Одна из самых странных книг, прочитанных за последнее время. С самой невероятной идеей, необычным стилем и многообещающим финалом.
Современный нам мир, в котором в рамках национальных проектов прошла гуманизация правоохранительной системы и была введена смертная казнь за ряд преступлений. Совершенно замечательный оксюморон, который становится еще более абсурдным, когда мы узнаем: смертный приговор следует за экономические и моральные преступления.
Более тяжкие преступления так не наказываются. Почему? Этому есть объяснение:
"Убийца, насильник - они уже как бы сами себя приговаривают к страшному наказанию, к нравственной смерти. Их нужно законом просто немного подтолкнуть к осознанию их проступков".
Ожидают смертной казни на неком Комбинате, причём совсем необязательно, что приговор будет приведён в исполнение сразу - это как жребий ляжет, то есть как выпадет очередь, которую определяет лотерея.
Каждое утро осуждённый выходит на прогулку, пересекает красную черту. Именно на этой линии может прозвучать выстрел. А потом продолжает вести вполне обычную жизнь. Его камера как номер трехзвездочного отеля, он может работать удалённо, поддерживать связь с близкими. Да и сама тюрьма даже не обнесена колючей проволокой, располагается в центре Москвы, и из-за забора можно наблюдать за жизнью москвичей. За побег ничего не бывает, но заключённый возвращается сам. ВСЕГДА. САМ. Потому что есть программа "доброе воздействие".
Подведём итог?
"Вы можете спокойно состариться и умереть своей смертью. А можете и не состариться и не умереть. Это уж как получится, как повезёт".
Казнь же называется "гуманной", потому что человек якобы ничего не замечает, ведь пулемёт "разносит человека сразу в клочья, за полсекунды".
Пулемёт этот и зовут Сашей. Вот и название - " Привет, Саша". Каждое утро, выходя на прогулку, возможно, последнюю в жизни, заключённые видят этот пулемёт. Что им остаётся делать? Здороваться.
В романе настолько тесно переплетены наша действительность, наличие, например, "Пятерочки", и какие-то совсем фантастические детали. Фантастические не потому, что "летают машины" или всё вокруг делают роботы, а потому, что их и предположить сложно - они за гранью обычного человеческого сознания.
Главный герой приговорен к смертной казни за "интимную связь" со своей студенткой. Тут совсем неважно, что девушка "любит героя" и никакого принуждения не было. Важно: первое - герой женат, второе - он преподаватель.
Абсурдность ситуации подчёркивается обыденностью происходящего: будто герой пришёл не в суд, а куда-нибудь типа МФЦ, будто он получил не смертный приговор, а направление на собеседование.
Все последующие диалоги - с матерью, с женой, с любовницей, с начальником, с директором тюрьмы - будут эту абсурдность углублять.
Общество гуманизации на самом деле выглядит как расчеловеченное общество. Почему так кажется? Потому что люди словно лишены эмоций - "скорбным бесчувствием" назовет состояние один из героев.
Неравнодушие же самого героя выдают только обыденные действия с рукавами и обувью. Приходя к матери или домой, он очень долго не может снять пальто, выпутаться из его рукавов, путается в шнурках и ботинках.
Главный герой (как и его жена Светлана) - филолог в хорошем смысле этого слова, он преподаватель, и не оставляет своей деятельности даже в тюрьме в ожидании смертного приговора, занимаясь удаленно. Поэтому упоминание в романе тем лекций Сергея или Светланы, безусловно, значимы.
Так, несколько раз упоминается имя Пильняка. Тут все ясно. Творчество Пильняка, сейчас, к сожалению, несколько позабытое, на самом деле весьма интересно. Когда Виктор Шкловский (представитель, кстати сказать Серапионовых братьев - еще одна тема лекции) заклеймил писателя: «Если Андрей Белый — дым, то Пильняк — тень от дыма», - он на самом деле уловил стилевую особенность Пильняка. Тень - это тоньше любой реальности, тем более дыма. А Пильняк обо всем говорил символами, прибегая обычно к объяснению через символы: параллели между смутой и любовью («буйной радостью», «полынной скорбью»), смутой и метелью. Много внимания он уделял деталям интимной жизни, натуралистическим сценам. Язык Пильняка - прихотливый, крайне своеобразный (такой стиль позже назовут орнаменталистским), его рассказам присущ ломаный монтаж сцен, напоминавший о немых кинолентах. Практически все, что сейчас мы вспомнили о прозе Пильняка, можно отнести к книге Данилова.
Поиск новых форм привёл к книге, которая написана КАК сценарий. Нет, это не сценарий. Именно КАК. Просто нам всё время напоминают о том, как бы повествование выглядело, если бы это бы сценарий.
Поэтому здесь не главы, а эпизоды. Поэтому и стиль - чёткий, передаёт действия или рисует картинку.
"Человек идёт туда, куда он шёл. Он идёт, идёт и наконец приходит туда, куда он шёл. Человека зовут Сергей. Серёжа".
Это и позволяет автору создать как бы безэмоциональное повествование: мы не слышим голос автора, поэтому обо всём должны догадываться сами.
А есть ли в этом обществе любовь? Ведь наш герой женат, но изменяет Светлане со студенткой. Это любовный треугольник? Нет. Вовсе нет. И равнодушие Светы, и какие-то неестественные слезы Илоны убеждают нас в этом. Может, дело в том, что герои и не чувствуют себя ЖИВЫМИ?
"Я не знаю, как любить человека, приговорённого к смертной казни, но ещё пока, типа, живого. Не знаю, Серёжа, дорогой мой, не знаю. Ты вот вроде живёшь, а вроде уже и не живёшь и вроде уже ушёл совсем, из жизни, не только моей, но и вообще. Понимаешь?"
В романе много внимания уделено беседам героя с представителями разных конфессий. В ожидании казни самое время задуматься о вере или о наличии загробной жизни.
"— Это прямо гарантия такая? Крестился – и спас свою душу?
— Нет, не гарантия.
— То есть можно креститься и попасть в ад?
— Да, можно. Более того, можно не креститься и не попасть в ад.
— Да? Как это?
— Ну, можно быть праведным человеком, не будучи христианином. И заслужить вечную жизнь.
— Какая-то у вас услуга ненадёжная".
Однако ни одна религия не поможет человеку по-настоящему осознать себя, мир, происходящее в этом мире.
Важный посыл книги: все всё понимают, но все смиряются со сложившейся ситуацией, с ее абсурдностью. И только финальная сцена - после возможных титров - оставляет какую-то смутную надежду.
