Трогательный и, в сущности, грустный рассказ, что вообще-то не характерно для творчества Грина: он, в отличие от многих своих более удачливых в житейском плане коллег-современников, предпочитал счастливые развязки. Не знаю отчего, но я обратил внимание на следующее обстоятельство: рассказ увидел свет в 1933 году, то есть уже после смерти автора. Возможно, когда он писал о случайной смерти Коменданта Тильса, то уже примерял ее на себя.
Комендант порта – это ласковое прозвище, каким наградили моряки аккуратного, приятного, улыбчивого старичка субтильного сложения, обожающего море и моряков, встречающего каждый пароход, приходящий в порт… ну, пусть будет, Лисса. Или Зурбагана.
Описание внешности старичка – отдельный шедевр автора. Я укажу лишь на одну деталь: «Из нагрудного кармана пиджака Коменданта Тильса выглядывал кусочек пришитого накрепко цветного шелка».
Комендант и сам мечтал быть моряком, но по причине крайне слабого сложения и общей болезненности, не сложилось. Всю свою жизнь он прослужил клерком на складе и в море не выходил ни разу. Но любовь ко всему, что, так или иначе, связано с морем, сохранилась у него на всю жизнь. Он знал истории болезней всех пароходов и других судов, приписанных к порту: когда спущен со стапелей, название, водоизмещение, ход, фамилия и имя капитана, помощников, механика, боцмана, кока и других, менее значительных, членов экипажа, а также, какие были морские происшествия с тем или иным судном.
С утра он начинал обход порта. «Никаких корыстных целей он не преследовал, его влекло к морякам и кораблям с детства, с тех пор как еще на руках матери он потянулся ручонками к спускающемуся по голубой стене моря видению парусов».
Он появлялся на борту каждого парохода, приходившего в порт, вне зависимости от того, ждали его или нет, и спрашивал своим старческим, дребезжащим тенорком всегда одно и то же: «Хорош ли был рейс?» Он кротко сносил насмешки и не обижался, если ему грубили или прогоняли. Если же его принимали радушно и угощали стаканчиком виски и сигаретой, он располагался поудобнее (обычно общение это происходило в камбузе) и пускался в бесконечные «морские» разговоры о том, что боцман с «Абрагам Репп» замечательный человек, что на «Стелле» его обругали старой назойливой вороной и он расстроился, что «Пилигрим» получил две пробоины на рифах у Голодного мыса …
И так далее, и тому подобное, пока он не начинал старчески путать имена моряков и пароходов, и слушатели бесцеремонно спроваживали его восвояси с помощью одного и того же стереотипного приема. Самый ушлый из них говорил: «Ну, Комендант, иди-ка помоги нашим ребятам швартоваться на «Пилигрима». Сейчас будем перешвартовываться. Помоги нашим ребятам тянуть канаты». Мысль о толстых, тяжелых, негнущихся канатах из первосортной пеньки прогоняла Коменданта с борта быстрее всякой ругани.
Однажды Комендант по неосторожности взялся, поддавшись на комплимент «Вы, Тильс, сможете, Вы человек твердый, да и старый, как песочные часы, Вы это сумеете. Разве не правда?», передать красивой буфетчице Пегги печальное известие о смерти ее жениха Бранта. Зная сангвинический нрав буфетчицы, никто из моряков не решался взять на себя эту роль.
Что из этого вышло, узнаете, если прочтете рассказ «Комендант порта».
К несчастью и сам Комендант ненадолго пережил Бранта.
Когда через год моряков «Рекорда», пришедшего в порт, никто не встретил вопросом: «Хорош ли был рейс?» и рассказом о новостях с других судов, они почувствовали, что чего-то не хватает. А когда на борт поднялся дикого вида босой парень, бесстыжий и краснорожий и заорал: «Здорово, морячки! Угостите стаканчиком!» они точно поняли чего. Вернее, кого. А краснорожего спустили с трапа.
