей, и на них всегда лежат люди: кто-то сильно болен, кто-то просто спит, а кто-то просто лежит и решает кроссворды.
И среди всего этого оживления ходит К. и ищет свою «следственную комиссию». Как мы понимаем, невозможно ходить ни по зданию полиции, ни по зданию суда, заглядывая или стучась во все двери, и искать свою «следственную комиссию». А вот ходить по больнице и искать нужного врача, которого нет на месте, но он где-то в больнице… Да, так может быть.
Стучась в двери, К. спрашивает у всех: не здесь ли живёт столяр Ланц? Не здесь ли находится доктор Ланц?
Наконец К. находит нужное помещение. В помещении за столом сидит пыхтящий толстячок, который указывает К. на то, что К. опоздал на час и пять минут. И дальше толстячок говорит К.:
«-Да, - сказал человек на подмостках, - но теперь я уже не обязан вас допрашивать…. И только в виде исключения я сегодня пойду на это. Но больше опозданий быть не должно. А теперь подойдите»
Если человек опоздал к следователю на допрос, или на слушанье суда, его, конечно же, могут поругать за опоздание, но возможно ли, чтобы ему при этом сказали, что его допросят в виде одолжения? Нет конечно. А если человек опоздал к врачу? Может ему сказать врач, что так как он опоздал, то его примут в виде одолжения, исключения? Запросто, скорее всего так и скажут!
На следственной комиссии К. произносит речь:
«То, что со мной произошло, - продолжал К. уже немного тише, пристально вглядываясь в лица стоявших в первом ряду, отчего его речь звучала несколько сбивчиво, - то, что со мной произошло, всего лишь частный случай, и сам по себе он значения не имеет, так как я не слишком принимаю всё это к сердцу, но этот случай – пример того, как разбираются дела очень и очень многих. И я тут заступаюсь за них, а вовсе не за себя».
Это монолог человека, который, узнав, что болен, болен серьезно, с одной стороны, всё еще отрицает возможность болезни, ее опасность. С другой стороны, в его голову уже лезут мысли: почему так устроен мир; почему именно он; где справедливость и т.д.
Высказавшись К. покидает зал. Следователь, так ничего и не спросив у К., лишь говорит ему вслед:
«Одну минуту! – сказал он. К. остановился и, уже взявшись за ручку, вперил глаза не в следователя, а в дверь. – Я только хотел обратить ваше внимание, - сказал следователь, - что сегодня вы, вероятно сами того не сознавая, лишили себя преимущества, которое в любом случае даёт арестованному допрос»
Допрос в суде или на следствии не может считаться преимуществом. А вот иметь врача, который интересуется больным и его болезнью, иметь возможность рассказать о болезни, это, конечно же, преимущество. Потому что врач может помочь больному. Когда больной человек на приёме у врача рассказывает о своём самочувствии, это тоже вид допроса, но не судебного. Врач спрашивает, а больной отвечает.
Встретившись с дядей, К. говорит ему:
« - Прежде всего, дядя, - сказал К., - этот процесс не из тех, какие разбирают в обычном суде»
Здесь опять автор нам подсказывает, что не о судовом процессе нам рассказывается в этом произведении.
На это дядя отвечает К.:
«Но как же это случилось? – спросил наконец дядя и так внезапно остановился, что люди, шедшие за ним, испуганно шарахнулись. – Такие вещи сразу не делаются, они готовятся исподволь. Должны же были появиться какие-то признаки, намёки, почему ты мне ничего не писал?»
Если речь действительно идёт о судебном процессе, связанном с совершением преступления, то сказанное дядей бессмыслица. Если человек совершил преступление, в котором его обвиняют, то процесс не может быть для него неожиданностью. Если человек не совершал преступление и страдает безвинно, то до момента начала следствия и выдвижения обвинения, он не может ничего знать. Никаких признаков быть не может. Какие могут быть признаки, что нечистый на руку следователь повесит на него чужое преступление?!
Но всё сказанное имеет смысл, если речь идёт о болезни. Момент ареста – это момент, когда К. узнаёт, что процесс против него уже идёт. В этом произведении арест – это момент, когда человек узнаёт, что он болен. Болезнь уже идёт, и вот в какой-то момент она проявляется. А процесс болезни шёл и до момента, когда человек об этом узнал.
И дядя удивлён, что до момента, когда К. сказали, что он арестован (болен), не было никаких признаков.
Видя, что Йозеф не относится к процессу серьёзно, дядя говорит ему:
«Хочешь проиграть процесс? Да ты понимаешь, что это значит? Это значит, что тебя просто вычеркнут из жизни».
Кто-нибудь когда-нибудь встречал человека, которому грозит судебный процесс, а он считает, что как-нибудь само собой обойдется?! А люди, которые, столкнувшись с какой-нибудь болезнью, считают, что как-нибудь само собой всё обойдётся, не так всё и плохо и т. д. Бывают такие? Сколько угодно.
Болезнь, которую не вылечат, вычёркивает человека из жизни.
Дядя предлагает К. на время поехать в деревню. Деревня – шаблонная ассоциативная реакция на болезнь. Первое, что можно сделать больному человеку, – это улучшить его жизненные условия, чтобы облегчить ему выздоровление. Деревня более здоровое место для жизни человека, чем город. А чем может помочь человеку, обвиняемому в преступлении, переезд в деревню?! Какая связь?
Со временем К. начинает всё больше и больше думать о процессе.
«Мысль о процессе уже не покидала его. Много раз он обдумывал, не лучше ли было бы составить оправдательную записку и подать её в суд. В ней он хотел дать краткую автобиографию и сопроводить каждое сколько-нибудь выдающееся событие своей жизни пояснением»
Этот эпизод — это размышления человека, чья жизнь в опасности, является ли бедствие, его постигшее, случайностью, или же это справедливая кара за неверные поступки. Людям свойственны размышления типа, есть ли связь между случившейся бедой и поступками человека? Поэтому, думая о процессе, К. размышляет о своей жизни.
Адвокат Гульд, который занимается процессом К., рассказывает ему:
«К. должен принять во внимание, что всё разбирательство ведётся негласно; конечно, если суд найдет нужным, оно ведётся гласно, но обычно закон гласности не предписывает. Вследствие этого все судебные документы, особенно обвинительный акт, ни обвиняемому, ни его защитнику недоступны, так что в общем они либо совсем не знают, либо знают очень смутно, насчёт чего именно направлять первое ходатайство, поэтому в нём только случайно может содержаться что-нибудь имеющее значение для дела. А по-настоящему точные и доказательные ходатайства можно выработать только позже, когда по ходу следствия и допросов обвиняемого можно будет яснее увидеть отдельные пункты обвинения и их обоснование или хотя бы построить какие-то догадки»
Для реальной судебной практики в этом эпизоде всё лишено смысла… Обвиняемому и адвокату не сообщают, в чем суть обвинений. Допустим, что речь идёт о какой-то неправовой, с нашей точки зрения, системе, но тогда и адвоката быть не должно. А тут он есть, но ему ничего не сообщают? А что он тогда может сделать? Зачем он нужен?
Но если наложить этот текст на рассказ о болезни, то всё становится на свои места. Течение болезни происходит «негласно», в организме человека идут скрытые невидные процессы. Лишь по каким-то внешним признаком можно предполагать о том, как развивается болезнь. Даже диагностировать болезнь не так просто – обвинительный акт не известен. Адвокаты «знают очень смутно, насчёт чего именно направлять первое ходатайство» - не просто определить, что нужно лечить. Напомню, что произведение писалось в начале двадцатого века, когда с диагностикой было всё принципиально хуже, чем сейчас. «А по-настоящему точные и доказательные ходатайства можно выработать только позже, когда по ходу следствия и допросов обвиняемого можно будет яснее увидеть отдельные пункты обвинения» - но по ходу лечения уже можно что-то определить, общаясь с пациентом и наблюдая, помогает ли прописанное ранее лечение.
Адвокат рассказывает дальше:
«Дело в том, что суд, собственно говоря, защиту не допускает, а только терпит её, и даже вопрос в том, возможно ли истолковать соответствующую статью закона в духе такой терпимости, тоже является спорным. Потому-то, строго говоря, нет признанных судом адвокатов, а все выступающие перед этим судом в качестве защитников, в сущности, являются подпольными адвокатами»
В этом произведении адвокат – это врач. А суд – это миропорядок, устроенный Богом. Врач может помочь больному, но у него нет доступа в суд, верховную канцелярию, туда, где принимаются решения, кто из людей будет здоров, а кто заболеет, кто выздоровеет, а кто нет. «Нет признанных судом адвокатов» - никто из врачей не выступит перед Богом, защищая своего пациента.
Адвокат продолжает свой рассказ:
«Дело в том, что всё судопроизводство является тайной не только для общественности, но и для самого обвиняемого, только в тех пределах, в каких это возможно, но возможности тут неограниченные. Ведь и обвиняемый не имеет доступа к судебным материалам, а делать выводы об этих материалах на основании допросов весьма затруднительно, особенно для самого обвиняемого, который к тому же растерян и обеспокоен всякими другими отвлекающими его неприятностями. Вот тут-то и вмешивается защита.
Вообще-то защитников на допросы не допускают, поэтому им надо сразу после защиты, по возможности прямо у дверей кабинета следователя, выпытать обвиняемого, о чём его допрашивали, и из этих, часто уже весьма путанных показаний отобрать всё, что может быть полезно для защиты»
Если речь идёт о судебном процессе, то всё сказанное выше, опять же полнейший абсурд. Никто ничего не знает, ни обвиняемый, ни адвокат, никого никуда не допускают…
Но всё сказанное применимо к описанию течения болезни. Имеет ли обвиняемый (больной) или его адвокат (врач) какую-то объективную информацию о процессе? Нет. Ни у кого нет достоверной информации, ни почему болезнь начинается, ни как она проходит. Лишь по неким внешним проявлениям можно догадываться. При этом адвокат имеет больше шансов «справиться» с процессом, чем обвиняемый, хотя адвокату ничего не сообщают и никуда не допускают. Так же и врач имеет больше шансов справиться с болезнью, чем больной сам по себе.
Знания адвоката о процессе основаны на рассказах подсудимого - рассказ больного о самочувствии, симптомах и т.д. Но «таким путём можно узнать очень мало, хотя и тут, человек дельный, конечно, узнает больше других» - по рассказам пациента и проявляющимся симптомам дельный врач узнает больше посредственного.
Адвокат:
«Но самым важным остаются личные связи адвоката, в них-то и кроется основная ценность защиты. Разумеется, К. уже по собственному опыту убедился, что организация судебного аппарата на низших ступенях не вполне совершенна, что там много нерадивых и продажных чиновников, из-за чего в строго замкнутой системе суда появляются бреши. В них-то по большей части и протискиваются всякие адвокаты, тут идет и подслушивание и подкуп, а бывали, по крайней мере в прежние времена, и похищения судебных актов»
То есть самую важную информацию о процессе адвокат получает из неформальных источников. Самую ценную информацию о течении болезни врач получает не из рассказов пациента, а из анализов. Течение болезни скрыто от глаз, но есть способы диагностики, благодаря которым удаётся узнать о течении болезни. То есть благодаря диагностике врач получает информацию о процессах скрытых.
Адвокат говорит:
«Правда, бывает, как, впрочем, и у всех, мрачные дни, когда думаешь, что ни малейших успехов не достиг, и кажется, будто хорошо кончились только те процессы, в которых благополучный исход был предопределён с самого начала, без всякой посторонней помощи, а все остальные проиграны, несмотря на всю беготню, все старания, все кажущиеся мелкие успехи, которые тебя радовали»
Так всё и есть в лечении серьезных болезней. Ни самый лучший врач, ни самое дорогое лекарство ничего не могут гарантировать больному. Даже у самых лучших врачей умирают пациенты, и это не редкость, а бывает так, что больной выздоравливает у врача посредственного. Потому что внутренние скрытые факторы влияют не меньше, а может быть даже и больше, на процесс болезни, чем врач. Почему в одном организме при аналогичном лечении находятся силы победить болезнь (быть оправданным), а в другом нет (быть признанным виновным)?! Может быть потому, что «хорошо кончились только те процессы, в которых благополучный исход был предопределён с самого начала»!?
Адвокат продолжает:
«иногда бывает другое: процесс принимает такой оборот, что адвоката к нему уже не допускают. И само дело, и обвиняемого, и вообще всё просто отнимают у адвоката, и тут уж не помогут самые лучшие отношения с чиновниками, потому что те и сами ничего не знают. Просто весь процесс перешел в такую стадию, где никакой помощи уже оказать нельзя, где дело ведется в недоступных судебных органах и обвиняемый становится недоступным для адвоката»
Бывают такие стадии болезни, когда врач уже ничем не может помочь своему пациенту: «просто весь процесс перешел в такую стадию, где никакой помощи уже оказать нельзя»
Адвокат Гульд рассказывает К. очень много о том, как устроена судовая система, и как происходят процессы, жертвой которого стал К. И всё что адвокат рассказывает полностью укладывается в привычный нам мир, привычный ход вещей… вот только в привычный ход вещей не для судебных процессов, а для течения болезни.
Сам же К. размышляет виновен ли он:
«Но прежде всего, если хотеть чего-то добиться, надо с самого начала отмести всякие мысли о возможной вине. Никакой вины нет…..Во имя этой цели никак нельзя играть с мыслью о какой бы то ни было вине, наоборот, надо все мысли твёрдо сосредоточить на собственной правоте»
Кстати, когда К. размышляет о своей невиновности, то всегда идёт речь о его образе жизни. Так, размышляя о том, что он напишет ходатайство в суд, он думает:
«Правда, ходатайство потребует долгой, почти бесконечной работы. Даже при самом стойком характере человек мог прийти к мысли, что такую бумагу вообще составить невозможно. И не от лени, не от низости, которые только и могли помешать адвокату в этой работе, а потому, что, не зная ни самого обвинения, ни всех возможных добавлений к нему, придётся описать всю свою жизнь, восстановить в памяти мельчайшие поступки и события и проверить их со всех сторон. И какая же это грустная работа!»
Для правосудия такие размышления абсолютно бессмысленны, потому что суд интересует конкретный поступок. А вот если в жизни человека случается какое-то несчастье, то люди очень склонны искать в своих былых поступках какую-то вину перед верховным судом, за которую человек может быть наказан болезнью или иным бедствием. Именно то, чем и занимается К.
Художник, который работает в суде художником, а, следовательно, очень хорошо знаком с процессами, судами, судьями и т.д., утверждает, что может помочь К., так как К. невиновен. Он говорит К.:
«- Совсем забыл спросить вас вот о чём: как вы предпочитаете освободиться от суда? Есть три возможности: полное оправдание, оправдание мнимое и волокита. Лучше всего, конечно, полное оправдание, но на такое решение я никоим образом повлиять не могу. По-моему, вообще нет такого человека на свете, который мог бы своим влиянием добиться полного оправдания. Тут, вероятно, решает только абсолютная невиновность обвиняемого. Так как вы невиновны, то вы, вполне возможно, могли бы все надежды возложить на свою невиновность»
При этом тут же художник замечает, что ни об одном полном оправдании он еще не слышал.
То есть полное оправдание зависит только от невиновности, и повлиять на суд, чтобы он принял такое решение невозможно.
Мнимое оправдание – это поручительство перед судьями, в результате которого обвиняемый покинет суд и будет свободен. Правда тут же художник говорит:
«но конечно, это только мнимая свобода, точнее говоря, свобода временная. Дело в том, что низшие судьи, к которым и принадлежат мои знакомые, не имеют права окончательно оправдывать человека, это право имеет только верховный суд, ни для вас, ни для меня и вообще ни для кого из нас совершенно недоступный… Так что великое право окончательно освободить от обвинения нашим судьям не дано, однако им дано право отвода обвинения. Это значит, что если вас оправдали в этой инстанции, то на данный момент обвинение от вас отвели, но оно всё же висит над вами, и, если только придёт приказ, оно сразу опять будет пущено в ход. Так как я очень тесно связан с судом, то могу вам сказать, каким образом чисто внешне проявляется разница между истинным оправданием и мнимым. При истинном оправдании вся документация процесса полностью исчезает, она совершенно изымается из дела, уничтожается не только обвинение, но и все протоколы процесса, даже оправдательный приговор, всё уничтожается. Другое дело при мнимом оправдании. Документация сама по себе не изменилась, она лишь обогатилась свидетельством о невиновности, временным оправданием и обоснованием этого оправдательного приговора. Но в общем процесс продолжается…»
Мнимое оправдание здесь – это выздоровление. Выздоровление – это оправдательный приговор. Почему же оно мнимое?! Потому что никакое выздоровление никогда не гарантирует человеку, что он больше не будет болеть. Всё как написано здесь: оправдательный приговор не гарантирует человеку, что в какой-то момент процесс не возобновится. И даже точнее: совершенно точно известно, что процесс возобновится (болезни будут и в будущем), вопрос только во времени. При мнимом оправдании у подсудимого есть время! Так же как у человека, который выздоровел от болезни, гарантированно есть время.
Художник продолжает:
«И вот однажды – когда никто этого не ждёт – какой-нибудь судья внимательнее, чем обычно, просмотрим все документы, увидит, что по этому делу еще существует обвинение, и даст распоряжение о немедленном аресте. Всё это я рассказываю, предполагая, что между мнимым оправданием и новым арестом пройдёт довольно много времени; это возможно, и я знаю множество таких случаев, но вполне возможно, что оправданный вернётся из суда к себе домой, а там его уже ждёт приказ об аресте. Тут уж свободной жизни конец»
То есть мнимое оправдание обычно даёт подсудимому время. Но может так получиться, что времени не будет, и процесс возобновится сразу же после оправдания. Выздоровление обычно даёт человеку время, но бывает и так, что происходит рецидив, и, хотя вот еще недавно было мнимое оправдание (выздоровление), времени совсем нет, и человек вновь обвиняемый.
« - И что же, процесс начинается снова? – спросил К. с недоверием.
- А как же, - сказал художник, - конечно, процесс начинается снова, но и тут имеется возможность, как и раньше, добиться мнимого оправдания»
То есть рецидив или новая болезнь не обрекают человека по умолчанию, обвиняемый может опять добиться мнимого оправдания и выбороть себе ещё времени…
« - Но ведь и это оправдание неокончательное? – спросил К. с сомнением покачал головой.
- Ну конечно, - сказал художник, - за вторым оправданием следует второй арест, за третьим оправданием – третий арест и так далее. Это включается в самое понятие мнимого оправдания»
Никакое выздоровление не гарантирует отсутствие болезни в будущем. Никое оправдание не гарантирует отсутствие ареста в будущем.
Почему не бывает полного оправдания?! Да потому, что не бывает жизни без болезней.
Разница между полным оправданием и мнимым в том, что мнимое на время, а полное - навсегда.
Третий вид оправдания – волокита. Сущность волокиты состоит в том, что «процесс надолго задерживается в самой начальной его стадии». Чтобы получить такой результат, нужно ни на минуту не упускать процесс из виду, регулярно ходить к соответствующему судье, установить с ним добрые отношения, влиять на него через знакомых и т.д. и т.п. Если всё правильно сделать, то:
«дальше своей первичной стадии процесс не пойдёт. Правда, он не будет прекращен, но обвиняемый также защищён от приговора, как если бы он был свободным человеком. По сравнению с мнимым оправданием волокита ещё имеет то преимущество, что впереди у обвиняемого всё более определённо, он не ждёт в постоянном страхе ареста и ему не нужно бояться, что именно в тот момент, когда обстоятельства никак этому не благоприятствуют, ему вдруг придётся снова пережить все заботы и треволнения, связанные с мнимым оправданием»
При волоките процесс не заканчивается, обвиняемого допрашивают, следствие продолжается, продолжаются допросы, нужно ходить к судье…
В данном случае волокита – это лечение, которое не позволяет болезни активно развиваться. То лечение, которое не может вылечить, но может задержать процесс развития болезни. Всё как здесь в тексте и сказано: «процесс надолго задерживается в самой начальной его стадии».
Как видим, под судебными терминами скрыто описание болезни и три возможных варианта развития болезни. Если мы пытаемся всё сказанное наложить на судебную практику, то получается что-то абсурдное… Полного оправдания не бывает, бывает мнимое, но это, по сути, и не оправдание…
Но если всё, что здесь сказано, мы применим к развитию процесса болезни, то получается совершенно рациональный смысл, привычный для нас ход вещей. Есть четыре варианта в истории человек и болезнь. Четвёртый – это приговор, то есть гибель от болезни, но есть три вида оправдания/выздоровления:
1. Полное оправдание – полное выздоровление. Здесь полное оправдание – это гарантия обвиняемому, что его процесс больше не возобновится. В истории человек и болезнь такого действительно не бывает, как и сказал художник. Можно победить болезнь, но может быть рецидив. Но даже если не вернётся одна болезнь, то рано или поздно будет другая. Поэтому полного оправдания, с гарантией, что процесс больше не возобновится, не бывает. Как не бывает жизни без болезней.
2. Мнимое оправдание – это выздоровление. Но оно не гарантирует человеку, что процесс больше не возобновится.
3. Волокита – это усилия, которые прилагаются для задержания развития болезни.
Согласны или не согласны? Пишите в комментариях! Обсудим!
И не забывайте подписываться на канал, продолжение следует!
Заключительная часть обзора на «Процесс» Франца Кафки здесь
