Ниже приведены священные ритуалы разных культур Южной Америки и алеутов Аляски, в ходе которых мужчины, наряжаясь в духов-первопредков запугивают женщин и детей. Этнографы сходятся во мнении, что главная цель этих ритуалов - утверждение неравенства полов и поддержание высокого статуса мужчины, за которым и закрепляется право взаимодействовать с миром духов посредством священных музыкальных инструментов и масок. Описания взяты из книги Ю. Е. Берёзкина "Голос дьявола среди снегов и джунглей: Истоки древней религии", 1987.
ОНА, ЯГАНЫ и АЛАКАЛУФ (архипелаг Огненная земля)
Несмотря на разное происхождение всех трех огнеземельских племен и существенные различия в хозяйстве и образе жизни между она, с одной стороны, яганами и алакалуф, с другой, описанные у них обряды очень похожи. Это свидетельствует о том, что праздник воплощения духов отражал наиболее общие представления первобытного человека о мире, распространенные у народов, живших в разных условиях. Поэтому формы обрядов легко заимствовались одними племенами у других.
Обряды воплощения духов назывались на языке она клоктен. Ритуальная хижина называлась хаин. После того как ритуальная хижина была поставлена, мужчины тайно от подростков и женщин готовили маски из кожи и коры, раскрашивали свои тела полосами и пятнами. Когда все было готово, мужчины незаметно пробирались в хижину. Именно поэтому вход в нее и был обращен к лесу, иначе женщины могли бы догадаться, что духи проникают в хаин не таинственным путем из-под земли, а гораздо более естественным образом. Тем не менее не только зрители, но и сами участники клоктена верили, что настоящие духи и в самом деле выходят на свет из очага в центре хаин, вселяясь в мужчин, надевших маски. Таким образом, ритуальная хижина мыслилась связующим звеном, временно соединявшим два мира — реальный, в котором жили индейцы, и воображаемый мир первопредков, населявших землю в эпоху творения.
У яганов и алакалуф подготовка к празднику велась примерно так же, как у она. Раскрасившись и надев маски, мужчины, изображавшие духов, выходили из укрытия на поляну и старались произвести устрашающее впечатление на женщин. Те с криком прятались в своих хижинах, а затем снова выходили смотреть на происходящее. Алакалуф ставили особую женскую хижину, в которой непосвященные могли бы спрятаться от грозивших им опасных существ. Время от времени кто-нибудь из мужчин, сняв маску, отправлялся к женщинам и говорил, что духи голодны. Получив пищу, мужчины, естественно, съедали ее сами.
Приходится поражаться, сколь сложным и до мелочей разработанным было «представление», продолжавшееся много дней и включавшее выход все новых и новых духов. Каждый отличался чем-нибудь внешне, имел свой голос, разыгрывал какую-нибудь пантомиму. У она во время клоктена мальчики впервые узнавали, что все эти ужасные демоны хотя и существуют якобы на самом деле, однако на празднике присутствуют лишь символически — их изображают мужчины.
ЧАМАКОКО (граница Аргентины с Парагваем)
Ритуалы по полной программе начинались с посвящения мальчиков. Мужчины расчищали в лесу поляну, оставляя в центре высокое дерево. С опушки туда вела тропа, а другая шла к соседней поляне, где собирались подростки. До этого они жили в лесу более месяца. Взрослые рассказывали им о традициях племени, в том числе посвящали в тайну «танца духов мертвых».
В ближайшее полнолуние из леса по вечерам начинал раздаваться голос духа, которого изображал кто-то из мужчин. Шаман отвечал на зов, а затем и остальные мужчины начинали петь и греметь погремушками из раковин, птичьих клювов, черепашьих панцирей, которые обильно украшают любой индейский танцевальный костюм. На седьмой-восьмой день участники обряда собирались на лесной поляне. При свете костра и под треск погремушек они начинали бег вокруг стоящего в центре дерева, причем двое свистели в свистки, сделанные из человеческих костей. Один из свистков имел более низкий тон, чем другой. Бег и свист продолжались четыре-пять ночей, и все это время дух отвечал мужчинам из глубины леса. В последнюю ночь участники церемонии раскрашивали тела красной краской, а на животе проводили белые полосы. Вождь отходил в сторону и беседовал с духами, после чего приглашал их прийти танцевать в селение. Сверхъестественный собеседник, дав утвердительный ответ, удалялся, после чего мужчины еще некоторое время бегали по поляне.
На следующий день духи появлялись в селении. Их считали душами умерших, но в то же время — ягуарами-псами (гуара). Гуара с виду напоминали людей, но имели полосатую кожу (отсюда раскраска участников празднества). Полный наряд каждого духа некогда включал около 80 предметов одежды и украшений, из которых важнейшим была шкура ягуара. В начале XX века ряженые старались как следует замаскировать лишь верхнюю часть тела, дабы их нельзя был узнать. Лица поэтому завешивали вязаными мешками с крупными ячейками, тела заматывали в гамаки, на голову надевали венок из растительных волокон, которые выглядели в точности как человеческий волос. В прошлом такие венки скорее всего действительно плели из волос врагов либо женщин. Весь наряд обильно украшали перьями.
Итак, нарядившись, мужчины чамакоко неожиданно вбегали в селение. Они угрожающе размахивали топорами и издавали звуки, похожие на крик маленьких детей. Женщины прятались за занавесью из тряпья, а если появление духов заставало их на открытом месте, бросались прямо на землю лицом вниз. Считалось, что, если они увидят участников обряда вблизи и узнают кого-нибудь, все племя погибнет. Лишь после того, как мужчины вновь скрывались в лесу и, сняв там ритуальный наряд, возвращались в своем обычном облике, женщины осмеливались подойти к ним. Посещение духов должно было принести удачу и благополучие всем жителям селения, так что каждый выражал свою радость по поводу случившегося.
ШИНГУАНО (Бразилия)
Шингуано каждый день выделяют людей, которые должны играть в мужском доме на флейтах или, скорее, фаготах, сделанных из бамбука или дерева. У мехинаку, например, самый большой из инструментов, длиной около метра, воплощает демона Кауку, а два поменьше (70 см) — его жен. К этой троице примыкает четвертый дух, который своего инструмента не имеет. Голос его передает мужчина, то и дело кричащий фальцетом: «ю-ку-ку, ю-ку-ку!» После игры «жрецы» съедают от имени демона похлебку из растертых клубней маниока. Неисполнение всех этих правил приведет, по мнению индейцев, к тому, что Каука заберет к себе души жителей селения.
Кроме флейт в мужских домах шингуано хранятся еще две категории священных предметов. Одна из них — так называемые гуделки. Этнографы называют гуделкой удлиненную дощечку овальной или ромбовидной формы, которая, если вращать ее за веревку, привязанную к одному концу, издает резкий гудящий звук. Полагают, что это один из древнейших звуковых инструментов, изобретенных человеком. Он был известен по всему миру, в том числе и в Европе, но в XIX–XX веках нередко служил всего лишь для детских игр. У народов, в большей мере сохранивших пережитки первобытности, например у айнов японского острова Хоккайдо, с употреблением гуделки связывались различные поверья, скажем, считалось, что она может вызвать бурю. Некогда издаваемый заунывный звук наверняка считался голосом духа бури. В Древней Греции гуделкой пользовались приверженцы тайных культов, связанных с магией плодородия.
(Использование гуделки у бразильского племени ваура)
В изолированных районах земли, где до недавних пор сохранялись тайные мужские ритуалы (т. е. в тропической Африке, Австралии-Меланезии и Южной Америке), гуделка оставалась одной из самых почитаемых реликвий. В Центральной Австралии эти инструменты считались чурингами, то есть вместилищами тотемных предков. У ряда папуасских и южноамериканских племен гуделка мыслилась воплощением страшного духа, голоса которого боятся женщины и дети.
В мужских домах шингуано хранились также деревянные или плетеные маски. Все они имели вид условно переданного человеческого лица, симметрично раскрашенного ромбами, сетками, линиями, но носили названия рыб, птиц и других существ (кайманы, летучие мыши, личинки жука). Надевались маски только во время массовых церемоний и вместе с лубяными костюмами. Были и костюмы без масок, сделанные из соломы и луба, возможно древнейший тип. Часть воплощенных в масках духов серьезным почитанием не пользовались.
Индеанкам в верховьях Шингу запрещено входить в мужской дом. Видеть маски им не возбраняется, но зато даже случайный взгляд, брошенный женщиной на священные музыкальные инструменты, способен, по мнению шингуано, вызвать лютый гнев демонов. Если виновная не будет наказана, умрет ее брат, муж или сын. Последний случай невольного нарушения такого запрета у мехинаку произошел двадцать лет назад, когда молодая девушка столкнулась на площади с мужчинами, только что вынесшими из святилища флейты. Последствия этой встречи для нее были достаточно серьезными.
(Звучание священных флейт у бразильского племени ваура)
ТУКУНА (Бразилия, Колумбия, Перу)
В Южной Америке известно несколько народов, у которых главным общинным праздником являлись не мужские, а женские инициации. Эти обряды имеют между собой много общего. В отличие от мальчиков девочка-подросток не узнаёт при переходе в новую возрастную группу никаких тайн, а призвана и дальше верить, будто существа, наряженные в костюмы и маски, — это не ее мужские родственники, а страшные духи. В ходе церемоний она становится мишенью для их нападения и нередко бывает вынуждена претерпеть тяжелые испытания. Пройдя их, она, однако, считается гораздо менее, чем прежде, подверженной тем опасностям, которыми чревато общение с предками, и может успешно выполнять возложенные на нее социальные функции.
В традиционной культуре племени ленгуа, жившего в Чако юго-восточнее чамакоко, обряд инициации девочки считался самым важным. Молодые люди, надев костюмы и маски и пронзительно крича, старались приблизиться к посвящаемой, но их отгоняли вставшие плотной толпой женщины.
У карибов макиритаре в Южной Венесуэле женские инициации сохраняются до сих пор, хотя нынешние индейцы, видимо, уже не вполне понимают мифологический смысл совершаемых ими действий. Во время праздника мужчины делают чучела четырех женщин (очевидно, каких-то мифологических персонажей), пронзают их копьями, а затем бьют инициируемую и ее спутниц бичами. По словам одного индейца, раньше во время таких обрядов убивали саму девушку и лишь позднее стали ограничиваться бичеванием и пронзанием чучел. Этот факт, конечно, сомнителен, ведь если каждую посвящаемую убивали, ни одна из них не оставила бы потомства, и племя бы вымерло.
По-настоящему полную картину праздника воплощения духов, приуроченного к женским инициациям, мы имеем лишь для упоминавшегося племени тукуна, живущего на берегах Амазонки в районе границы Бразилии с Колумбией и Перу. По-португальски (этим языком сейчас владеют все тукуна, употребляя его даже в разговорах между собой) слова «моса нова» означают одновременно и «юная» и «новая» девушка, что увеличивает выразительность названия этого ритуала. Праздник Юных Дев — самое радостное и торжественное событие в жизни каждой общины тукуна. Когда у девушки наступали первые месячные, для нее внутри малоки (общинного дома) у боковой стены отгораживали каморку, украшенную изображениями солнца, луны и другими рисунками. Снаружи в этом месте к дому пристраивали две стены таким образом, чтобы получился дворик в форме буквы «П». В нем происходили церемонии, связанные с использованием священных музыкальных инструментов, а внутри жилища и вокруг него — обряды с участием ряженых.
Длинные трубы, сделанные из дерева и свернутой спиралью коры, хранили, притопив в реке. Ночью после начала праздника мужчины приносили их во двор и, направив в сторону каморки, где сидела девушка, громко трубили. Проходившая посвящение должна была полагать, что слышит голоса духов и что, сделай она хоть шаг из своего укрытия, страшные демоны схватят и растерзают ее. К празднику готовилась чича — широко распространенный в Южной Америке перебродивший напиток из кукурузы. Мужчины время от времени поили ею священные трубы, наливая внутрь с широкого конца инструментов. Днем трубы прятали от глаз женщин и мужчины надевали костюмы и маски. Нарядившись в лесу, они выбегали к малоке и начинали бить по крыше палками. Затем демоны врывались внутрь, но, получив жареное мясо и чичу, исчезали. Согласно другим наблюдениям, ворвавшиеся в малоку демоны не только требовали от хозяев пищи, но и пытались увести с собой девушку, которую (как и в обряде ленгуа) защищали ее родичи.
Завершалась торжественная часть праздника выдиранием волос. Женщины выщипывали их у девушки из головы, пока она не оставалась совершенно лысой. Последнюю прядь, окрашенную в красный цвет, должен был демонстративно вырвать мужчина — дядя по отцу. Когда через несколько месяцев волосы вырастали вновь, «новая дева» становилась полноправной женщиной.
ТУКАНО и АРАВАКИ (Юго-Восточная Колумбия и Северо-Западная Бразилия)
На основе разрозненных сведений миссионеры пришли к выводу, что суть языческой веры заключена в маске, которая на языке тупи, служившим на Ваупес средством межплеменного общения, называлась макакарауа.
Это был один из тех символических предметов, которые у большинства индейцев используются для регламентации половозрастного деления общины. Часть членов коллектива (взрослые мужчины) имеет право совершать обряды с подобным фетишем, остальным это запрещено. Поскольку то или иное отношение к священному предмету обусловлено религиозными представлениями (верой в заключенные в фетише магические силы, страхом перед духами, которые могут наслать болезни на нарушителей обрядовых норм), люди прочно усваивают свое место в обществе. Сама мысль о том, чтобы нарушить стереотип поведения, соответствующий его полу и возрасту (будь то ритуал или трудовая деятельность), начинает казаться человеку абсурдной.
Макакарауа выглядела как простой конический капюшон с прорезями для глаз. Маску изготовляли из шерсти обезьяны, вплетая в нее волосы девушек, остриженные у них после наступления зрелости. Во время мужских ритуалов макакарауа надевали люди, изображавшие самых могущественных и опасных духов. Женщинам видеть маску запрещалось под страхом смерти. Виновную в нарушении этого правила должен был отравить муж или отец. Трудно сказать, подвергались ли индеанки в действительности столь жестокому наказанию, поскольку достоверные случаи нарушения запрета неизвестны. Женщины сами старались, чтобы маска даже случайно не попала им на глаза, ибо верили, что увидевшая макакарауа не сможет родить ребенка.
К началу XX века на Ваупес перестали употреблять макакарауа, исчезли и некоторые обряды, с которыми особенно упорно боролись миссионеры. Но основные верования и церемонии сохранились. Еще и сейчас, в 1987 году, среди тукано и араваков распространены тайные мужские ритуалы.
Тукано и араваки называют священные горны и флейты именем главного мифологического героя того или иного племени, покровителя тайных церемоний. Живущие на Ваупес белые и метисы именуют индейское божество Юрупари, что на языке тупи значит «лесной демон». Материалом для изготовления горнов и флейт юрупари служит гигантская тропическая пальма пашиуба, выросшая, согласно мифу, из пепла сожженного демона. Горны делают из свернутой спиралью коры, флейты — из древесины. Особую ритуальную ценность придает инструментам символическая раскраска.
Праздник юрупари начинается с того, что мужчины неожиданно исчезают. Для женщин и детей это сигнал: скоро послышатся звуки горнов, и надо спешно бежать из малоки (большая общинная хижина). Временно все меняется, переворачивается: лес становится убежищем непосвященных, а лесные духи, тотемы входят в жилище. С того момента, как музыканты вступают в малоку, они сами преображаются в предков, а дом — в храм, точнее в мир, возвращенный к дням творения.
Когда все церемонии завершены, мужчины возвращаются в лес и снова прячут инструменты в ручье. Любой праздник оканчивается всеобщим весельем, когда женщины вместе с мужчинами пьют перебродивший сок плодов. У многих племен «карнавал» посвящен поминовению предков. Костюмы и маски делаются из луба, дерева, перьев и ярко раскрашиваются. Смотреть на них женщинам не возбраняется (напротив, они рассчитаны на зрителей), но актерами (за редчайшими исключениями) являются мужчины.
КАРАЖА (Восточная Бразилия)
Музыкальные инструменты не играли в ритуалах каража почти никакой роли. Был лишь рожок из скорлупы тыквы-горлянки, который женщины не имели права трогать. При изображении духов-животных представление озвучивалось звукоподражательными возгласами. В остальном же исполнители мужских ритуалов воздействовали на непосвященных исключительно зрительными средствами. Во время обрядов мужчины в масках выходили из святилища и медленно направлялись к селению. При приближении их непосвященные скрывались в жилищах. Хотя женщины могли наблюдать танцы издалека, им под страхом смерти запрещалось пытаться определить личности исполнителей. Похоже, что это была не пустая угроза. В отличие от Северо-Западной Амазонии в Восточной Бразилии было мало поверьев, предрекавших неудачи и болезни, которые обрушат на женщину духи. Поэтому попытки нарушить запрет бывали и могли спровоцировать мужчин на жестокие действия. В 1962 году американка Дж. Брамбергер присутствовала при том, как во время праздника у племени каяпо девочка попробовала подсмотреть, кто спрятан под маской. К счастью, в сумерках мужчины не смогли опознать виновную и найти ее, только это спасло ей жизнь.
АЛЕУТЫ (Аляска)
«Действие это называлось к ган агалик, то есть „являются дьяволы“. Тайна его была известна одним только взрослым мужчинам, которые, под странною угрозою смерти, хранили ее верно и не смели открывать ни жене, ни матери, ни милой любовнице. Иначе не только никакое родство не могло спасти предателя от поносной смерти, но даже отец сына и сын отца мог и должен был убить безнаказанно, если узнает, что тот передает эту тайну женщинам. Посвящение в это таинство молодых мужчин было не иначе, как тогда, как они придут в совершенный возраст…
Действие это происходило следующим образом. Когда алеуты вздумают или увидят надобность сделать такое представление, то заблаговременно распределяют всем и каждому свои роли и свое место действия и проч. Поутру, в день самого представления, одна часть мужчин, долженствующая представлять дьяволов, уезжает из селения на два дня или более под видом промысла зверей. Другие, остающиеся дома, когда наступит поздний вечер, вдруг, как будто в каком-то испуге, начинают прислушиваться или представляют, что они будто что-то предчувствуют худое и тем наводят страх на женщин, которых отнюдь не выпускают на улицу будто из опасения. Спустя несколько времени после первого действия испуга слышен бывает глухой, необыкновенный шум, происходящий на улице. Тогда мужчины избирают из своей среды храбреца и посылают на улицу посмотреть, что там такое. Тот едва успевает выйти, как в ту же минуту вбегает назад в величайшем страхе и ужасе и говорит: скоро явятся дьяволы. Со словом его в ту же минуту на улице со всех сторон начинается страшный стук и шум, так что кажется, что юрта хочет рассыпаться в прах, и — с тем вместе — необыкновенный рев и крик отвратительным и неизвестным голосом. Тогда все находящиеся в доме мужчины встают в оборонительное положение и говорят друг другу: держись, крепись, не давайся! После того вдруг видят, что кто-то страшный, необыкновенного роста, вышиною до самой высокой части потолка, с ужасным свистом и ревом спускается в юрту в одно из отверстий, служащих вместо окна и дымной трубы. Страшилище это есть не что иное, как человек, нарядившийся в травяную огромную чучелу, похожую на уродливого человека. Тогда мужчины кричат: скорее гасите огни! Как скоро сделается темно, то в юрте и вне оной начинается ужасный стук, вой, свист, крик. Один из находящихся в юрте командует: боритесь, бейтесь, выгоняйте! И со словом его стук и крик увеличиваются, и поднимаются страшный скрип, писк, ломка — словом, слышны всевозможные звуки.
Такая кутерьма продолжается несколько времени. Потом будто бы мужчины одолеют чертей и выгонят их вон. За ними выходят они сами с таким шумом и криком, которые потом помалу затихают, и наконец смолкает все. После того изгонители чертей входят в юрту и велят засветить огня. И когда осветится юрта, то начинают свидетельствовать, все ли живы и целы из мужчин. Обыкновенно всегда не находят кого-нибудь одного. Тогда кричат: давайте скорее женщину на жертву и на выкуп утащенного! И с этим словом схватывают какую-нибудь женщину, уже прежде для того назначенную, и не давая ей пикнуть, вытаскивают ее на улицу почти полумертвую. По прошествии некоторого времени приносят утащенного чертями мужчину, будто бы совсем мертвого, и приводят женщину обратно честию. И тотчас приступают к оживлению мертвого. Для этого бьют его надутым пузырем, приговаривая: вставай, ты теперь у нас! И мнимый мертвец мало-помалу оживает и наконец становится совсем жив и здоров. Тогда родственники его одаряют ту женщину, которая собой избавила его из рук чертей. Тем оканчивается для всех представление. Через несколько дней возвращаются уехавшие мужчины на промысел. Им рассказывают о случившемся в их отсутствие явлении чертей, и те слушают с необыкновенным вниманием и ужасом. И легковерные алеутки от души верили, что все это было точное нашествие чертей».
КАУАБЕРИ (Северная Бразилия и Венесуэла)
Запрещая непосвященным наблюдать некоторые обряды или видеть те или иные «священные» предметы (маски, флейты, гуделки), мужчины получали в свое распоряжение эффективное средство контроля над жизнью всего коллектива. В некоторых районах мира, прежде всего в Меланезии, именно на основе системы «мужских союзов» возникли ранние формы общественного неравенства, когда некоторые обряды стали запретными не только для женщин и подростков, но и для большинства мужчин. Лишь очень богатый человек допускался к определенным таинствам, что резко поднимало его престиж. В Восточной Боливии, как было показано, активными исполнителями ритуалов в основном были люди из непосредственного окружения вождя и шамана.
Преобладающее влияние мужчин в общественной жизни племени поддерживалось страхом перед наказанием, которое ожидало нарушителей табу. Чисто религиозная сторона дела была здесь, несомненно, лишь формой, за которой скрывались определенные социальные отношения. Если запретов долго никто не нарушал, члены «тайных союзов» порой сами провоцировали непосвященных, чтобы иметь повод для расправы и тем самым запугать остальных. Войтех Фрич, рассказывая о племени чамакоко, упоминает, что, надев костюмы духов, мужчины иногда нападали в лесу на одинокую женщину. Подобные случаи бывали и у других племен. Один из них подробно описан в связи с индейцами кауабери, живущими на севере бразильского штата Амазонас близ границы с Венесуэлой.
(Идёт история об одном путешественнике, посетившем те края)
Из своего укрытия он видел почти все происходившее на площадке между домами. Сперва зазвучал «оркестр» из небольших бамбуковых флейт, и женщины сразу разбежались. Тогда появился старик, игравший на главном инструменте. Как и многие другие европейцы, слышавшие «голос дьявола», Бёльдеке утверждает, что звук флейты Уакти и в самом деле ни с чем не сравним и производит потрясающее впечатление, тем более среди ночи, при свете костров, в окружении разрисованных фантастическими узорами индейцев.
Когда, издав последнюю пронзительную ноту, старик понес священный инструмент назад в лес, женщины вернулись и начался танец. Он продолжался недолго. Послышались отчаянные вопли, и Бёльдеке увидел, как на площадке появился тот же старик, который с помощью двух молодых людей вел сопротивлявшуюся девушку. Было понятно, что, по мнению кауабери, она увидела священную флейту. Женщины снова скрылись, девушку затащили в хижину и там умертвили, а труп, по обычаю, сожгли. На следующий день ее кости растолкли в специально предназначенной для этого колоде, залили кашири и все мужчины пили этот напиток. Затем напряжение стало спадать, женщины оказались вместе с мужчинами, и праздник завершился всеобщим весельем.
Мужчины, и особенно старейшины, добивались таким путем подчинения от женщин племени, отлично сознававших, что следующей жертвой «флейты дьявола» скорее всего станет та из них, которая чем-то не угодит организаторам обряда.
Поразительно сходен у папуасов и амазонских индейцев набор священных музыкальных инструментов. Здесь и там он включал гуделку, гонг из полого ствола дерева, а также деревянные и бамбуковые флейты или трубы до нескольких метров длиной. Форма и назначение больших духовых инструментов, связанные с ними поверья и мифы в Америке и на Новой Гвинее на редкость похожи. У папуасов, например, флейты мыслились чудовищными птицами. Часто они составляли пары. Инструменты «кормили», втирая в них жир или кладя в отверстия кусочки свинины. Женщины ни при каких обстоятельствах не должны были видеть флейты. Их участие в соответствующих церемониях в лучшем случае заключалось в том, что, сидя в хижинах, они должны были высовывать наружу палочки с насаженными на конце кусочками мяса. Считалось, будто эту пищу поедают духи флейт. Очень похожие обряды описаны этнографами у многих южноамериканских племен.
Помимо Южной Америки и Меланезии, большие ритуальные трубы известны также в Центральной Африке. Хотя отдельные особенности данного культа знакомы живущим в Заире неграм, он характерен прежде всего для пигмеев, первобытных охотников великого леса Итури. В отличие от индейцев, папуасов и аборигенов Австралии, у пигмеев женщины занимают достаточно равноправное положение с мужчинами. Тем не менее присутствовать при обрядах с трубами им строго запрещено. Инструменты, как и сам ритуал, носят название молимо.
Африканские параллели делают излишними размышления о каких-то специфических меланезийско-индейских связях. В целом африканская мифология далека от южноамериканской. Остается предположить, что либо сходные черты в культуре обитателей разных континентов независимо развились уже после расселения по ойкумене, либо перед нами древнейшее общечеловеческое наследие, которое сохранилось везде, где до недавних пор оставались крупные массивы первобытных племен.
Следует учесть, насколько ответственно второе предположение. Оно фактически означает, что не позже 20–30 тысяч лет назад палеолитические охотники уже участвовали в обрядах типа молимо.
Аналогии в верованиях, мифах и ритуалах народов тропического пояса обращают на себя так много внимания потому, что древнейшая, первобытная культура на большей части территории Азии и Европы этнографам неизвестна. К XIX–XX векам от нее сохранились лишь пережитки, чрезвычайно трудные для интерпретации. Свидетельства археологии и исторических документов также отрывочны, односторонни. И тем не менее даже по тем остаткам, обрывкам древнейших ритуалов народов Евразии, которые доступны для изучения, можно заключить, что они имели много общего с обрядами современных индейцев или папуасов.
Подобно обитателям Меланезии и Южной Америки народы Евразии некогда отождествляли звуки духовых музыкальных инструментов с голосами богов и предков. В разных районах засвидетельствованы мифы об изобретении музыкальных инструментов мифологическими существами (например, у поволжских мари: черт придумал волынку, а бог — гусли). Инструменты звучали на праздниках, посвященных поминовению умерших или связанных с культом хозяина животных (русский Велес, греческий Пан). Греки не играли на свирели в полдень, так как полагали, будто в это время Пан спит. Якуты запрещали играть на музыкальных инструментах в дни, когда происходил приплод скота. Считалось, что на звук явятся лесные духи.
Не приходится удивляться и тому, что на долю женщин в первобытных индейских обществах, как правило, выпадает значительно больше тяжелой и неприятной работы, чем на долю мужчин. В частности, при переселениях и походах мужчина обычно несет лишь собственное оружие, тогда как его жена — весь остальной скарб весом в несколько десятков килограммов.
Первенствующее положение мужчин, равно как и их численное преобладание над женщинами, у большинства индейцев определили отношение обоих полов к «моде» на украшения. Хорошо известны роскошные головные уборы, браслеты и гирлянды из перьев, которые изготовляли коренные обитатели континента. Особенно непревзойденного мастерства достигли в этом искусстве индейцы тупи. Из рук древних ювелиров Панамы, Колумбии и Коста-Рики вышли золотые подвески и ожерелья, обладанием которыми гордятся крупнейшие музеи мира. Практически все эти украшения, как металлические, так и сделанные из перьев, когда-то носили мужчины — шаманы и воины. На изображениях древнеперуанской культуры мочика мужчины в роскошных нарядах резко контрастируют с женщинами, одетыми в рубашки-балахоны и почти лишенными украшений. При изготовлении сосудов в виде голов людей, гончары мочика добились удивительной точности в передаче индивидуальных особенностей человеческих лиц. Мужские лица отличаются одухотворенностью, благородством и властностью, изредка попадающиеся женщины — унылым равнодушием, свидетельствующим об отсутствии малейшего интереса художника к изображаемому объекту.
* * *
Послесловие:
Ко всему сказанному Юрием Евгеньевичем Берёзкиным выше можно добавить, что среди африканских народов культурные совпадения с папуасами, якутами, австралийцами и южно-американскими индейцами есть не только у маленьких пигмеев Конго, но и у других народов. В частности у знаменитых своим миролюбием и равенством хадза. В книге «INSIPIENS: абсурд как фундамент культуры» приводятся свидетельства того, что и у хадза практикуются мужские ритуалы, где мужчины противопоставляются женщинам.
«Дело в том, что во время тихоокеанских мужских ритуалов, ряженные в маски не только запугивают женщин и детей, но и нередко требуют от них выкуп в виде еды, которую якобы и должны поглотить явившиеся духи. Не глядя, женщины высовывают из окон своих хижин кусочки чего-нибудь съестного, мужчины их хватают и убегают. Помимо прочего, для тихоокеанского региона характерны мифы о том, как в древности женщины были главными - именно они владели ритуальными масками и священными флейтами (или же охотничьим оружием), но в ходе мужского восстания эта власть была отнята, как закрепилось и поныне. Такие мифы призваны объяснить существующее положение вещей, объяснить, почему сейчас мужчины главные. Но аналогичные мифы есть и у народов Африки (Иорданский, 1991, с. 88). В них точно так же рассказывается либо о том, что раньше женщины владели ритуальными масками, позволявшими им общаться с духами, либо же охотничьим оружием, а мужчины же были подчинены и занимались добыванием растительных плодов и другими бытовыми делами. Есть такой миф даже и у пресловутых эгалитарных хадза (Иорданский, 1982, с. 272). По мифам, мужчинам не нравилось господствующее положение женщин, и потому в один удобный момент они их непременно свергли.
У хадза есть ритуал (эпеме), о котором антропологи упоминают крайне редко: в строгой секретности мужчины поедают самые жирные куски добытого мяса, считающиеся священными (которые так же называются эпеме), – женщины на ритуал не допускаются под угрозой изнасилования и даже смерти (Power, Watts, 1997; Power, 2015; Woodburn, 1964). Как подчёркивают исследователи, обряд эпеме базируется на гендерной сегрегации (Skaanes, 2015).
Ну и конечно же, священное для хадза мясо эпеме, по их мифам, раньше также ели именно женщины, а не мужчины (Woodburn 1964, p. 298). И конечно же, мужчины запугивали женщин во время ритуала эпеме: с криками они врывались в лагерь, будто напуганные духом Эпеме, который следовал за ними по пятам (разумеется, это снова был ряженный в перья и тёмную ткань мужчина), женщины же должны были непременно прятаться в хижинах. При этом "дух Эпеме" выискивает в деревне какие-либо женские предметы и ломает их (p. 304; Power, 2015)».
Вот такие они, «эгалитарные» африканцы.
