970 подписчиков

«The Sandman. Песочный человек» Нила Геймана: «Книга 9. Милостивые» (рецензии на все тома – да здравствует экранизация!)

14 августа 202214 авг 2022

7 мин

Как отмечает автор предисловия к самой длинной из историй о Сэндмене (тринадцать выпусков которой впервые увидели свет четверть века назад – с декабря 1993-го по май 1995-го), её основной сюжет совпадает с сюжетом всего десятикнижия: «Сон осознаёт остроту смертной жизни и свою неизбежную причастность к этой остроте»…

А если вы спросите, зачем писать о том, что многим, вероятно, давным-давно уже хорошо известно, отвечу мудрыми словами мимолётного персонажа: «Даже самые старые истории – новые для кого-то…»

* * * * * Это архивный материал, впервые опубликованный в мае 2019 года. * * * * *

Слушай. Не стоит мне это говорить – не моё это дело… Я по свету не первый день гуляю. Не так давно, как ты, конечно. Но если я чему и научился, так это чуять запах смерти. Он ведь почти как настоящий запах. Почуешь его от какого-нибудь парня, и через две недели ему в переулке глотку перережут. И знаешь, приятель, от тебя им просто несёт. Я тревожусь. Ты береги себя, ладно?

У Литы Холл похищают маленького сына, которого она настолько опекала, что аж три года от себя не отпускала. Подозрения падают на Морфея; узнав, что Даниель погиб, Лита отправляется в путь искать отмщения.

Помочь ей в этом могут фурии, «стародавние мстительницы», «Почтенные» или «Милостивые» («Это имя им нравится») – Три Ведьмы, которые «в согласии со старинным ритуалом» ответят на три любых вопроса («если они правильно заданы»), а в соответствии с другим старейшим правилом могут отомстить, но «лишь по праву крови». На свою беду, Владыка форм уже развязал им руки, роковым образом став их «законной добычей»…

Мы – Милостивые, Морфей. Мы – Эринии. Мы – отмщение и ненависть. Неумирающие. Мы – твоя погибель.

Мы уничтожим твой мир снов, Морфей. Уничтожим всё, что ты когда-либо любил. Всё, что для тебя важно. А в конце концов уничтожим тебя самого.

Мы – гончие Аида.

Боги боятся нас. Демоны боятся нас. Мы гнали царей и ангелов. Мы несли отмщение мирам и вселенным.

Мы – Милостивые. Мы – Эвмениды.

Проблема, наверное, каждой рецензии на «Сэндмена» в том, что до тебя всё самое главное уже сказано в предисловии, а дополнено в комментариях. Вступление к девятому тому написал Фрэнк Макконнелл – и он сразу отметает любые сомнения, щедро осыпая автора великого цикла заслуженными комплиментами и прямо сообщая: «Вы держите сейчас в руках одну из самых поразительных историй за последние пятьдесят лет – в любой форме».

…Вся сюжетная линия «Сэндмена», которая достигает своей высокой, трагической катастрофы и развязки в «Милостивых», – одно из самых невероятных событий во всей истории комиксов.

Гейману, парню скромному, такое сравнение не понравилось бы, но он сделал для комиксов то же, что Дюк Эллингтон – для джаза в 30-х: создал произведения настолько ошеломительные и величественные, что даже неодолимым снобам и тугим на ухо упрямцам пришлось их заценить.

…Такое наслоение мифического и бытового и придаёт книге неповторимую тональность – тональность, которую можно услышать также у Джойса, Фолкнера и Томаса Пинчона.

Разворот из графического романа Нила Геймана «The Sandman. Песочный человек. Книга 9: Милостивые» © ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус»

Суть в том, что эта история – великолепная притча об очеловечивании мифа: о том, как ценности раскаяния, ответственности и ужасного долга любви перевешивают даже власть и могущество богов, которых мы изобретаем, чтобы затем им поклоняться.

Не собираясь даже с этой оценкой соревноваться, отметим лишь какие-то приятные нам нюансы.

Традиционную остроту реплик, сопряжённую с донельзя чёрным юмором («Мэм, можно поговорить с отцом ребёнка?» – «Конечно. Уиджа у вас с собой?»).

Неожиданные и подчас причудливые виньетки на полях основного сюжета (так фейри Клуракан, оказавшись в замке Морфея, вытаскивает изо рта оленя: «Здесь нельзя сходить с дороги. Это сырая материя снов, она опасна»).

Поэзию повествования, в наиболее возвышенные моменты принимающую буквально стихотворную форму:

Тьма сгущается порою,

Меркнет свет последний дня.

Я хочу сказать другое:

Будешь мной после меня…

Приметы, возможно, по-настоящему стоящих книг («Вот, составляю список слов, которые нужно будет посмотреть в словаре, когда вернусь домой. Синопль. Шуйца. Галдья») и советы, как попасть в труднодоступные места типа гримёрки телешоу («Стодолларовые купюры, Хэл. Даёшь их людям, и тебя пускают за кулисы»).

Готовые афоризмы, звучащие порой из самых странных уст: так, дьявол, оставивший ад и играющий на фортепьяно в лучшем из клубов города ангелов, философствует, что «высшая из всех свобод – свобода уйти» («Не обязательно оставаться в одном месте навсегда»); ведьмы на вопрос о возрасте повторяют вслед за Джонатаном Свифтом, что им «чуть больше, чем зубам, но столько же, сколько и языку», а злокозненный лесной дух говорит, что его жертву скоро «будут помнить лишь антиквары»: «Впрочем, в зареве воспоминаний все мы кажемся лучше»…

Ну и сны, разумеется, сны во всём их грандиозном разнообразии – пусть даже чаще страшные, нежели приятные…

Помню, мне как-то приснилось, что Пегги умерла, проснулся весь в слезах. А потом проснулся чуть больше и понял, что это был только глупый сон. И я перевернулся в кровати, чтобы рассказать об этом Пег, а её не было. И я проснулся уже как следует и понял, что она умерла месяц назад.

Сны – хитрые твари. Им доверять не стоит.

Обложка пятой главы графического романа Нила Геймана «The Sandman. Песочный человек. Книга 9: Милостивые»

Ну а в качестве занятного прикола, свидетельствующего о неумолимости прошедшего времени, отметим, что Локи, «кузнец лжи», рассказывает здесь не совсем приличную байку о том, как Тор «разродился» рататоском, а затем едва не развязывает войну между Асгардом и Миром снов. В то же время подруга сравнивает Литу, способную в расстроенных чувствах вышибить дверь, с Халком из «старого сериала» («Я тебе не понравлюсь, если разозлюсь»), тогда как сам автор указывает в сценарии, что тыквоголовый Мервин (это он говорит про Морфея: «Вот я и хочу узнать, какая тварь ему в задницу залезла и там подохла?») должен напоминать… Ника Фьюри.

Да, в начале девяностых это были полузабытые персонажи, без каких-либо проблем пробирающиеся в издание DC – и кто бы мог тогда подумать, во что спустя пару десятилетий всё обернётся…

Знаешь, что людей привлекает больше всего? Желание узнать, чем всё закончится. Оно как клей. И знаешь, в чем твоя трагедия, Карла? {…} В том, что, несмотря на доброту, несмотря на желание помочь, ты так и не узнала, что тут вообще происходит, вокруг чего всё крутится. Ты не знаешь, чем всё закончится. И никогда не узнаешь.

К слову, вот вам ещё одна перекличка с другой франшизой – но уже выходящая за бумажные рамки. Упомянутый выше Фрэнк Макконнелл помимо прочего пишет, что «есть во всём этом что-то до ужаса диккенсовское»:

Ведь Диккенс тоже печатал романы отдельными выпусками (нельзя вернуться и отредактировать предыдущую главу, потому что она уже опубликована).

И вместе с тем всё чаще слышны голоса, предрекающие в скором будущем Нилу Гейману Нобелевскую премию: раз уж почтенные академики «снизошли» до бардовской песни, то рано или поздно они обратят свои взоры и на графические романы – и автор «Сэндмена» тут будет первым из кандидатов, даже принимая во внимания заслуги иных его великих коллег. Потому что – как ни уважай, например, Алана Мура или Фрэнка Миллера – именно Гейман лучше любого из них знает секрет того вещества, из которого, по Макконнеллу «творится литература: просвещённая, сложная, откровенная, весёлая, печальная и неотразимо человечная».

«Вы ведь можете не останавливаться, можете уйти из Волшебной Страны куда-то ещё, а потом… потом ещё куда-нибудь. Они вас никогда не нагонят».

Правила и ответственность – вот узы, что связывают нас. Мы делаем то, что делаем, ибо мы – это мы. Если бы мы поступали иначе, то не были бы самими собой.

Я сделаю то, что нужно. И сделаю то, что должен.

Фрагмент панели из графического романа Нила Геймана «The Sandman. Песочный человек. Книга 9: Милостивые»

Впрочем, сам Нил Гейман – парень и правда скромный, и в своём послесловии от ноября 1995-го весь непреднамеренный пафос своего труда «о тенях и очертаниях, форме и пламени» максимально снижает:

Я до сих пор не знаю, насколько успешными получились «Милостивые», насколько далёк или близок я оказался от того, что хотел сказать. Но этот том – самый тяжёлый из всех и потому (в твёрдом переплёте) точно сгодится, чтобы оглушить грабителя, который забрался к вам в квартиру, а это всегда было моим мерилом истинного искусства.

Надеюсь, вы учтёте и это, совершая свою лучшую в этом месяце покупку.

Как запомните и то, что «живёт тайна, а не объяснение», а потому, читая «Милостивых», где «собираются воедино почти все линии «Сэндмена», следует быть предельно внимательным, ибо подсказок от автора точно не будет.