Я расскажу вам одну историю. Она не отпускает меня до сих пор.
Мои знакомые – молодая пара – купили квартиру в четырнадцатиэтажном доме на стыке Добросельской и Егорова. Квартира продавалась с мебелью и некоторыми вещами прежнего жильца. Лет десять назад он пропал, и всё это время помещение пустовало, владельцы не могли найти ни арендаторов, ни покупателей. Место никому не нравилась, там было жутко неуютно.
– Эта квартира словно гнала от себя всех… – рассказывали соседи, когда я стал выяснять обстоятельства всей этой истории с бюро ритуальных услуг, чтобы написать какой-нибудь интересный очерк. – Нам и самим-то рядом с ней как-то не по себе. Пустует и пустует. А всё кажется, что там будто и есть кто-то…
Но моих знакомых квартира привлекла доступной ценой. На следующий же день после сделки они взялись разбирать старые вещи, большую часть хотели просто выкинуть. В комнате у окна стоял письменный стол (старый, советский – как из какой-то конторы), а на нём – чёрная печатная машинка. Неработающая. Клавиши не нажимались, чернильная лента засохла, механизмы не проворачивались. В общем – железо, мусор. Но когда её подняли, под ней обнаружилась тонкая пачка листов. Машинописный дневник прежнего жильца. В углу мелким почерком было указано никому не известное имя – «Вадим Корнилов».
Содержание этих записей встревожило всех.
Привожу без малейших изменений:
…………………………………………………………
1 ноября 1999 года
Я сжёг свой старый дневник. И на что я тогда только жаловался? Это была просто жизнь, а сейчас… сейчас я боюсь подойти к окну, боюсь включить свет, даже лишний раз не хожу по квартире, потому что полы в прихожей скрипят, и мне кажется, что с той стороны входной двери уже кто-то стоит и слушает, дома я или нет.
Теперь я понимаю, что творилось в душе у Кирилла Андреевича. Он так хотел рассказать о своей беде, хотел предупредить всех нас, но не мог. Даже не мог написать об этом прямо, поэтому зашифровал свою историю в художественном тексте.
Я до сих пор пытаюсь себя разбудить, прошу Бога, чтобы всё это оказалось ужаснейшим сном, но у меня не получается проснуться. Если это и сон, то я в нём заперт.
Я расскажу. Напечатаю. На мои руки Он не смог наслать немощь.
10-го мая 1999-го
Помню, возвращался домой со своей мерзкой работы. Я был «писарем» во Фрунзенском районном суде, рядом со знаменитым Владимирским централом. Готовил стенограммы с заседаний. Расшифровывал, оформлял. Печатал, печатал, печатал... Жалкая работа. Не этим хотел заниматься в жизни. Я закончил филфак нашего Владимирского пединститута, но работать по профессии не смог, у меня не получалось заинтересовать учеников, они были сложные, никого не уважали, и в какой-то момент я всё бросил и ушёл из школы. В суд устроился по знакомству, просто от безнадёжности. Курсы прошёл. Это была дыра, платили две тысячи в месяц, у них для меня даже нормальной печатной машинки не было, валялась сломанная, и я таскал свою. Как-то справлялся.
В тот день я устал больше обычного, машинка была тяжёлой, я нёс её то в одной руке, то в другой. Мог оставлять и на работе, но она досталась мне от деда, старого преподавателя литературы, и я боялся за её сохранность, в нашем городе украсть могли и из здания суда.
Судебное заседание продлилось часов восемь, разбирали дело группы убийц. Голова болела, ныли кисти рук. А с серого неба падали ледяные капли, весна была холодной, и на душе становилось всё хуже.
На остановке на фонарном столбе я заметил объявление. На промокшем тетрадном листе было написано, что некий Кирилл Андреевич ищет хорошего машинописца, способного очень быстро фиксировать читаемый автором текст, объём работы большой. Ниже был указан адрес.
Моей мизерной зарплаты ни на что не хватало, а это объявление было как будто прямо для меня. Я сорвал бумагу и пошёл домой.
11-го мая
После работы отправился по указанному адресу. Писатель жил недалеко от меня, в пятиэтажке на улице Юбилейной. Поднявшись на третий этаж, я позвонил в дверь. Ответа не последовало. Подумав, что Кирилла Андреевича нет дома, я собрался уйти, но вдруг послышался робкий голос:
– К-кто там?
– Я по объявлению.
Замок щёлкнул, дверь приоткрылась. В проёме показался невысокий седой мужчина, он боялся открывать дверь настежь. «Понятное дело, столько грабежей в городе…» – подумал я.
– Вы Кирилл Андреевич?
– Да, это я. Вы п-проходите, раз по объявлению, – впустил он меня, заметив у меня массивный чёрный футляр с машинкой.
В квартире писателя пахло погребом, землёй. Какая-то сырость стояла в воздухе, кругом пыль, мрак (дневной свет заслоняли тяжёлые шторы), лишь старая лампа освещала комнату, вдоль стен – стеллажи с книгами, причём даже с очень старыми. Кирилл Андреевич указал мне на диван, а сам сел за письменный стол, заваленный бумагами, и повернулся ко мне.
– Я-то уже думал, что никто не откликнется, – произнёс он. – Как вас зовут?
– Корнилов. То есть… Вадим. Просто на работе всегда все «Корнилов», «Корнилов»…
– А вы случайно не родственник профессора Корнилова, Алексея Алексеевича?
– Это мой дедушка.
– А ведь я его знал! – вдруг оживился писатель.
– Правда?
– Да, очень хорошо знал. Он меня многому научил. Мы даже вместе вели одно исследование.
– Какое?
– Да так… филология, рылись в старых текстах. Искали одну вещь. Это была наша мечта… Но потом Алексей Алексеевич умер, лет десять уже прошло ведь. А я продолжал искать… – тут он замолчал, не став договаривать.
– И нашли? – спросил я.
– Да, – кивнул он. – Нашёл. Совершенно неожиданно. При чём, здесь – в нашем городе.
Я хотел уточнить у него, о чём именно идёт речь, но он, почувствовав это, перешёл к другому:
– Вижу, у вас с собой печатная м-машинка…
– Да. Это мой рабочий инструмент.
– А кем вы работаете?
– По должности - стенографистом. В районном суде. Но сам я пока не стенографирую, я оформляю стенограммы, расшифровываю. Но печатаю я быстро. Все заседания работаю, у нас распорядились стенограммы готовить сразу. Приносят, я делаю. Может, поставят стенографистом. Там машинка другая, стенографическая.
– А разве там ещё не используют компьютеры?
– Да какие там компьютеры… Им до печатных машинок-то далеко, – попытался я пошутить, но писателю было не смешно, да и мне, никогда не умел быть весёлым.
– Понятно, – сказал он помолчав. – Очень хорошо, что у вас есть опыт этой работы. Вы мне подходите.
– А что конкретно вы будете зачитывать?
– Роман. Я написал его от руки, а в издательстве требуют м-машинописный текст.
– И сколько вы мне… Ну вы понимаете.
– Деньги? Я вам заплачу. Сколько вы хотите?
– А объём работы насколько большой?
– За неделю управимся, если работать помногу, или за две, точно не знаю…
– Ну полторы тысячи рублей, наверное. А лучше бы две.
– Я заплачу вам десять. По рукам?
Я согласился. Десять тысяч всего за неделю – обычно это мой заработок за пять месяцев. Мы условились, что я буду приходить к нему каждый день после работы. Он даже дал мне три тысячи рублей авансом. Было видно, что я со своей машинкой очень ему нужен.
с 12-го по 15-е мая
Я приходил к нему каждый вечер. Он написал жуткий исторический роман о каком-то искусном механике, алхимиках, необыкновенных гробах, безумных инквизиторах и бесчеловечных пытках в подземельях замков… Я печатал быстро, по-привычке. Не концентрировался ни на смыслах, ни на сюжете.
Иногда писатель останавливался и долго смотрел в одну точку. Это могло продолжаться двадцать, а то и тридцать минут. При этом он молчал и совершенно не реагировал на мои просьбы продолжить диктовать. Бывало, Кирилл Андреевич начинал плакать, просто ни с того ни с сего. Я пытался заговорить с ним, понять, в чём дело, успокоить, но он отказывался объяснять что-либо. Потом утирал слёзы и продолжал читать.
Но больше всего меня поражала его странная помешанность на темноте. Мои глаза так уставали, что даже чёрные буквы на белом листе превращались в дрожащие жирные пятна. Однажды я не выдержал и подошёл к окну, чтобы раздвинуть шторы, но писатель ужаснулся и, подбежав, остановил меня, прямо оттолкнул. Но тут же извинился и стал объяснять, что не выносит ни расшторенных окон, ни открытых дверей и вообще уже очень давно не был на улице.
– Как же вы объявления расклеили? – спросил я.
– Это не я сам, это соседка по моей просьбе.
16-го мая
Воскресенье, выходной. Я пришёл к писателю в полдень, позвонил в дверь и ждал, когда он откроет. Но Кирилл Андреевич не открывал. Я позвонил ещё раз, и ещё. Писатель к двери не подходил. Это было странно, я подождал немного и пошёл вниз по лестнице. Но тут щёлкнул дверной замок, я обернулся и увидел старушку, выходящую из соседней квартиры.
– Миленькай, ты к Кирилл Андреечу?
– Да, а где он?
– А нет его больше. Он умер.
– Как так умер? Когда?
– Утром сегодня.
Я не мог поверить, мы же только вчера с ним разговаривали…
– Вот, возьми, – старушка протянула мне деньги.
– Что это?
– Твои семь тысяч.
Потом она рассказала, как Кирилл Андреевич рано утром постучал ей в стену, как пришла к нему, он попросил забрать бумаги со стола и унести их к себе, спрятать, а ещё взять из шкафа деньги и передать мне, когда я приду... А я всё слушал, слушал, глядя на эти семь тысяч, и мне было бесконечно жалко старого писателя. Я к нему уже немножко привязался.
– А ведь он полгода назад мать схоронил, – сказала старушка. – А теперь и сам... вслед за ней… а было-то ему всего пятьдесят пять лет. Миленькай, ты бы к нему на похороны пришёл, всё-таки знал его.
– Конечно.
– А то кроме нас-то и некому.
– А кто же его хоронить будет, если никого нет?
– Так он ведь с тем бюро, которое мать его хоронило, договор заключил, ну вроде на всякий случай, ведь как чувствовал… Вот они и будут. Они и тело его забрали сегодня. Откуда узнали, ума не приложу. Позвонить он им что ли успел... У них там главный есть, высокий такой, в чёрном костюме. Сказал, что похороны 18-го на Князь-Владимирском кладбище, в десять часов. Я и не знала, что там ещё хоронят, а то ведь всех на Улыбышево возят. Ну значит на Князь-Владимирское придём.
18-го мая
Отпросившись с работы, я приехал на Князь-Владимирское кладбище. Место погребения нашёл не сразу, прошёлся по тихой дорожке среди кривых оград и старых надгробных камней и заметил старушку, соседку писателя. Она стояла в глубине кладбищенского леса у свежевырытой могилы и ждала. Я подошёл и поздоровался.
Через несколько минут появилась процессия. Четыре тощих сутулых могильщика несли массивный чёрный гроб. А позади них шёл Высокий в чёрном костюме.
– Боюсь я за душу Кирилла Андреевича, Псалтирь над ним никто не читал, – сказала старушка, наблюдая за приближающимся гробом.
Могильщики поставили его на заготовленные опоры и сняли крышку. Писатель лежал как живой, и застывшее лицо его казалось каким-то беспокойным.
Старушка, утерев слезы, достала из сумочки иконку, положила её на грудь покойного и поцеловала его в лоб. Потом накрыла Кирилла Андреевича саваном и со словами «Господня земля и исполнение ея, вселенная и вси живущие на ней…» крестообразно посыпала тело землёй.
Могильщики накрыли гроб крышкой и закрепили её с помощью каких-то специальных рычагов, расположенных в углах. Подошёл Высокий и вставил в незаметную скважину в торце гроба ключ и повернул его несколько раз, будто что-то завёл, а когда вынул, послышалось тиканье, заработали какие-то механизмы. Мы с соседкой удивлённо переглянулись, она пожала плечами с видом «ну значит так надо». Могильщики опустили гроб в яму и быстро закопали.
После похорон я попросил старушку отдать мне бумаги писателя. Решил завершить машинопись романа, размножить его и разослать по издательствам.
В магазине возле дома купил бутылку водки (хоть и не пью вовсе), посчитал, что Кирилла Андреевича нужно помянуть. Немножко выпил и тут же захмелел. Несколько часов просто сидел и думал. Бутылка медленно пустела. А к ночи потянуло взяться за роман, но начав работать, почти сразу уснул, прямо за машинкой.
19-го мая
Утро было тяжёлым. И дело не в похмелье. Мне синились кошмары. Будто я стою ночью на кладбище у могилы писателя, а рядом с ней на земле лежит он сам, смотрит на меня с болью и ужасом и что-то мне кричит... Но слов я не слышу, только вижу широко открытый страшный чёрный рот, будто с битумом вокруг и внутри.
Проморгавшись, я встал из-за стола и увидел на вставленном в печатную машинку листе какой-то странный текст:
«Вытащи меня!! Я прошу тебя!..
Помоги мне!!
Помоги!!!!!
Я взаперти!!!!!
Вадим, я прошу тебя!!…
Я не умер! …
Я взаперти!!…»
Я тут же вспомнил, что именно это и кричал мне писатель во сне.
Не понимал, как мне удалось зафиксировать эти слова, я же спал. Подумалось, что это просто что-то рефлекторное, выработанное за время работы в суде. А кошмары – из-за водки и всех этих впечатлений прошлого дня. А может и не во сне это напечатано было, а в каком-то пьяном бреду, которого просто не помню.
20-го мая
Работы 19-го навалилось страшно, а голова всё ныла и ныла. Вернувшись домой, рухнул в постель и сразу уснул. И снова увидел тот сон, но он был ещё хуже, писатель тянул ко мне окоченевшие чёрные руки, скалился от злобы и что-то выкрикивал, но я опять ничего не слышал.
21-го мая
Проснулся в четыре утра, не мог спать, снова кошмары, и такие, что когда глаза открыл, казалось, над кроватью пять теней нависли. Я их тут же узнал – это были те четверо могильщиков и Высокий в чёрном костюме. Я даже закричал и вскочил с постели, но в комнате никого не было.
А когда снова наступила ночь, я намеренно не ложился. Следующий день был выходной, и я решил не спать, боялся. Всё ходил по комнате и думал, думал. Я не понимал, почему писатель меня преследует. Часам к трём глаза стали слипаться. Я решил, что нужно снова уснуть за машинкой и, может быть, утром найти ответы, на листе бумаги.
22-го мая
Меня снова перенесло на ночное кладбище. Но теперь рядом с могилой лежал не писатель, а я. А Кирилл Андреевич стоял и смотрел на меня, и с таким холодом во взгляде, словно я заслужил всё то, что со мной происходит, но я не понимал что, только чувствовал тяжёлый страх – как глыбу на груди. Писатель пытался мне что-то объяснить, а я смотрел на его шевелящиеся губы и ничего не слышал, только пальцы моих рук непрерывно били по твёрдой земле, как по клавишам машинки.
Проснувшись, я увидел текст:
«Я не умер!!!!
Ты помнишь мой роман??...
Это был я!!…
Это я купил гроб у него!.. у него!!..
Он хитёр… Он опасен… У него изощрённые пытки…
Ему не нужно раскалённое железо,
он любит наблюдать отчаяние…
И он мстит всему миру за свою ошибку…
Мне так тесно… невыносимо …
Бюро...
Найди бюро ритуальных услуг!!..»
Никогда в жизни я не сталкивался ни с чем сверхъестественным. Напечатанное действительно напоминало сюжет романа Кирилла Андреевича, только сильно упрощённый.
«Найди бюро…». И я отправился. Но даже не знал, что я буду делать, когда найду.
Обошёл весь город. Искал наобум и нигде не мог встретить Высокого в чёрном костюме. Но в одном месте мне помогли. Внизу деревянной лестницы, ведущей с крутого холма Рождественского собора к улице Урицкого, есть мастерская по изготовлению памятников. Я разговорился там с одним из рабочих, красивших новые могильные ограды. Он рассказал мне, что недавно какие-то странные люди открыли похоронное бюро прямо на Сунгирском пустыре за городом.
– Домик какой-то кривой там поставили, работают. Скорее всего, себе в убыток. Кто к ним туда особо приходить-то будет?.. Чудаки какие-то.
Приехав туда, я прошёл от автобусной остановки к обширному гаражному кооперативу, за ним и начинался Сунгирь. На трубах теплосети сидели двое бездомных. Я спросил их в какой стороне искать бюро. Они показали. И на пустыре около развалин старого мусоросжигательного завода я увидел ветхое здание, выстроенное будто из хлама, валявшегося там повсюду. Над входом вывеска – «Бюро ритуальных услуг».
Толкнул дверь и осторожно вошёл. Внутри было грязно – на полу засохшие комья земли, паутина в углах, дохлые мухи на подоконнике. Вдоль стен гробы и венки, и мне показалось, что все они бывшего употребления.
И вдруг со мной кто-то заговорил:
(Я не помню наш диалог в точности, но постараюсь передать)
– Наше бюро готово взять на себя все заботы по организации похорон, мы поможем облегчить боль утраты и достойно проводить вашего близкого в последний путь.
Я обернулся и увидел человека, выходящего из служебного помещения. Это был Высокий в чёрном костюме. Его вид меня совсем не испугал. Я не очень-то рассмотрел его на похоронах Кирилла Андреевича, но теперь видел, что это молодой человек, может быть, не старше меня, со спокойным и даже красивым лицом, хоть и бледным, как у чахоточного.
– Чем могу помочь? – спросил он.
– Я… искал вас.
– Зачем?
Нужно было что-то отвечать.
– У меня родственник… умер. Дед.
Высокий смотрел на меня с недоверием.
– Я помню вас, – сказал он, – вы были на похоронах того писателя.
– Да. В общем… снова нужны похороны.
– И похороны будут. Я всё организую, вам нужно будет только приобрести необходимые вещи.
– Понятно… – я сам себе казался умалишённым.
– Гроб. Цветы. У многих символичное значение. Красные розы – мученичество, лилии и белые розы – душевная чистота, ветви плюща, сосны и ели – непрекращающаяся жизнь и вечная любовь к усопшему. А верба – воскрешение.
Мне хотелось уйти, просто тянуло к двери. Но я остался. И решил говорить прямо.
– Послушайте, вам может показаться, что я нездоров. Скорее всего, так и есть, и, наверное, я зря отнимаю у вас время. Я здесь не из-за похорон, мой дед умер десять лет назад. Я пришёл, потому что у меня есть вопросы.
Хозяин бюро внимательно слушал.
– Меня мучают кошмары. Каждую ночь. Я вижу Кирилла Андреевича, и он постоянно говорит о вас и о вашем бюро. Почему?
Высокий промолчал, при этом как-то странно повёл уголком рта, будто хотел улыбнуться.
Дверь в бюро вдруг захлопнулась сама по себе. В зале стало темно, будто за окном наступила ночь. Но я ясно видел белое лицо собеседника.
– Не бойтесь, – сказал он. – О серьёзном лучше при закрытых дверях.
– А какие могут быть секреты у бюро ритуальных услуг?..
– Очень старые, – посмотрел он на меня особенно пристально, – Вадим, – (не помню, чтобы я назвал ему своё имя), – не пытался ли Кирилл Андреевич вам что-то объяснить про это место?
– Пока был жив – нет.
Высокому этот ответ понравился. А мне стало жутко.
– Нас с Кириллом Андреевичем связывает договор. А вы, я вижу, в этой истории человек случайный.
Я молчал.
– Скажите, вы верите в вечную жизнь? – последовал вопрос.
– После смерти? Рай, ад?..
– Нет, в вечную жизнь здесь.
– Не знаю…
– А согласились бы?
– На что? – не понимал, к чему весь этот странный разговор.
– На бессмертие.
– Как и все, наверное.
– А если вечность окажется проклятием? Вдруг мир изменится, а ваша жизнь – нет? Вы узнаете его вдоль и поперёк, постигнете всё из доступного человеку, и окажется, что дальше только непробиваемые стены, а за ними толща земли. Мир станет тесным, как узкий ящик, а вы будете лежать внутри, колотить в крышку, кричать, но никто вас не услышит…
Я был уверен, что имею дело с опасным сумасшедшим. Сначала он запугал Кирилла Андреевича, сотворил с ним э т о, а теперь, похоже, взялся за меня. Может быть, он пробирается по ночам ко мне в квартиру, нашёптывает ужасы и подделывает все эти тексты-послания.
– Много лет назад один искусный мастер передал мне секрет изготовления гробов, способных вдохнуть жизнь в мёртвое тело – и человек уже не умрёт никогда. Я предлагаю вам заключить договор на смерть, воскрешение и последующую вечную жизнь.
Помню, у меня дыхание перехватило, я даже закашлял.
– Согласны? – спросил он.
– Вы это серьёзно?..
– Абсолютно.
Он достал из пиджака бумагу с рукописным текстом.
Нужно было как-то выбираться из этого бюро ритуальных услуг. Пришлось двигаться по «сюжету», замасленному этим больным.
– Если я получаю вечную жизнь, то что получаете вы?
– Пополняю сокровищницу добрых дел.
– И что, я умру, вы меня в гроб, а потом я просто проснусь и… и…?
– …и делайте, что хотите.
– И почему же тот мастер передал секрет именно вам?
– Он его обменял.
– На что?
– На свободу.
Я замолчал. Всё это было уже как-то слишком странно.
– Подписываем?
Я уже представлял, как буду рассказывать весь этот бред в милиции.
– Да, – согласился, лишь бы поскорей убраться оттуда.
– Хорошо, – улыбнулся хозяин бюро.
И в то же мгновение меня перенесло в тёмный, узкий коридор, Высокий вёл меня за собой, указывая на металлическую дверь впереди, и что-то бормотал, какую-то молитву. Меня охватил страх, и чем больше я боялся, тем дальше углублялся в Бюро ритуальных услуг. Ноги шли сами собой. И вот я внутри какой-то кельи – низкий потолок, соломенное ложе, железное распятие, свеча... только стены были не каменные, а из того же, из чего всё бюро – из гнилых досок, ржавых металлических щитов, грязного пластика, решёток. Хозяин показал мне в углу маленький чёрный сейф, в нём лежала целая кипа бумаг, подписанных в разные времена.
– Ваша очередь, – протянул мне ручку.
Я стал мешкать.
– Мне нужно подумать, – произнёс, – просто я ещё не готов… всё как-то слишком быстро…
Я уже думал броситься бежать, но в келью вошли четверо могильщиков. У одного в руке был мешок, у других – острые лопаты…
И я подписал.
Меня вывели из бюро. Я обернулся к двери, Высокий стоял в тени помещения и смотрел на меня.
– Как скоро я умру?..
Он промолчал. И я знал, что всё было по-настоящему. Меня что-то сковало, когда я поставил подпись. Будто мой гроб уже заколотили, и комья земли падают на крышку.
23-го мая
Я вернулся к бюро глубокой ночью. В моих руках была канистра бензина и топор за поясом. Сам не знал, на что надеялся. Заглянул в окна, все пятеро были в здании, я видел их тени. Облил стены горючим и чиркнул спичкой. Здание загорелось быстро, как стог сена. Я стоял напротив двери, держал топор и ждал, когда твари начнут выскакивать на улицу, но никто не появился. Только вопли доносились сквозь треск пожара.
Бюро стояло вдали от жилых домов и от дороги, и я знал, что пожарные появятся не скоро, если появятся вообще. Через час внезапно грянул ливень и потушил догорающие стены, и я полез за сейфом.
Было раннее утро, когда я дотащил металлический чёрный куб до дома. Поставил его на пол и рухнул спать. В этот раз мне ничего не приснилось.
с 24-го по 26-е мая
Три дня я открывал сейф и только к вечеру двадцать шестого мая мне это удалось. Внутри были сотни договоров, они принадлежали людям из разных городов, стран и веков. Самые старые были на латыни и датированы XV веком. Я нашёл и договор писателя, он был белее других (уже пожелтевших). Но свой договор – не нашёл. Я ещё раз перерыл бумаги, но его среди них просто не было…
Они почему-то не положили его в сейф. Я убедил себя, что мой договор сгорел вместе с Высоким в чёрном костюме, в кармане его пиджака.
Я сжёг всё, что было в сейфе, а пепел высыпал в окно. И ночью мне приснился сон. Я стоял на зелёном холме посреди бескрайнего светлого поля и смотрел вдаль: какие-то люди шли за клонящимся к горизонту солнцем. Был среди них и Кирилл Андреевич. Он остановился, посмотрел в мою сторону и тут же оказался рядом. «Спасибо» – произнёс он. Я был так рад его видеть. Но постепенно в его лице стало что-то меняться, оно будто потемнело, стало хмурым, и писатель протянул мне скомканную бумагу. Я развернул. Это был мой несгоревший договор. В то же мгновение меня перенесло на Князь-Владимирское кладбище, я лежал на дне могилы, а наверху стоял Высокий в чёрном костюме и бросал мне ветви вербы.
27-го мая
Я бродил по улице и думал о своём сне, отказывался верить, что мой договор уцелел. Мне это казалось невозможным. Дойдя до парка Добросельский, я встретил знакомого.
– Что с тобой? – спросил он. Вид у меня был, наверное, ужасный.
Я не надеялся, что этот человек мне поверит, но решил рассказать ему обо всём, пусть даже он и решит, что я сумасшедший.
Но рассказать не смог.
Каждый раз, когда я открывал рот, мой язык немел и не мог связать ни одного слова о Бюро ритуальных услуг.
Так я понял, что договор был цел и действовал.
1 ноября
Каждый час, минуту я жду смерти. Она наступит. Несколько раз я возвращался на пепелище, но не смог отыскать договора. Думал, хотя бы краешек отыщется, сожгу его и спасусь. Но всё в пустую. Какой-то бомж подумал, что я ищу, чем бы поживиться: деньги, драгоценности, цветмет…
– Да уж здесь всё облазено давно!.. – крикнул он мне.
Потом рассказал, что был на пепелище в первое же утро после пожара и видел, как увезли обугленные останки пятерых человек. Милиция нашла канистру из-под бензина, возбудили дело.
…
Я понимаю, что обугленные останки не положат меня в гроб, не закопают в землю, и я не очнусь в могиле, это будет просто смерть, но меня всё равно колотит от тревоги.
Роман Кирилла Андреевича я размножил и разослал по издательствам, но пока никто не ответил. Наверное, не заинтересовало. Написан он сложновато. Пусть лежит, главное, что он есть. Теперь будет и мой рассказ.
* * * * * *
Я так и не смог выяснить – правду написал Вадим Корнилов в своём дневнике или это просто художественный вымысел. Но когда я прошёлся с расспросами по жильцам той четырнадцатиэтажки, многое подтвердилось. Вадим жил один, родители у него были где-то далеко, квартиру он снимал у знакомых за какие-то символичные деньги. Какое-то время парень учился в институте, потом таскался куда-то с печатной машинкой, был молчалив, неприветлив и в какой-то момент просто пропал. Был у него и дед, профессор Корнилов. Жил в городе и Кирилл Андреевич, член Союза писателей России. Следов пепелища у старого мусоросжигательного завода я не нашёл. Ошивающиеся там бомжи ничего не помнят, ничего не знают. Но интересно то, что возле квартиры Вадима сосед как-то раз заметил подозрительных людей, одетых во всё чёрное. Их было пятеро, и от них пахло костром.
КОНЕЦ
2009 г.
