Когда гостевой режим заканчивался, а девочка на вопрос: «Останешься у нас жить?», отвечала: «Нет», я стала искать выход
Я позвонила профессиональной приемной маме, у которой 10 детей, чтобы спросить совет. Она сказала: «Я дам номер телефона хорошего психолога, он мне очень помог, когда с детьми были проблемы».
Я позвонила по номеру, который мне прислали. Ответил мужчина. Я описала проблему, что девочка не хочет оставаться, на что он ответил: «Может проблема в вас? Зачем вам так необходимо, чтобы ребенок остался? Вам нужно принять ситуацию. И вообще, я не даю консультации по телефону. Приходите на прием. 2 500 в час».
Я опешила. Как это зачем, чтобы ребенок остался? Во-первых, девочка не понимает, что для нее лучше, во-вторых, мне жалко наших усилий!
На прием я не пошла — я не хочу принимать ситуацию, я хочу ее изменить!
Тогда я позвонила директору детского дома. Она сказала, что это плохо, что Аня не хочет оставаться, поэтому по приезду, директор серьезно с ней поговорит.
Потом я позвонила воспитателю Ани, которую звали Мария Георгиевна, и пожаловалась ей на Аню. Воспитатель попросила позвать девочку к телефону и долго с ней разговаривала. Но и после этого разговора ничего не изменилось, только Аня, отрицательно отвечая на тот же вопрос, смотрела виноватыми глазами. Эх!
Я купила билеты на воскресенье, 29 мая. Помню последний разговор перед отъездом, который опять закончился ничем.
Меня одолевали мысли: «Зачем это все? Столько сил потрачено зря!» И муж был мрачнее тучи.
У меня оставалась надежда на директора детского дома, что она сможет как-то повлиять на девочку. Может, ударит кулаком по столу и скажет: «А ну, быстро поехала с ними!»
Мы тихо, грустно, почти без разговоров поехали на машине, потом на поезде. Всем попутчикам в плацкарте Аня рассказала, что она из детского дома, что ездила в гости и наконец-то едет домой.
Меня эти разговоры возмущали, но я молчала. Девочка не понимала, что говорить всем о том, что ты из детдома, не очень хорошо.
Мы приехали в детский дом в девять вечера. Зашли в семейку, и девочка, забыв про нас, тут же бросилась показывать своим подружкам обновки и подарки. А нам просто крикнула: «Пока!» и убежала. Мы постояли пару минут, перекинулись парой слов с воспитателем и пошли ночевать на базу отдыха. Настроение было упадническое.
Я молилась. Думала, может, мы и не должны взять в семью именно эту девочку, характер у нее не сахар! Потом смотрела на мужа, а захочет ли он еще раз куда-то поехать, после неудачной попытки? Господи, помоги! Пусть все будет по воле Твоей! Сами мы ничего не знаем, что для нас лучше.
Утром мы пришли в детский дом, надеясь на помощь директора. Девочка ходила мимо нас, как будто мы мебель. У нее были свои заботы и дела. Никакого особого приветствия, никаких обниманий, вообще никаких эмоций в нашу сторону. В душе у меня все ныло, как будто меня отвергают.
Я пришла к директору. Она меня спросила о том, как мы провели время. Я обрисовала картину и рассказала, что девочка не хочет ехать к нам.
Сейчас, уже имея опыт, скажу, что мне нужно был вести себя уверено. Надо было зайти к директору и сказать: «Я девочку забираю! Не хочет? Неважно. Поедет с нами».
Но я сама была испуганной, неуверенной в себе и ничего путного сказать не могла. Мне самой было непонятно, что для меня лучше.
Директор вызвала Аню и при мне стала ее спрашивать. Девочка молчала. Тогда она попросила оставить их вдвоем. Я ждала в приемной. Потом дверь открылась, девочка убежала, а я зашла к директору.
«Аня не хочет к вам ехать. Я ее спрашивала, почему, она отвечает, что папа сильно строгий», — сказала мне женщина. А потом добавила: «Я ничем не могу вам помочь».
Я вышла из кабинета. Что делать? Я ожидала помощи, но ее не было.
Я пошла в семейку, муж сидел там на кухне и разговаривал с Марией Георгиевной. Этого воспитателя Аня любила больше других. Молодая женщина, лет тридцати пяти, с длинными светлыми волосами, голубыми глазами, очень серьезным взглядом и таким же серьезным тоном. Я рассказала им, чем закончился мой разговор с директором, и завела речь о билетах домой.
Мария Георгиевна смотрела на нас с тревогой. Она сказала: «Не уезжайте, пока еще ничего не решилось. Я поговорю с Аней, попробую вам помочь».
Мы остались еще на ночь. Мария Георгиевна вечером нам сообщила: «Я сказала Ане, мол, поедешь с ними. Поняла? Она кивнула, значит поедет с вами». Я удивилась.
«Езжайте завтра в опеку и оформляйте документы», — такое указание мы получили от воспитателя.
«Но мы переступаем через голову директора», — ответила я. «А вы ей из опеки позвоните и скажите, что берете Аню», — парировала Мария Георгиевна.
В душе зародилась надежда, но было все равно страшно. На следующее утро, к девяти, мы поехали в опеку. Перед тем, как зайти в здание, я позвонила директору:
— Валентина Ивановна, я сейчас возле опеки, мы туда идем, чтобы оформлять документа на Аню. (очень страшно мне было говорить эти слова).
— А девочка согласна с вами ехать?
— Мария Георгиевна сказала, что Аня согласна.
— А вы сами слышали, как она это сказала?
— Нет, я не слышала, но думаю, что девочка поедет.
— Вы не слышали, но все равно хотите ребенка забрать?
— Я решила, что пойду в опеку.
— Я сейчас позвоню Марии Георгиевне, и сама все спрошу.
— Хорошо.
Муж стал меня допрашивать, что она сказала. Я передала разговор, муж стал нервничать и возмущаться, что его это все достало! То хочет, то не хочет.
«Пошли в опеку!» — рявкнул муж. Я послушалась.
В опеке нас встретили хорошо. Тоже расспрашивали о поездке. Я сказала, что время мы провели хорошо, но девочка не хочет ехать с нами. Но при этом мы все равно хотим ее забрать.
Руководитель опеки спросила: «А если она закатит вам истерику в автобусе?» Я ответила: «Ее истерик я не боюсь. Я их повидала за месяц». И это была правда.
Тогда начальник позвонила директору детского дома и спросила: «Вопрос по Ане решен?» Видимо ответ был положительный, потому что руководитель опеки сказала, что сейчас же оформит нам приказ.
Через 15 минут мы вышли из здания с приказом на опеку и легким сердцем. Поехали в детский дом, пошли в семейку, собрали вещи, игрушки, забрали ребенка. Купили билеты. И поехали домой. Уже семьей из трех человек.
По дороге девочка спросила меня: «Почему мы должны были сделать так, как сказала Мария Георгиевна?» Я ответила «Потому что так будет лучше для всех».
Я чувствовала радость и облегчение, но вместе с тем и страх. Как мы будем жить? Как уживаться? Как воспитывать ребенка, не зная, как правильно это делать?
Позже я разговаривала с Марией Георгиевной, спрашивала у нее, зачем она все это для нас делала?
Она ответила: «Я видела, что тетя Катя не заберет девочку, только нервы мотает, а Аня отказывает кандидатам. Потом ей будет 10 лет, и ее уже не захотят брать, и останется она в детском доме. Я вижу, что происходит с девочками, которые выпускаются из детдома, ничего о жизни не зная. Аня хорошая девочка, вы хорошая семья, вы мне сразу понравились, я не хочу, чтобы она осталась в детском доме».
Вот такого хорошего, неравнодушного человека нам послал Бог. Если бы не она, то мы бы уехали ни с чем. Она сделала то, что должна была сделать директор.
Кстати, когда мы пришли прощаться с директором, то женщина заплакала, обнимала Аню, просила звонить, не забывать ее. Прямо как от сердца отрывала. Хорошо, наверное, так относиться к детям. Если им не во вред. Заглядывать в рот ребенку все же не стоит.
По прошествии времени Аня говорит, что такого не было, будто бы она не хотела к нам ехать.
Она боится нас обидеть. Но мы не обижаемся и говорим ей, что все хорошо, мы все понимаем.
