Бывает, при чтении книг ты выбираешь для себя главного героя до того, как его обозначает автор. На какой-нибудь -дцатой странице лицо, за которым ты пристально следил, внезапно сливается с фоном, а на передний план вырывается тот, кто сначала не очень заинтересовал.
Во вступительных главах "Саги о Форсайтах" Джон Голсуорси рассыпает перед нами целый ворох имен, относящихся к всего одной фамилии. Сонмище собственников во всем своем лоске сливается в одно полотно.
Первый персонаж, за которое действительно цепляется взгляд - маленькая порывистая девушка, врывающаяся в душную от чопорности залу, словно весенний ветер. Девятнадцатилетняя Джун первая бунтует против Форсайтской приземленности. Она говорит то, что у неё на языке, а не что определено правилами, представляет семье нестатусного жениха так, что её выбору никто не осмеливается перечить.
Признаться, я даже разочаровалась, когда узнала, что книга не про нее, а про холодно-отстраненную Ирэн.
Сюжетная арка героини представляет собой классическую историю взросления - остро-счастливые минуты юности, предательство и преодоление обид. Это мог быть отличный зачин даже для отдельного произведения.
Молодой архитектор, с которым помолвлена девушка, сначала становится любовником её близкой подруги, а затем трагически погибает. Джун так и не найдёт кого-то, кто мог бы восполнить потерю. Однако, в сравнении с многими персонажами "Саги", пребывающими в своем фешенебельном ничегонеделании, Джун не стесняется жить полной жизнью, и отдавать другим нерастраченные ресурсы души. В её послужном списке волонтерство (в качестве сестры мелосердия) на Англо-Бурской войне, меценатство, собственная картинная галерея.
Однако появление Джун, а точнее её жениха Филипа Босини, служит в романе лишь катализатором сюжета. Где-то после трети многотомника о ней начинает упоминаться лишь между строк и каждый раз заученно одно и то же - эксцентричная, возится с "несчастненькими".
Голсуорси прямо не противопоставляет Ирен и Джун, но в биографиях женщин много общих точек. В какой-то мере эти образы даже конкурируют между собой на страницах произведения, хотя им и уделено неравное внимание. Ирэн рыжая, Джун обладает копной золотистых волос. Первая помогает падшим женщинам, вторая опекает юные дарования. Обе женщины переживают смерть близкого человека, а затем долгий период одиночества.
Ирен невольно забирает внимание трёх самых дорогих мужчин для Джун. По поводу Босини Ирэн не находит для подруги даже пары каких-нибудь избитых фраз, вроде "прости, так бывает, полюбила". На прямой призыв к объяснению миссис Форсайт разворачивается и убегает. Джун в этой ситуации демонстрирует отличное качество - готовность к честному, без петляний, разговору, вот только никто, в том числе Босини, не удостаивает ей и пяти минут для расстановки точек над "i".
Старый Джолион, получивший укол в ребро от беса (или ангела), отвечающего за чувство прекрасного, откусывает у Джун часть её наследства в пользу Ирэн. Хотя, конечно, каждый волен распоряжаться честно заработанным по своему усмотрению.
Но история Джун не о несчастной любви или богатстве, она о травматичных детско-родительских отношениях.
На эту мысль наталкивает одна из сцен романа, странная и по-своему циничная с точки зрения житейской логики.
Молодой (но уже не очень) Джолион берет на себя обязанность поговорить с неверным женихом дочери. Консервативный отец, если бы не спустил нахала с лестницы, сказал бы: "Берись за ум или убирайся". Либеральный отец: "Разбирайтесь сами, но чтобы всё было по-человечески". А Джолион, угнетенный миром собственников, внезапно открывает в Босини родственную душу. Словно давние приятели, мужчины шутят на тему, что есть такое Форсайты, и как легко быть съеденным этим семейством.
"Вид Босини, его измученное лицо и беспокойные глаза, то и дело поднимавшиеся к часам, пробудили в молодом Джолионе жалость, к которой примешивалось странное, непреодолимое чувство зависти."
Ни разу, вплоть до прощания с новым знакомым, Джолион не вспоминает о родительском доле, и даже о какой-никакой человеческой солидарности с беднягой Джун.
Диалог Джолиона и Босини вспоминается в эпизоде, когда Сомс решается на разговор с Ирэн о браке Флер и Джона. Не совсем положительный персонаж, выставленный карикатурой на свой социальный слой, проявляет больше человеческой теплоты к своему ребенку и совершает большее усилие над собой, чем герой, выражающий позицию автора.
Этот пример показывает, что моральная концепция, предлагаемая Голсуорси, одномерна. Есть шкала, на одном конце которой восхищение красотой, свобода духа и чувства. На противоположной стороне расположены хищничество, стремление к обладанию. Однако за возвышенными принципами легко спрятать банальнейшее равнодушие и черствость.
Джолион не отталкивает Джун, но по всему видно, что дочь для него - неудобное напоминание об ошибках молодости. Он не испытывал в отношении неё увлечения отцовством или трепета, как с младшими детьми. О каком-либо формальном участии в воспитании ребенка в тексте не упоминается, но в своём доме "молодой Джолион взял себе за правило никогда не говорить о Джун."
Открытый уход Джолиона от законной жены положил на семью тень скандала, отголоски которого, вероятно, приходилось слышать героине. Для ребенка сложна мысль, что у родителя может быть какая-то своя жизнь, что он может разлюбить и влюбиться по своему усмотрению.
Можно представить маленькую девочку, глазеющую, как её подруг или дальних родственниц отцы сажают на колени или катают на пони, и думающую: "Почему в моей семье не так? Может я в чем-то виновата?"
В дальнейшем героиня живет так, будто пытается загладить несуществующую вину. Период существования по форсайтовским правилам, в том числе первый брак и рождение ребенка, Джолион рассматривает как неприятную историю и, возможно, Джун чувствует это на подсознательном уровне.
Героиня не держит зла или обиды. Наоборот, Джун и из кожи вон лезет, чтобы быть кому-то нужной и достойной любви. Отсюда и её почти святое великодушие. Девушка проводит время с отцом и тащит на себе домашнее хозяйство, пока тот в отъезде, ни делом ни словом не протестует против его брака с Ирэн, а до этого живет под одной крышей с женщиной, ради которой он оставил мать, возится с их детьми. Все эти голодные художники в её доме - тоже неумелая попытка завоевать хотя бы признательность "несчастненьких", не надеясь даже на искреннюю привязанность.
Ну и не случайно мисс Форсайт сначала выбирает ветреного Босини, а потом не решается на отношения с кем-нибудь другим. Отец не оставил ей примера любящего мужчины-защитника, а пример родительской семьи не вызвал интереса к браку как к таковому.
Но одиночество Джун язык не повернется назвать унылой участью "старой девы". Из всех Форсайтов это самый живой и самостоятельно мыслящий женский персонаж. Если любого из клана волей обстоятельств вытащить из буржуазной среды, он начнёт задыхаться, как выловленная из воды рыба, замкнется на себе или, наоборот, с большей яростью будет вгрызаться в свою собственность. Но Джун при любом раскладе осталась бы собой. И даже без немаленького пассивного дохода она сделала бы себе жизнь хотя бы ради того, чтобы было, чем делиться с тем, кому нужнее.
