Большинству советских режиссёров во времена полного отсутствия компьютерной графики, приходилось умолять призванных в картину художников-постановщиков, изобретать НЕЧТО, достоверно напоминающее на экране необходимую субстанцию. Вот размечтался гениальный Тарковский на своём "Солярисе" об образе "думающего океана", а как воплотить эту проблему на плёнке, пришлось выдумывать природно одухотворённому Михаилу Ромадину.
Много дней парни "химичили" над этой удивительной, самодвижущейся жидкостью. Кто-то пишет, что остановились на "смеси алюминиевых опилок с соляной кислотой". Я когда-то видел по ТВ сюжет, посвящённый этому "киношному священнодействию", но точный состав, как и сакральную "слезу комсомолки", увы, запамятовал. В итоге, снятый блестящим оператором Юсовым в тазу, своеобразно мыслящий океан, полностью удовлетворил Андрея Арсеньевича. Да и на экране, особенно для 1972 года, это зрелище просто не могло не завораживать, сидящего в тёмном зале, удивлённого зрителя.
Более простая с виду задача стояла пред создателями легендарной комедии "Джентльмены удачи". Просто надо было ненадолго погрузить артистов в жидкий цемент и быстренько снять это на камеру. Но всё оказалось не так то и просто. Долго думали-гадали, чем же таким интересным заполнить цистерну, чтобы и масса славно напоминала этот серый строительный материал, и чтобы сидящим в ней по самую шею актёрам, всё же было более-менее терпимо "бултыхаться" в искомой среде. В конце концов, кто-то додумался до того, чтобы позаимствовать на ближайшем хлебозаводе "хлебную закваску". Правда, для придания этой субстанции большей похожести на цемент, в цистерну добавили ещё и пару декалитров "луковой эссенции". В итоге, съёмки прошли удачно, если не считать того, что страдающий жуткой клаустрофобией Савелий Крамаров так и не смог заставить себя стать "советским Диогеном". Пришлось Данелии изворачиваться, дабы наблюдательный зритель не заметил отсутствия в кадре своего любимого артиста. Хотя на фото, вроде как, Савелий и присутствует.
Но самая сложная задача предстояла отчаянному режиссёру Александру Митте. Мало того, что ему пришлось "сражаться" с, так и оставшемуся в "спасительных" джинсах, главным героем, так и само понятие "фильм-катастрофа" обещало в дальнейшем немало "приключений". Самыми сложными стали съёмки, отнюдь, не "разрывающегося пополам" самолёта, а кадры с живыми людьми, спасающимися от селя пополам с огненной стихией.
При желании в этом "жарком" эпизоде можно было бы легко отправить на больничную койку добрую половину из призванных каскадёров. Поэтому то и задача перед художником-постановщиком Анатолием Кузнецовым, а так же директором картины Борисом Криштулом, стала далеко не простой. Но работавший ещё на "Красной палатке" с самим Калатозовым мудрый Борис Иосифович, не привык пасовать перед трудностями. Даже когда внезапно сгорел единственный списанный Ту-154, и крайне впечатлительный Митта надолго впал в производственный ступор, директор картины сумел всё "разрулить".
Итак, на бегущих по склону товарищей обрушивается "селевой поток". И если с горящими нефтепродуктами вопрос удалось закрыть довольно легко, то придумать, из чего бы сотворить эту тёмную, определённо безопасную массу, додумались далеко не сразу. Опять "кто-то" подсказал, что можно договориться с "комбикормовым предприятием" и закупить у них несколько тонн этого "фуража". И по рассказам всё того же Криштула "разведённый с водой" комбикорм был практически не отличим от природного селевого потока.
Когда смотришь на современные ремейки "Соляриса" от Джорджа Клуни или беспечную беготню из одного самолёта в другой, поразившую даже отчаянных скептиков в новом "Экипаже", то понимаешь, как же в те бескомпьютерные годы было трудно этим талантливым художникам-постановщикам советских картин. И всё одно, их старания окупились полностью, потому что никакая изощрённая графика не заменит настоящее, живое искусство, воплощённое такими выдумщиками, какие существовали на наших киностудиях в 60-х, 70-х годах!