Нынешнее противостояние России и Запада – весьма острое, но далеко не первое. Подобными конфликтами полна и российская, и мировая история.
Непримиримыми врагами становились этносы, цивилизации, религиозные и моральные архетипы. И с давних времен в сознании людей утвердился этакий коллективный образ врага – это вообще все иностранцы, которые говорят не так, как мы, и думают не так, как мы.
Мировая литература буквально усыпана такими представлениями и выпадами против иностранцев на самом элементарном, бытовом уровне. Например, в пьесах Шекспира французы и англичане постоянно ругают друг друга, используя самые унизительные эпитеты и сравнения. Француз об англичанах в драме “Генрих VI”:
“Мерзавцы тощие! Кто бы мог подумать,
Что в них такая дерзость…”
А вот как англичане описывают французов:
“Трусливый враг! Он посрамил себя,
В союз вступил он с ведьмами и с адом”.
Позже, с усилением Пруссии, англичане и французы нашли нового общего врага – в виде немцев.
И этот образ Чужого тоже формировался с помощью самых разных оскорбительных и унизительных формулировок.
Во время Первой мировой войны во Франции появились даже научные работы, в которых на полном серьезе утверждалось, что немцы отличаются от французов особой системой пищеварения и поэтому значительно хуже пахнут.
Особенно преуспел в этих исследованиях доктор Эдгар Берийон, который написал книги “Зловонный бромидроз у германской расы” и “Предрасположенность к потливости у немцев”. Венцом подобных изысканий Берийона стали утверждения, что среднестатистический немец производит больше экскрементов, чем француз - и содержание в них токсичных веществ на 25% больше, чем у французов или, скажем, у англичан.
Подобные сказки о немцах любил и известный советский писатель Алексей Толстой - вкладывая живописные подробности на эту тему в уста своих персонажей, ветеранов Первой мировой войны:
“Нам раздавали фотографии с кучами необыкновенный величины, найденными в немецких траншеях, чтобы мы охотнее стреляли в солдат, оставляющих такие следы”.
Детали образа врага из бытовых разговоров, из литературы активно переносились в государственный дискурс – потому что в разные эпохи в разных странах многие политики считали выгодным для себя эксплуатацию этой темы, в самых разных ее вариантах. Вместо обсуждения реальных социальных проблем внимание общества отвлекалась на борьбу со страшными враждебными иностранцами.
Борьба с иностранцами оправдывала все, что хотелось власти: экономические трудности, внешнюю политику, стремление жестко контролировать людей и держать их в режиме постоянной мобилизации. И - традиционные мечты правителей, связанные с образом врага, как это описал Евгений Шварц в своей сказке “Голый король”, где король рассказывает придворным свой любимый сон:
“Мы сначала разбили соседей, а затем были счастливы”.
Впрочем, с разгромом одного врага тут же находился новый – образ врага был слишком удобной идеологемой, чтобы от нее так просто отказываться.
Подобными образами полна и русская история и литература, где в роли коллективного врага традиционно выступал Запад. Этот образ в первой половине XIX века вдохновенно лепили славянофилы - в самых разных формах и вариантах.
Скажем, у одного из главных славянофилов начала XIX века адмирала Шишкова разработка образа врага стрельнула в сторону языка. Адмирал стал придумывать русские аналоги вместо заимствованных иностранных слов, и особую неприязнь у него вызывал французский язык.
Шишков написал трактаты «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка» и «Славянорусский корнеслов». Адмирал и его сторонники пропагандировали идею возвращения к церковнославянскому языку Кирилла и Мефодия.
Языком дело не ограничивалось. Славянофилы выступали вообще против усвоения Россией форм и приемов европейской политической жизни и порядков.
Но подробнее о славянофилах - в следующей публикации, в продолжении рассказов об образе врага в мировой истории.
