Когда серьезная информация свободно доступна любому желающему без твоей помощи, в голову лезут озорные вопросы типа «а если например вот так»?
Лично я не встречал человека, которому был бы нужен, скажем, сольный Бобби Фаррелл, без остальных участниц прославленного диско-проекта. Но это не означает, что таких чудаков совсем нет на свете. Таковым может оказаться любой, чью голову, не получив продолжения, посетила подобная идея. Интересно, пел бы он своим голосом? И т.д.
Желающих узнать, на что способен в одиночку Бобби Фаррелл, я не встречал, хотя их легко придумать – от возраста и пола до адреса фиктивного фэн-клуба в сетях и граффити «Бобби жив!» на питерских стенах.
Ведь именно в этом городе настигла тропического танцора Разрушительница наслаждений и Разлучительница собраний, ниспровергающая дворцы и воздвигающая могилы.
Зато мне регулярно попадались поклонники трио Love Unlimited минус Барри Уайт. Их можно счесть по пальцам, но это были реальные люди.
Собственно, женское трио – это всего лишь фасад, за которым заседает одноименный оркестр на сорок персон, не менее внушительный, чем «Сто одна струна» или коллектив маэстро Мантовани.
Имена участников этого проекта можно встретить на десятках других альбомов. Но одно из них остается в тени – это Don Peake. Белый гитарист-виртуоз, который десять лет руководил гастрольным составом Рэя Чарльза. Дон Пик, чей вклад в такие поп-шедевры как ABC и I Want You Back ранних Jackson Five, сформировал хитовые каноны песен, которыми можно наслаждаться бесконечное количество лет, потому что бессмертие заразительно.
Кроме того Дон Пик – музыкальный оформитель ряда культовых картин в жанре «хоррор», чей эффект напрямую зависит от того, что звучит за кадром. «У холмов есть глаза» и «Люди под лестницей» Уэса Крейвена, отвратная, но азартная «Добыча», и, конечно, «Дом, где обитает смерть» c Джозефом Коттеном в привычном амплуа – похождения монстров, маньяков и вампиров во всех этих историях сопровождает музыка Дона Пика.
Но, вернемся в оазис беспредельной любви, где выгуливает своих красоток, подобно купчине-меценату, дородный Барри Уайт, время от времени отпуская пикантные реплики на фоне песнопения тропических нимф. Что касается внешности, мистер Уайт поразительно напоминал Валентина Баглаенко, исполнителя цыганских романсов, чей талант получил высокую оценку за рубежом. При всей смелости такой параллели любовные циклы Барри Уайта можно характеризовать как афроамериканское вагнерианство для обеспеченных цветных снобов, которым претит вертлявая экспрессия фанка, шибающая миазмами гарлемской подворотни.
Романс может как возвысить исполнителя, так и обнажить его беспомощность перед высокими нормативами благородного жанра. При всем обилии несколько монотонных, но неизменно эффектных сочинений у Барри Уайта, браться за них постороннему следует с опаской.
Лично мне известны всего две бесспорно удачные попытки. Энди Вильямс взялся за Love Theme, когда Саунд Филадельфии царствовал в мировом масштабе. И, несколько позже, Фред Бонгусто выдал колоритную пародию на Never Never Gonna Give You Up, собрав воедино все нюансы южной школы ресторанного шансона.
My First, My Last, My Everything в исполнении Бренды Ли можно оставить без комментариев, вместе с массой других каверов, которые пела эта замечательная певица. Отметим только изящный оттенок кантри в аранжировке этого номера.
В отличие от Тони Орландо, постоянно позирующего со своим дамским дуэтом «Заря», Барри Уайт держался обособленно, что не могло не вызывать недоверия к Love Unlimited у здешнего потребителя, традиционно осторожного в отношении «блэков».
Привыкнув оценивать материал по первым тактам, такой человек полагал, что так будет и дальше, а дальше следовала лекция о гармонии в личной жизни. Барри Уайт парадоксально старомоден и безлик при малейшем отступлении от тщательно проработанной манеры. Его записи конца 60-х абсолютно лишены какой-либо изюминки вроде тех странных звуков, какие издает (39 мин. 25 сек.) Сергей Бондарчук, пританцовывая в триллере «Бархатный сезон».
Но это не единственный парадокс образа и стиля этой специфической фигуры. Мы говорили о фильмах ужасов. Так вот, в функциональной, альковной музыке Барри Уайта её ничуть не меньше, чем в депрессивной лирике Black Sabbath тех же лет.
Нет, он не очаровывал, как, например, Эл Грин или Роберта Флэк. Он вообще мог не нравиться. Барри Уайт гипнотизировал и запоминался поневоле, как интимная сцена в импортной картине, чьи детали, посмотрев фильм многократно, одержимый принимался собирать и реконструировать методом барона Франкенштейна. Вместо страсти его песни пробуждали зависимость сродни той, которой с юных лет страдал этот гигант шоу-бизнеса.
Услышав одну такую цепкую вещь в альбоме The Man, один мой знакомый (грузчик из элитарного гастронома) стал подпевать ей по-русски. Хотите знать, какую мантру он повторял вместо remember – september? – Варёнка – копченка…
Оба вида колбасной продукции к тому времени успели стать диковинкой почти на всей территории СССР, а третий еще не был сертифицирован.
Барри Уайт всегда стоил денег, но никто не мог сказать, хорош или плох тот или иной диск. И если хорош, то чем именно. Почему от одной пластинки избавляются, а за другую держатся обеими руками, не болтая лишнего.
В транзите его пластинок было нечто от шкатулки, дрейфующей в «Восставшем из ада»: теперь она ваша… она всегда была вашей.
Два стандарта в репертуаре этой глыбы – Love Serenade и «Стоя в сонме призраков любви» (она у него всегда плотская) давят на психику не слабее, чем одиозное Gloomy Sunday.
Одного летчика гражданских авиалиний на моих глазах стошнило в окно на середине «Любовной серенады». Он был женихом знакомой стюардессы, помешанной на диско.
Барри Уайт – беспардонный и многократный эксплуататор одной музыкальной идиомы, чью силу воздействия он вычисляет интуитивно. И это еще одно нелинейное сходство большого артиста с группами новой волны британского хард-рока, многие из которых далеко не сразу получили признание в СССР, а некоторые и по сей день остаются пищей для гурманов.
Эта повторительность (c 3 мин. 00 сек.) временами создает эффект заедания, рождает иллюзию испорченной пластинки на патефоне в комнате с замурованными окнами, где когда-то произошло что-нибудь, скажем прямо, чудовищное:
был еще при этом какой-то актер не актер... с патефоном в чемоданчике. Да, да, да, это было на даче! Еще, помнится, выли собаки от этого патефона.
В брючных костюмах и под париками участниц трио «Безлимитной любви» элементарно вообразить Ларису Мондрус с Натальей Фатеевой времен «Песни моря» и «Джентльменов удачи» – синдром «Пиковой дамы»…
Так и должны выглядеть приемные дочери упитанного и вальяжного Дракулы эпохи Никсон-Форд. Мне ли не знать…